Сказки Бернамского леса (СИ) - Ершова Алёна (книга регистрации TXT, FB2) 📗
— Калдер! — Ведьма схватила келпи за рукав. — Я согласна. Согласна отдать себя в жертву лох-Каледвулх и стать кеаской.
Келпи покачал головой.
— Милая, ты, видно, плохо меня слушала. Кеасками становятся молодые, крепкие женщины, а не столетние старухи. — Он легко просочился сквозь ее пальцы и ушел не оглядываясь.
А наутро жена хозяина трактира, не дозвавшись постоялицу, открыла дверь в ее покои и обнаружила несчастную утонувшей в кадке для умывания.
[1] Келпи — водный дух (именно стоячей воды), способный принимать любой облик, здесь келпи еще и хранители водоемов.
[2] Фелид — в средневековой ирландской культуре, хранители сакральной и исторической традиции; в сагах изображаются как провидцы, приобщенные к магическому знанию. Здесь магические хранители и исполнители законов.
3. Ниткой алой заштопай закат
I. Три ведьмы
У западной окраины Бернамского леса раскинулось вересковое поле. Майский ветер, очнувшись от зимних холодов, кружился веселым баловнем, ласкал незримыми пальцами верхушки кустов. Белыми волнами перекатывались цветы. Набегали на огромный жертвенный камень и в страхе отступали. За камнем горел беспокойный костер. Плевался оранжевыми искрами, ворчал, пожирая сухую древесину. По плоскому боку алтаря плясали тени, показывая одним им понятное представление. Вдалеке рвала небо на части, первая в этом году, гроза. Пока сухая.
Рядом с костром сидела Мэгги Маграт — сильнейшая из спакон Альбы, и подкидывала, ненасытному огню, сосновые шишки. Те плавились, исходили смолой, отгоняя своим горьким ароматом, всякого у кого хватило бы смелости и недостало ума явиться на ведьмино сборище. Мэгги ждала своих подруг по ремеслу, хотя «ждала» это не самое верное определение. Она точно знала, что Элеонора Бревис шагает сюда, бодро перепрыгивая через канавы, а вот Энн Пуст только что от души хлопнула дверью оранжевого «Жука» и недовольно уставилась на перепачканные грязью носки туфель. Сейчас она закинет их в багажник и пошлепает к месту встречи босиком.
— К чему такая спешка, сестра? Трех недель не прошло, как в Холмах на празднике Лавады виделись. — Нора присела. Достала пригоршню трав и бросила в костер. Огонь причудливо изогнулся, лизнул ее руки и вновь принялся обгладывать сучковатые коряги. Ни тебе искр, ни приветливого ворчанья. Все, как всегда. Ведьма вздохнула. Двадцать лет в круге трех, а огонь все не жалует.
Всеведающая устало потерла лицо.
— Младшая не справилась.
— Не смогла? — Ладони у Норы вмиг вспотели, а губы напротив высохли.
— Или не захотела, — пробурчала Мэгг, и уже громче добавила: — Ветер в спину, сестра!
— Какого драного фомора, ты насильно призвала меня в круг⁈ — Энн взбешенной фурией вылетела из темноты. Появилась на освещенной охристыми бликами поляне, и тени, что кидал огонь на землю, бросились врассыпную. Огонь взметнулся ввысь, приветствуя свою любимицу. — У меня налоговый отчет на носу!
Энн почувствовала, как трещат запоры. Вскинула руку к пламени, высвобождая накопившуюся за день тьму. Огонь сжигал ее без остатка, превращал в свет и тепло. Переваривал черный людской гнев, неосторожно брошенные проклятья, завистливые взгляды и липкое уныние. Нора с ужасом осознала, что этой тьмы хватило, что бы заразить чумой небольшую деревушку или сотворить град и побить пшеницу во всей округе или…
— Твоя сила растет, — выдала очевидное Мэгг.
Энн устало опустилась на свое место.
— Да.
— Это значит, что магия туатов пытается вырваться. Ты не нашла способ совладать с ней. Твое тело не выдерживает, — спакона даже не попыталась сделать интонацию вопросительной.
— Знаю.
— Тьма тебя раздери, Энн! — Взметнулась Элеонора, — Ты понимаешь, что угробишь себя и тех несчастных, что будут рядом⁈
— Нора, следи за тем, что ты говоришь! — строго одернула ведьму Мэгг. — Ты, конечно, зельевар, а не сейдкона, но даже у слабейших из нас слова имеют силу! Энн, твой отец четко дал понять, что тебе нужно пройти обряд, вспомнить свое истинное имя и переродиться туатой. Без этого человеческое тело не выдержит. Тех крох сидской крови, что есть в нем, не хватит. Твой отец может помочь. Он помнит одно из имен и назовет его в день Лита. Желаешь ты этого или нет.
— Мой отец, — Энн выплюнула слова, словно они горчили, — сын Дагды, царский врачеватель, спаситель Ирина — лжец, завистник и убийца. Конечно, он знает мои имена и выберет наиболее удобное из них, чтобы притянуть навсегда к Холмам, запереть в бессмертном Сиде, окружить своей безумной любовью. Но я лучше удавлюсь, чем позволю ему обрести надомной власть. Я сама разгадаю свои имена, получу свободу и не произнесу более ни одно из них.
— Сама ты еще сто лет будешь искать ответы. Не хочешь спрашивать у отца — попроси помощи у Лавады. Он хитер и найдет способ вызнать хотя бы одно имя. Только не сиди сложа руки! — не сдавалась спакона.
— Я запретила племяннику лезть с этим вопросом к отцу. Не хочу, что б из-за меня он ему был обязан! — рявкнула Энн, теряя последние крохи самообладания. — Я ищу! В книгах, песнях, легендах. По частным библиотекам, музеям, коллекциям. Но ничего. Мое имя даже в сказках не сохранилось.
— Может, ее связать и отнести подменыша обратно в Сид, пусть сами разбираются! — выпалила в сердцах Нора.
Энн подпрыгнула как ужаленная, потянулась к огню, призывая светящуюся плеть.
— Попробуй Элеонора, — предостерегающе прошипела она.
Зельевар отпрянула. Поняла, что переступила черту и ей не совладать с разъяренной сейдконой.
— Успокойся Энн, если не хочешь потерять сейд чистильщицы. Он пока единственное, что не позволяет магии туатов разорвать твое тело. Не желаешь принимать помощь с Холмов, так воспользуйся моим даром. Давай я укажу тебе вирд. Отсечем все лишние тропы. Останется одна. Ты же не побоишься задать правильный вопрос?
У Энн от услышанного подкосились ноги. Нет ничего хуже, чем собственной волей лишить себя права выбора. Вручить свою жизнь богам.
— Ты за этим позвала меня да?
— Я обещала твоей бабушке присмотреть за тобой. Пришло время сдержать слово. Ну, что согласна?
Энн сжала пальцы в кулак, борясь со страхом. Всю свою человеческую жизнь она сражалась за право самостоятельно принимать решения. И вот сейчас у нее есть выбор: Холмы или магия спа. Кому вверить свою судьбу? Лаваде — светлейшему из туатов, запершему ее душу на тысячелетие и обманувшем несчастную человеческую ведьму, или трем пряхам — любительницам сложных полотен и необычных узоров? Что попросит племянник? Какую виру затребуют норны, есть ли у нее право отказать хоть кому-то? Что ж свобода выбора порой приводит на ту тропу, с которой без потерь не уйти. Только вот Энн устала от компромиссов. Если и продавать свою жизнь, то как можно дороже.
— Ладно, Мегги. Я согласна заплатить любую цену этому миру. Отсеки все лишнее, но покажи мне путь к свободе, скажи, как обрести себя и не оказаться во власти Холмов?
Спакона до хруста сжала зубы, пытаясь удержать тлеющие нити вирда. И едва не взвыла от боли, когда сквозь нее стали проноситься уничтоженные вероятности.
«Глупая Энн, она что не знает, что единственный путь к свободе — это смерть⁈ Зачем было задавать такой вопрос? Зачем обещать любую плату⁈ Боги всемогущие, помогите! Должен быть хотя бы один узел вероятности. Что угодно. Древнее проклятье, случайно обрушенное обещанье, чужой вирд, прореха в реальности, ну же!»
Но нити гнили, таяли, рвались. Добротные крепкие варианты развеивались в прах от силы разрушающего вопроса. И вот вместо огромного полотна в руках Маграт осталась лишь тонкая шелковинка ярко алого цвета. Спакона удивленно уставилась на нее, размышляя для какой работы она пригодиться. Но нить сама налилась блеском, обернулась алой змейкой и взвилась ввысь, навстречу закату. Догоняй теперь.
Долго блуждала всеведающая туманными тропами, долго искала оставшийся вирд. Видели ведьмы как скрылись под белой пеленой глаза ее, как менялось лицо от перекошенного болью до удивленного и опечаленного. Видели и молчали, боясь потревожить этот мир. Но вот глаза спаконы обрели прежний цвет, но ведьма не торопилась начинать разговор.
