Я твоя черная птица - Федина Елена (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗

Елена Федина

Я твоя черная птица

Дождь поливал всю ночь и всё утро, и под нескончаемый шум его мне снился странный белый город с высокими стройными домами, похожими на паруса огромных кораблей. Потом я проснулась и поняла, что вокруг всё до тоски знакомо: потолок, окна, занавес над кроватью, коврик на полу… И поняла, что ничего не меняется, ничего, ничего… и всё надоело, и мне уже безумно много лет.

Замок Карс вечен, как этот мир, как этот лес, как это небо. И такая же древность в этом замке я. Там внизу, в Парадном зале, в нишах висят портреты всех баронов Карсти за последние триста лет. За одного из них Людвига-Леопольда я могла бы выйти замуж, но я не успела. Он погиб. Я вырастила его сына Вильгельма, а потом и трех его внуков: Филиппа, Конрада и Леонарда, – и скоро, похоже, возьмусь за правнуков… Я такая же принадлежность этого замка, как железные ворота или расписанная неизвестным мастером стена в подвале.

В то дождливое утро мысли у меня были невеселые, сумбурные и тревожные, и я не могла понять отчего: то ли сон меня волновал, то ли дождь, то ли дурное мое предчувствие.

Я умылась, оделась, туго утянулась передником, собрала под чепец волосы, обошла, как водится, все хозяйственные пристройки, заглянула на скотный двор и на кухню, убедилась, что всё идет своим чередом, и только отчитала нерадивых судомоек, за то, что тарелки не блестят. Я ворчать не люблю, и мне лично всё равно, из какой посуды есть, но Леонард этого не выносит.

Потом Сонита, моя горничная, принесла завтрак, мы обе сидели за столом, и я, как всегда, выслушивала от нее последние новости и кухонные сплетни.

– Она точно беременная! Кьель проболталась, что ее тошнит, и лицо такое бледное-бледное, как полотно. И не говорит никому, даже мужу! Неужели она думает, что никто не догадается?… А вчера только два раза из своей спальни выходила, и глаза такие красные и припухшие, точно плачет без конца. Веста, ты к ней не заходишь?

– Я ей чужая, – сказала я, а сама подумала, что надо наконец зайти к Корнелии и поговорить.

Последний раз мы беседовали с ней полгода назад перед свадьбой. Я уговаривала ее не выходить замуж за Леонарда и дождаться Конрада. Надежды почти не было, но сердце мое мне подсказывало, что он жив. Я и Леонарду говорила, чтоб он оставил эту девушку в покое, и не сомневалась ни минуты, что ничего хорошего из их союза не получится. С тех пор она избегала меня, даже не смотрела в мою сторону, знала, что я никогда не прощу ей.

Со двора в раскрытое окно донеслись мужские голоса, громкий хохот и конское ржание. Это означало, что Леонард проснулся и выезжает на свою утреннюю прогулку.

Он с детства был непоседливым и шумным, самый младший, самый капризный и самый красивый из сыновей Вильгельма. Пока он был в тени отца и старших братьев, его еще можно было терпеть, но Вильгельм давно умер, Конрад три года назад не вернулся из военного похода в Белогорию, а Филипп, самый старший, сорвался с утеса. Я растеряла своих любимцев.

– Пойди на кухню, – сказала я Соните, – напомни, чтобы ровно через час накрыли стол в трапезной, раньше он не вернется. Позже тоже.

У Леонарда прижилось десять-двенадцать приятелей, которых я терпеть не могла. Родовитые и безродные вовсе, они все были бедны и никчемны, преданно смотрели ему в рот, развлекали его, как могли, и поддерживали все его безумные затеи. Леонарду же ничего путного в голову прийти не могло. Он не знал, куда деться от безделья и от своего богатства.

Филипп сутками пропадал в библиотеке, сочинял книги, вел переписку с какими-то мудрецами, знал с десяток языков и наблюдал звезды. Конрад был молчаливый воин и охотник. Леонард же умел только развлекаться и отравлять всем жизнь.

Я задумалась и не заметила, как ушла Сонита, как стало тихо во дворе, как жаркое утреннее солнце высушило следы дождя. Начался еще один длинный день, и мне предстояло его прожить.

Я решила, что сделаю это в лесу. Там никто не орет пьяные песни, не гогочет и не стравливает собак во дворе. Там можно побродить в тишине и прохладе, помолчать и подумать о своей такой длинной и такой унылой жизни…

Из леса я возвращалась под вечер с букетиком полевой гвоздики и лукошком малины. Перед самыми воротами, на мосту через нашу речку сидели вездесущие приятели Леонарда, которых я про себя называла прихлебателями, и распевали песни. Мне так не хотелось проходить мимо них, что я сделала крюк до переправы. «А как мы поднимемся, а как мы поскачем!» – неслось мне в спину. «Хоть бы вы и в самом деле ускакали куда-нибудь!» – думала я, – «всем скопом!»

Дома, у себя в гостиной, я увидела Корнелию. Я и сама к ней собиралась зайти, только никак не могла придумать повода, поэтому застыла в дверях от неожиданности.

– Не удивляйся, это я, – сказала она устало.

– Случилось что-нибудь?

– Давно.

Она всегда казалась мне существом неземным и недоступным, высокая, очень тоненькая, почти бестелесная, гладко причесанная, строго одетая и гордая до заносчивости. Лицо ее как будто рисовал самый кропотливый художник и самой тонкой кистью: синие глаза, черные брови, алые губы… Она была очень красива, но совсем не той красотой, что нужна была Леонарду. Никак я не могла понять, старая дура, зачем он на ней женился?

Только на первый взгляд эта история казалась романтичной: старший брат погиб, а младший не оставил его невесту в тоске и одиночестве и предложил ей руку и сердце. Во-первых, никто не доказал, что Конрад погиб, а во-вторых, она как была одинокой, так и осталась. И это было видно по ее несчастным глазам.

Я переобулась, поставила цветы в вазу, закрыла окно и устало села на диван. Корнелия стояла напротив, хмуря черные брови.

– Я не хотела к тебе идти… но мне больше некуда…

– Давно бы так. Что я, враг тебе что ли?

Она посмотрела недоверчиво, прекрасно понимая, что любить мне ее не за что. Потом сказала решительно:

– Ты должна мне помочь, Веста.

– Смотря в чем.

– Я не хочу этого ребенка.

– Что?

– Я вообще не хочу иметь детей от этого человека.

Мне сразу стало ясно, что переубеждать ее поздно. Корнелия всё решила, поэтому и пришла.

– Как же ты собираешься жить? – спросила я, – и зачем?

– Зачем? – она слабо усмехнулась, – это ТЫ меня спрашиваешь? Ты сама прожила сто лет и ни разу не рожала. И по тебе не скажешь, что жизнь для тебя мука.

– Причем тут я, Корнелия? Не смотри на меня, мою судьбу тебе не повторить, придется жить по-своему.

Она нервно заходила по комнате, и я поняла, что ответа на мой вопрос у нее нет. Есть только презрение к Леонарду и досада на свою былую глупость или слабость.

– Господи, – сказала она, стискивая руки, – как хорошо быть старой! Когда всё уже позади, и ничего не надо решать… пусть другие мучаются… Хорошо тебе, Веста!

– Ты хочешь стать старухой? – усмехнулась я.

– Я хочу, чтобы всё было позади, далеко позади, и чтобы меня оставили наконец в покое!

Мы долго смотрели друг на друга. У нее была собачья тоска в глазах и хмуро сдвинутые брови. Она злилась сама на себя и, кажется, и вправду завидовала тому, что у меня всё позади, что не было у меня ни детей, ни мужчин, а значит, и неразрешимых проблем, что каждый день мой похож на другой, и все уже давно меня оставили в покое. И я бы с ней согласилась, если б не снился мне иногда этот странный город с домами огромными и белыми, как паруса, и не просыпалась я в тоске и растерянности, словно ждали меня где-то и не дождались.

– Тогда я тебя не остановила, – вздохнула я, – не смогу остановить и в этот раз. Я помогу тебе, Корнелия, но я тебя не одобряю и не жалею.

– Хорошо быть правой, – кивнула она, – всё знать наперед, всем указывать… Ты когда-нибудь ошибалась, Веста?

– Никогда, – сказала я строго, – иди к себе и еще раз подумай. А я нарву тебе травы, пока не село солнце. Завтра к вечеру она настоится.

– Спасибо, – сказала она со странной усмешкой, шагнула к двери и оттуда уже в тоне приказа добавила, – торопись!