Дочь Белого Меча - Бахшиев Юсуп (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Четыреста семейств вывезли так из опасных городов, и теперь в разных местах Ойкумены были у Акболата верные люди. А особенно много было их здесь, в Тикре и окрестных городах — на перекрёстке Шёлкового пути и Янтарного…
И вот сегодня Гамлиэль попросил о неотложной встрече. Утром, до света, прислал мальчика-раба…
Всё, всё сходилось в один день, а это свидетельствовало перед богами о верности положения вещей. Хотя бы и значило смерть.
Было у Гамлиэля два прекрасных сына, ради которых он и жил. Старший был уже счастливо женат и ждал ребёнка, младший только готовился к обручению. Вдруг всё рухнуло. Чем заманили сыновей в секту, Гамлиэль не знал и даже не догадывался, и как это произошло, не заметил. Просто в один чёрный день оба ему признались, что веруют более не в Предвечного, а в сына его, спасителя-машиаха, коим считают давнего персидского царя Кира, Солнцеликого, отпустившего евреев из плена. Совсем как языческому божку поклонялись ему… Спорить и доказывать пытался Гамлиэль. Добрыми взглядами смотрели дети на него свысока и говорили покровительственно, как с малоумным. Прошло немного времени, и случилось другое: дети потребовали выделения имущества; пришлось выделять: хороший дом — старшему с женой и младшему — масляную лавку в порту с комнатой над лавкой. В тот же день младший лавку продал грекам и деньги все до драхмы отдал главарям секты; старший же дом продать не мог, ибо евреям запрещено было покупать имущество у таких, как он, а другие селится рядом с евреями не хотели… И вот вчера, едва стемнело, к Гамлиэлю пришёл младший — тайно прокрался, скрываясь от слуг — и прошептал, что всё совсем плохо, что брата с женой обвиняют в скупости и что если сегодня сделка не состоится, то этот божий сын древний царь поразит их чёрной смертью на глазах у всех и всем в назидание… Гамлиэль хотел удержать младшего, но тот убежал, сказав, что не вернись он, будет ещё хуже — хотя хуже не может быть.
Ночью Гамлиэль побежал к ар-хаиму… За то золото, что получил ар-хаим от Гамлиэля, Гамлиэль мог рассчитывать хотя бы на серебряное отношение к себе, но нет: градоправитель даже не вышел. Удалось поговорить только с начальником его стражи, филистинцем Магоном, с которым они в давние времена ловили морских разбойников по всему побережью от Газы до Триполиса и дальше по безлюдью. Много костей осталось на тех берегах… Магон сказал, что по обычаю мирские власти не вмешаются в дела духовные до тех пор, пока жрецы не покушаются на царскую власть; и есть тайный указ не трогать машиахитов, подписанный ещё покойным царём Корохом, и до тех пор, пока в Цареграде снова не окажется только один царь, никто этот указ нарушить не осмелится. Но вот если евреи, обиженные машиахитами, пойдут их громить, то тут вмешательство будет скорым и кровавым… Не только евреев это касается, но и всех пришлых: арамеев, и греков, и финикийцев — да только евреев в первую очередь, и чему же тут удивляться…
Лишь посочувствовать мог Магон и предложить Гамлиэлю свой не самый тяжёлый кошелёк.
Нет, деньги у Гамлиэля были, чтобы выкупить этот двадцать три раза проклятый дом, чтобы отсудить у смерти и сына, и невестку, и нерождённого ещё внука… но запрет лежал на этой сделке, не мог теперь еврей покупать недвижимое имущество даже и у родного, и потому скрепить сделку было некому, ни один судья не взялся бы. И ничего не остаётся Гамлиэлю, как просить своего дорогого друга Акболата…
Уже давно всё понял Акболат, но слушал не перебивая. Удивлялся только, как всё ближе и ближе сходятся тонкие невидимые линии, начертанные кем-то в небесах — или же в тёмных подземных чертогах…
— Что мы будем делать, если вдруг по-нашему не получится? — спросил Акболат.
Не ждал этого вопроса Гамлиэль, потому смотрел удивлённо и лишь шевелил губами. Только сейчас заметил Акболат, какие у него чёрные обкусанные губы, покрытые коркой.
— Что может не получиться? — наконец Гамлиэль вспомнил, как говорят люди. — Мы сделаем всё то, чего они хотят, и тогда…
— Мы вряд ли в точности знаем то, чего они хотят на самом деле, мой друг, — сказал Акболат, морщась; колено вдруг дало о себе знать. — Возможно, им просто нужно запугать своё стадо. Возможно, им нужен ты сам. Или что-то ещё. Но предположим…
— Я? Зачем им может понадобиться такой старик, как я, для чего?
— Твои деньги, твои дома, твои караваны, твои связи. Или напротив — они хотят разорить твоё дело, потому что ты перешёл им дорогу. Уверен, ты гнал эту мысль, но она не раз приходила тебе в голову.
— У меня нет никаких мыслей, — сказал Гамлиэль, — у меня сплошной ужас…
И он заплакал.
— Сегодня или завтра через город проедет египетский царевич, — сказал, помолчав, Акболат. — Говорят, в Цареграде архаты готовы провозгласить его нашим царём. Почему бы вашим старейшинам не послать депутацию и не попросить у него защиты от машиахитов? Ведь машиахиты обожествляют того, кто разрушил Врата Бога на Ниле…
— Я знаю. Я уже говорил с ними. Они замкнули уста. Они боятся царевича больше, чем всех прочих казней египетских. Он весь покрыт кровью праведных. Они делают вид, что онемели во гневе, а сами смущены до дрожи животной…
Другое слышал Акболат. Вёз царевич при себе в почёте и неге бывшего начальника стражи сатрапа Санавалетта, еврея Эзру, свой отряд намеренно погубившего и перешедшего к египтянам, — а там, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать интерес, объявившего себя пророком. И по этому предателю-пророку выходило, что настоящий царь-искупитель, которого евреи уже устали ждать — это вовсе не Кир Персидский, а вот этот самый египетский царевич и есть…
И ведь немалая, совсем немалая заслуга пророка Эзры была в том, что архаты выкрикнули египетского царевича, младшего зятя покойного царя Короха, новым царём великого Станового царства.
Но именно из-за Эзры еврейские общины Персеполиса, Дамаска, Тира, Сидона, Антиохии и Афин объявили тихий бойкот египетскому царевичу, поклявшись между собой на крови, соли и пресных хлебах, что никогда ничего у него не попросят и никогда ничего ему не дадут. Даже сто тысяч рабов-евреев, проданных египтянами в Аравию, они бы простили им, наверное, рано или поздно, — как простили вавилонянам сожжённых в глиняных печах учёных, учеников, книжников и блудниц… но этого отступника, одного, они простить не могли, не могли, и всё.
…А ведь если египтянин переживёт сегодняшний день, подумал Акболат, и если его потом не зарежут или не задушат в Цареграде, как это уже вошло в обычай, а то и в привычку — будет второй царь, ставший царём по воле и с лёгкой руки умного подлого и изворотливого иудея Эзры; первым был Манассия, которого буквально за ногу втянул на трон сатрап Санавалетт, и говорили потом, что непростительную неблагодарность проявил Манассия, прибегнув к своей колдовской чёрной книге, в которую нужно было вписать имя человека, а потом вычеркнуть его — и всё, и не спасти человека; позже врач Варфоломей говорил Акболату, что колдовство ни при чём и даже яд ни при чём, а умер сатрап Санавалетт, расчесав ссадины на голени и вызвав из глубины органона чёрный рак. Многие в тот год и в следующие умерли от этой болезни, когда человек видит наяву ад и демонов, а мясо его отделяется от костей… От этой же болезни умер не так давно и великий царь Корох; Акболат помнил царя дважды: живым, в саду, совсем не похожим на царя, и мёртвым, на похоронном костре, совсем не похожим на человека.
Впрочем, и Артабан тоже не был похож на царя… на царя похож был Мутарз, но в те годы он ещё не был царём. Всё смешалось…
Акболату было десять лет. Десять, а потом тринадцать.
И был Мерв…
6. Дитя из печи и важные решения
Переночевали в степи у костра. Обратный путь показался лёгким.
Мать вернулась почти в то же время, всего получасом позже, что и они. Узнав, куда ездили без спросу и с чем вернулись, взбеленилась. Досталось всем, особенно Колушке. Ягмара знала — это нужно просто переждать. Ний же страшно расстроился от всего этого и долго оправдывался, чем ещё сильнее заводил Вальду…
