Пейзаж на заданную тему - Онойко Ольга (читать бесплатно полные книги .txt) 📗

…Идея рая и ада была чужда ей, как и идея мира, существующего ради одной – любой – цели. Возможно, она была эстеткой, если это понятие применимо к ней, эстеткой от интеллекта. В модели ее прежде всего интересовали изящество парадоксов и остроумие вариантных систем. До отделки деталей, подобных элементарной красоте физического плана, она не снисходила. Многих в моделизме прельщала именно эта, осязаемо-практическая сторона, но то, что они делали, не выходило за рамки банальных произведений искусства. Не все ли равно, существует картина в двух измерениях или в четырех? Она была выше этого. Она была одной из лучших и принимала это так же спокойно, как наличие вокруг себя мира реального, чья структура была, возможно, великолепна со стороны, в качестве теоретической модели, но совершенно неприемлема для жизни, во всяком случае, для ее жизни. Кто угодно, и она сама в том числе, мог бы с легкостью доказать обратное, но субъективное, основанное на эмоциях мнение оставалось неизменным. До определенного момента, разумеется, пока все это не переставало иметь значение.

…Итак. Она умылась холодной водой, прежде чем начать. Дурная привычка; впоследствии она может причинить неудобства. Нельзя было уделять много внимания окружающей реальности, она могла “въесться” в мысленные установки как единственно возможная. Аннаэр легла в кресло. Глубокое кресло, представляющее собой овеществленный комфорт в его наиболее доступном и примитивном варианте, жизненно необходимо моделисту. Должно быть, еще одна дурная привычка, но ей были подвержены даже знаменитейшие мастера.

Она перестала чувствовать свое тело. Чувствовать – не совсем подходящий термин, она не прекращала ни слышать, ни осязать. Аннаэр отказалась от мыслей о своем теле, главным образом от мысли о его необходимости. На деле все было много сложнее, но известных слов хватало лишь для такого объяснения. Мысли ее клубились облаками желтого пара, и Аннаэр была недовольна. Если существуют цвета и физические ассоциации, значит, разум недостаточно чист, и процент повторяемости в модели будет выше. Следовало на несколько дней вообще покинуть тело, но у нее не было времени. Она весь семестр провела в заботах, чрезвычайно далеких от специальности, а завтра пора было нести готовую модель на зачет.

Аннаэр вздохнула и потерла лоб. В ее мозгу уже роились призраки возможных моделей, но все они были нестерпимо банальны, как штампованные статуэтки на прилавке. Конкретика внешних событий заполняла оперативную память, кроме того, сказывалась усталость. Эмоциональные переживания последних дней были настолько яркими, что перекрывали объективное восприятие текущих процессов. Аннаэр почувствовала, что начинает злиться. Это было совершенно недопустимо. Она оставила попытки вообразить всю систему в целом и создала простейшее четырехмерное пространство, надеясь, что при виде заготовки на нее снизойдет свежая идея.

…Она закрутила время и пространство в спираль, но спираль опала в двумерный цикл, в котором она узнала стандартную модель Борхеса-Якимченко, сдаваемую в качестве обязательной работы всеми первокурсниками. Аннаэр восстановила спираль и рассекла пространство на неравные доли… в мыслях забрезжил рассвет, и она начала производить сложные действия с константами, переплетая измерения, как нити в многоцветном полотне. Стремление к предельному усложнению, свойственное всем моделистам, вырвалось на волю и было упрятано обратно, не успев разгуляться. Мгновенно, неожиданно для самой себя, она остановилась, предоставив модели развиваться по собственному желанию. Это был ее любимый прием, рискованный, но занимательный: плохо склепанная модель тут же проявила бы себя во всей неприглядности, а то и свела бы на нет весь труд моделиста. Но миры Аннаэр никогда не были склонны к самоуничтожению, все же она была одной из лучших…

…Несколько измерений свернулись, два или три соскользнули в трансцендентность – сами, без сложнейшего программирования! Еще одно стало триполярным. Все вместе было настолько интересно, хорошо и, главное, стильно, что Аннаэр готова была засмеяться от радости. Грядущий зачет уже не играл заметной роли, главным была сама модель, такая красивая, свежая, готовая родиться… Она дала импульс к появлению жизни и ослабила концентрацию, удовлетворенно разглядывая свое творение… как бы ее назвать?

…И вдруг радость погасла, как перегоревшая лампочка. Аннаэр не сразу поняла, в чем дело. Она вгляделась пристальнее, вновь и вновь перебирая в уме группы формул, скупо отражавших сияющее многоцветье модели – и остановила время. Наблюдать за дальнейшим развитием было бессмысленно, она знала его лучше, чем линии на собственной ладони. Девушка встала и подошла к окну. Одинокий фонарь у дороги выхватывал из темноты бока проржавевших до вишневого цвета гаражей. Где-то вдали парила над ночью неоновая вывеска. Перед глазами Аннаэр неотступно маячила модель. Стандартная модель.

Шаданакар.

Начать все сначала? У нее уже не было сил, да и время близилось к четырем утра. Если она не поспит хоть немного, то не сможет даже продемонстрировать модель на зачете. Аннаэр снова почувствовала знакомое раздражение – тело мешало ей, тело не было необходимым, она страстно желала избавиться от тела… Ей объясняли, что так думать не следует, но она слишком устала даже для того, чтобы привести мысли в порядок. Собственно, почему бы ей не представить готовый Шаданакар? Стандартная модель Андреева была очень сложной структурой, большинство ее однокурсников не смогли бы достойно отработать такую. Это она, вообразив себя лучшей – кстати, без достаточных на то оснований – решила, что обязана каждый раз представлять нестандартную систему. Никто не давал ей такого задания. Шаданакар? Пусть будет Шаданакар. Она свернула модель в точку и сотворила себе родинку на запястье – не забыть.

Минул остаток ночи. Аннаэр проспала три часа, этого должно было хватить на ближайший месяц. Если снова не придется тратить так много сил – физических и душевных – как в последнее время. Она была все еще слишком привязана к своему телу, хотя со временем положение должно было измениться. Если, конечно, обстоятельства не сложатся таким образом, что ей придется бросить институт.

Она вышла из дома и направилась к остановке.

Весна еще не вошла в силу, хотя снег стаял и трава пробивалась к солнцу. Было прохладно. Аннаэр забыла надеть пальто и выглядела довольно странно среди закутанных по горло людей. На нее оглядывались.

Холода она не чувствовала уже года два, с конца первого курса.

Какой-то алкаш обозвал ее шалавой. В другое время Аннаэр не обратила бы на это внимания, но вчерашняя неудача с моделью вырвала ее из привычной области запредельных, недоступных обычным людям мыслей, и теперь в ней плескалось шипящее болото раздражения. Вот Мезозойский Ящер не выносит алкашей. В своей чисто преподской изощренной злобности он сгенерировал вокруг института особое поле, мгновенно сообщающее забредшему в него несчастному редкостную трезвость мысли. До дома Аннаэр поле, разумеется, не доходило – а жаль. Она посмотрела на убогого пронзительным взглядом. Под изогнутыми девичьими ресницами сияла белая плазма. Наводящий ужас взор она скопировала у Ящера, но совершенно этого не стыдилась. Ящер был уникальным явлением окружающего мира, и способность его передразнивать говорила о немалой крутости попугайствующего.

Мезозойским Ящером его звали за полную бесчувственность, злодейское хитроумие и огромные размеры. Не физические, конечно – физически Ящер был тощ, как вешалка, огромным было его биополе, прохладное и светлое, как весна. Собственные его, Ящера, студенты чуяли руководителя километра за три, а уж в непосредственной близости от него проникались даже глупейшие из примитивов.

Алкаш тупо посмотрел на нее и харкнул на асфальт. Преодолевая брезгливость, Аннаэр выбила из его башки многолетний хмель, вычистила организм и в порыве садизма накрутила показатель интеллекта на несколько десятков единиц.