Обворожительна. Мертва - Никольская Ева (мир бесплатных книг .txt, .fb2) 📗
Если верить истории, колонисты с Большой Земли прибыли на острова пять веков назад и тут же принялись обустраиваться, активно осваивая новые территории. Но ситуация, сложившаяся за сотню лет в новоиспеченных графствах, была плачевной. Механизмы старого образца коптили воздух и загрязняли почву, потихоньку уничтожая обладавшую уникальными целебными свойствами природу. Местные жители, поначалу принявшие переселенцев с распростертыми объятиями и охотно согласившиеся стать гражданами единого государства, стали протестовать против развития «убивающих жизнь технологий» и были прилюдно казнены на городских площадях за предательство и бунт.
Не все, конечно, а только их лидеры, но и этого хватило, чтобы начались массовые людские волнения. А за ними взбунтовалась и сама природа. По слухам, дошедшим до нас благодаря книгам и старым фотоснимкам, Гримвуд был единственным лесом, который взбесился и начал «пожирать» человеческое поселение. Побеги появлялись из земли прямо на глазах перепуганных горожан и взмывали ввысь огромными деревьями, они рушили фабрики и жилые дома, прорастали корнями в стены и фундаменты, уничтожали губительную для леса технику, возвращая участок за участком некогда отданную людям территорию.
В лесах на других островах тоже было отмечено некоторое движение, но только наше растительное «чудовище» перешло от угроз к действиям. И именно благодаря этому показательному выступлению Гримвуда все изменилось.
Мастера то ли из страха перед могущественной флорой, то ли из вызванного им же уважения начали лучше работать над своими изобретениями. Банкиры, аристократия и торговцы по настоянию усвоившего урок правительства, в состав которого включили и кое-кого из местных, вкладывали деньги в новые технологии и разработку экологически чистых видов топлива. И вот спустя четыре плодотворных века после той «зеленой войны», как прозвали ее историки, Дарилия стала не просто маленькой колонией Большой Земли, а центром прогресса, законодательницей моды и страной, быть гражданином которой – огромная честь.
Погруженная в собственные мысли, я шагала, шаркая ботинками на толстой подошве, по узкой дорожке, на которой с трудом могли разойтись два человека, и невольно любовалась своим родным городом сквозь стекла солнцезащитных очков, стилизованных под пилотные.
Гримуршир был, как всегда, великолепен. Он умудрялся сочетать в себе разные архитектурные стили, обилие воспетой в декоре механики и буйство живой природы, но при этом оставался удивительно цельным. Мой взгляд скользил по пышным клумбам, раскрашенным бутонами июньских цветов, по каменным бортикам одинокого фонтана, поросшего розовыми кустами, по расположенной за деревьями проезжей части с зеленой разметкой, над которой медленно плыл громоздкий трамвай на магнитной подушке.
А рядом, громыхая большими колесами и позвякивая цепями на шатких дверцах, катился старенький двухместный кабриолет с пожилой парой внутри. Тут же сновали новомодные автомобили ярких цветов и плавных очертаний без латунных нашлепок на корпусах, за ними ехали угловатые железные «монстры», к созерцанию которых я привыкла с детства. Мимо на украшенных чеканкой байках промчалась группа молодых ребят в кожаном одеянии с прикрытыми платками лицами и очками, похожими на мои.
Гримуршир наполнял улицы ароматом свежей выпечки, доносящимся из многочисленных булочных и кондитерских, к нему примешивались цветочные ноты и характерный запах уличной пыли. Город тянулся к чистому голубому небу высокими каменными башнями с остроконечными шпилями, купавшимися в белых облаках, и в то же время расползался во все стороны сеткой разномастных кварталов и улиц.
Если смотреть с дирижабля, он напоминал поле для игры в «крестики-нолики» – четыре пересекающихся канала разрезали Гримуршир на неравноценные клетки. В центральной размещался парк развлечений с возведенными по периметру клубами, гостиницами, музеями и ресторанами. Оттуда вдоль воды тянулись узкие аллеи-набережные, обрамленные деревьями и скамьями.
К северу простиралась зажатая между каналами территория торговцев с рыночными площадями и крытым центром, в котором можно было закупиться в любое время дня и ночи, и с банкоматами, где обналичивали распространенные в Дарилии жетоны. К югу шли мастерские изобретателей, портных, ремесленников, художников и прочих творческих личностей. А на запад и восток устремлялись стройные ряды особняков знаменитостей, финансовых воротил и тех, кто мог себе позволить содержать такую дорогостоящую собственность.
Там стоял и двухэтажный дом наших с Элайзой родителей, занимавших в свое время почетное место среди городской элиты. Моя же личная квартира, подаренная папой на первое совершеннолетие, находилась в одном из смешанных спальных районов, выглядевших как большие квадраты, одной из сторон уходящие в лес, где предпочитали селиться мистики.
От жилья до мастерской, которую я открыла на родительские деньги, была пара минут ходьбы через мост, поэтому менять место жительства, когда салон начал приносить доход, смысла не имело. Да и зачем, если двери просторного родительского особняка, где жили Элла и Грэйс, никогда для меня не закрывались. И все же моя свободолюбивая натура предпочитала пусть небольшое, но сугубо личное пространство.
Заблудиться в Гримуршире было сложно – попробуй перепутай северо-западную часть с юго-восточной. Улицы и вовсе не отличались разнообразием – карта пестрела обозначениями С.З.8 или Ю.З.А, где последняя буква или цифра, собственно, и являлась названием. Простой, понятный, красивый… любимый город! И невероятно уютный после жизни в шумной столице, где нет и намека на древние леса. Размышляя об этом, я случайно задела плечом прохожего. Не поворачивая головы, буркнула «извините» да так и застыла, услышав до боли знакомый голос, ответивший:
– Ничего страшного, мисс.
Мужчина шел в направлении городской лечебницы, помахивая лакированным саквояжем и зонтом-тростью, а я стояла посреди аллеи, не замечая недовольных взглядов людей, которым приходилось меня огибать, и неверяще смотрела вслед одетому в дорогой костюм мистеру Крофту… с идеально уложенными (и главное, сухими!) рыжими волосами.
Бред!
Я могла поклясться, что патологоанатом после нашего расставания вернулся в морг, а значит, он никак не мог шагать по улице, да еще и в таком прилизанно-парадном виде! Тогда с кем же я только что столкнулась? С братом-близнецом безумного рыжика?
Если число психов в моем окружении начнет так стремительно расти, я точно закончу свой жизненный путь в желтом доме. Причем под именем Марибет, потому что Кайли, как подтвердила медсестра за стойкой, уже мертва.
ГЛАВА 4
Рэймонд Олди все больше злился, бросая убийственные взгляды на патологоанатома, умудрившегося потерять труп. Хотя истинная причина глухой ярости инспектора крылась совсем в другом. Если бы он утром прислушался к словам Кайли – пусть не поверил, но хотя бы предложил ей помощь, отвез в лечебницу, черт побери… если бы он думал тогда о женщине, чей вид говорил о ее неприятностях лучше любых слов, а не мечтал о вожделенном конце смены, мисс О’Коннелл сейчас могла бы быть жива.
Мистер Крофт нес какой-то бред о выигранном в лотерею пакете услуг в лучшем оздоровительном салоне Гримуршира и о том, что он якобы махнулся дежурством с приятелем, который и должен был подменить его сегодня днем. Но персонал подтверждал, что в морге во время таинственного исчезновения тела Кайли находился именно этот судмедэксперт.
Его коллега из ночной смены, разбуженный звонком, заявил, что впервые слышит о такой договоренности, да и сам Олди, общавшийся с рыжим сказочником ранним утром, мог поклясться, что видел именно его, поэтому попытки завравшегося доктора продвинуть теорию о мистическом двойнике и своем железобетонном алиби воспринимал в штыки.
Рэй прекрасно помнил, что застал Крофта в гордом одиночестве, так как ассистент его приболел, а санитару срочно пришлось отлучиться по семейным обстоятельствам, и тогда не придал этому никакого значения. Сейчас же осознал – все было неспроста. Похищение покойницы кто-то спланировал и лихо провернул, чтобы скрыть истинную причину ее смерти. А может, и из желания не допустить к состоянию преуспевающей деловой женщины родственников, ведь по закону, если человек считается без вести пропавшим, наследники вступают в права лишь через семь лет.
