Избранный. Печать тайны. Книга 1 (СИ) - Атамашкин Валерий Владимирович (мир бесплатных книг .txt) 📗

Валерий Владимирович Атамашкин

Избранный. Печать тайны

ПРОЛОГ

— Турек, я не играю по чужим правилам.

У короля слезились глаза. Турек до крови прикусил губу

— Я знаю, брат, я все знаю, но…

— Но?! — взревел король. — Что но? Ты хочешь, чтобы я отдал ребенка? — Грозный взгляд короля метал молнии, желваки ходили взад-вперед. — Не бывать этому! Сами Боги подарили мне малыша!

Турек задумался, его рука скользнула по плечу брата. Пальцы сжались. На гневный взгляд брат отвечал брату холодным спокойствием.

— Ты уверен что это твой сын? — спросил он.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Никто не смел моргнуть. Лишь часы настойчиво, удар за ударом, маршировали по циферблату. Перед глазами Турека стоял древний как само мироздание обряд. После рождения наследника, ребенка ложили в корзину и опускали в океан. Считалось, что тот ребенок, которого морская волна выбросит обратно на берег достоин престола. Ребенка короля, в корзине подхваченной волнами, унесло в океан. По королевству был объявлен траур. Однако на третий день волны выбросили на берег корзину. В ней лежал малыш. На плече ребенка отпечаталась черная как смола метка, которую поначалу приняли за родовое пятно. Тогда все думали, что наследник вернулся.

Турек понимал, что король не ответит.

— Ты должен! — сказал он.

Взгляд без толики сомнений пытался проникнуть королю в душу. Могучий владыка не выдержал и отвернулся. Свеча на столе горела в полумраке и освещала маленькую комнату. Глаза короля блестели. Он смотрел в окно, широкая могучая грудь содрогалась немыми рыданиями.

— Я не могу, — тихий голос обогнул комнату.

Турек остался недвижим.

— Совет прав.… Это пророчество, Халиф.

Колыхнулось пламя свечи.

— Марионетки, — прошипел владыка, голос обжигал твердостью. — Марионетки, глупцы. Неужто им не понять истины?

— Ты не прав, брат. Пророчество! Ты же сам не раз перечитывал главы "Вех" — Турек врезал кулаком по столу. — Никто из них не перечил королевской воле! Никогда! Ты думаешь, им легко дался приговор?

Король не ответил.

— Марекон лично ходатайствовал за отложение дела во втором заседании.

— Бред! Это ничего не могло изменить, — вздохнул Халиф.

Турек кивнул.

— И мы оба это прекрасно знаем. Это судьба.

Халиф печально улыбнулся.

— Этот ребенок… Он судьба. Он дал смысл моей жизни, спас престол. Когда я нашел его на берегу, то не знал, что все обернется так. В нем сила, брат. В нем. Он нем может умереть, — по суровому лицу повелителя скатилась слеза и затерялась в густой бороде. — Рок ждет каждого, — добавил он задумчиво. — Он меченый, брат. Мой сын — меченый.

Турек почесал бороду. Он видел, как мучился брат.

— Есть понятие, но нет четких рамок. Нет рамок, значит, есть простор.

Король наморщил лоб, а Турек скрестил руки на груди и уставился в одну точку. Повисло молчание. Тихо тикали часы, которых никто не слышал. Турек замер.

— Есть простор, но нет понимания, Халиф, — он кивнул, пальцы забарабанили по столу. — А если есть понимание… — Турек похлопал короля по плечу. — Все будет хорошо, мой брат. Я знаю выход, Халиф.

Палящее солнце лениво спряталось за горизонтом, и дышать стало легче. Неожиданно проснувшийся ветерок хлопал настежь распахнутыми окнами и теребил шторы на третьем этаже в небольшой комнате, служившей кабинетом. Сквозняк, гуляя по комнате, то и дело перебирал листочки на столе. Грузного вида старик, с солидным, спрятанным под столом пузом, торопливо накрывал бумаги папками, дабы они не разлетелись вокруг или, чего доброго, сквозняк не сдул их на улицу. Но проснувшийся ветерок не собирался сдаваться, и на пол спланировал первый лист, на котором рукой старика были записаны кое-какие пояснения по одной из заявок. Толстяк беззвучно выругался, а затем уже вслух добавил.

— Так дело не пойдет.

Кряхтя, он поднялся из-за стола и на своих маленьких, коротких ножках засеменил к оконным проемам, чтобы закрыть ставни на щеколды. Очередной рабочий день клонился к концу. Толстяк задернул шторы и улыбнулся.

— Вот и все, — прошептал он. — Так и справляемся. М-да, — выдавил он.

На вид ему было около семидесяти лет. Он был маленького роста, с короткими руками и ногами, аккуратно зачесанными назад волосами и большим носом, необычайно сочетающимся с широким красным лицом и желтыми зубами. Где-то в волнах морщин плавали маленькие озорные глазки. И что самое удивительное — старик не был гномом, о чем можно было бы подумать, увидев его впервые, а был, самым что ни на есть, обычным человеком. Поэтому, каждое утро он брился нарочито тщательно, дабы показать, что не имеет даже намека на бороду.

Он поправил деловой костюм и скользнул взглядом по часам.

— Вот и еще один день долой, а как вас осталось мало, — прошептал толстяк и вздохнул.

Ловким движением старик зажег огниво и запыхтел трубкой, с наслаждением втягивая ароматный дымок. Свободная рука нащупала на столе кружку с чаем, старик отпил и отрыгнул. Сложный денек выдался, ничего не скажешь. Заявлений непочатый край, полсотни отказов. И перебором дырки не закроешь, да и всем не угодишь. Так что хочешь, не хочешь, а ждать до следующего года придется. Он присвистнул. Впрочем, работа была, есть и будет. Хотя, по добру по здорову, прием детишек был закончен еще вчера. Он покосился на край стола. Там лежала целая кипа бумаг. Старик застонал. Ужасно не хотелось работать, а времени до пяти осталось совсем чуть-чуть.

— Пятнадцать минут ничего не изменят, — выдавил он.

Руки потянулись к бумагам, и вся куча оказалась в ящике стола с короткой надписью "Работа". Где-то не хватало печати, где-то подписи, а где-то и полновесного объяснения в письменной форме о причине отказа…

— Надо бы не забыть про Хопса и Энорье, — сказал он вслух.

— Хопса мы поместим… — Он задумался. — На флот, а Энорье пойдет…

Старик посмотрел на лист, где в аккуратно очерченной рамочке хранились названия учебных заведений.

— У механиков перебор, в Дрогне своих хватает. Ага, вот. — Указательный палец остановился на разделе купцов и кузнецов. — Быть ему торговцем.

— Готово, — он просмотрел другие папки. — Это отказы, завтра разберусь, — буркнул он.

— Ключи на месте, часы на руке. Теперь табличка.

Толстяк бережно отстегнул значок с груди и положил его на стол. "Комиссар-распределитель" гласили буквы, красиво вышитые рукой мастера.

— Теперь все — подытожил старик.

Он застегнул пуговицы на кофте, боясь простудиться на прохладном осеннем ветерке и насвистывая знакомую мелодию. Покончив с пуговицами, он поправил значок.

— Комиссар-распределитель. Старик хихикнул. В уголке покоилась ничем не приметная надпись "РДПС", вышитая серебром. Пятьдесят лет работы в агентстве

— Я это заслужил, — он бережно смахнул пыль с таблички.

Далекие тридцатые, работа на побегушках долгие годы. Затем повышение до должности комиссара, успешная карьера и плодотворная работа. А теперь.

— Теперь я владелец этой компании, — прошептал старик. Он одернул воротник. — Любое дело надо делать и за любое браться.

Тетс был стар… болезнь, смерть. Чего только не бывает, мистер сделал многое для РДПС. Старик пожал плечами и нагнулся за чемоданом.

"На все есть воля свыше, просто так ничего не…".

— Здравствуйте, господин Фарел.

Он вздрогнул. Голос… Фарел обернулся. В дверном проеме стоял человек.

"Стучаться надо, засранец" — подумал толстяк.

— Мы закрыты. — Слова получились несколько вялыми.

Незнакомец был окутан в черный плащ, местами затертый до дыр. Лицо пряталось за капюшоном. Он был сутул и возможно, поэтому казался маленьким. Фарел уловил странный едкий запах со слащавым привкусом и поморщился.