Искушение вампира - Рэйвен Харт (книги регистрация онлайн TXT) 📗

Рэйвен Харт

Искушение вампира

Рэйвен Харт

Искушение вампира

Посвящается Т. К.

Река времен, волною за волной

Детей своих уводит за собой.

И меркнут, растворяются их тени

В тумане предрассветных сновидений.

Исаак Уоттс

Саванна, штат Джорджия

2005 год н. э.

Письмо Уильяма, вампира

Меня зовут Уильям Кайлер Торн. Я был солдатом, ученым, праздношатающимся бездельником и донжуаном. Но каким бы путем я ни шел, что бы ни делал, самое главное во мне неизменно. Я всегда остаюсь убийцей людей. Хищником.

О, я имел дело с множеством женщин. Они были со мной в горе и в радости. Иных я использовал, чтобы утолить свой голод, а с другими просто забавлялся. Я срывал поцелуи с губ самых прекрасных куртизанок на земле, прежде чем воплотить в жизнь свои низменные желания. Но холодная голубая кровь моих жестоких предков манит меня к теплу и жизни. Женщины нужны мне как пища.

Ведь я — кровопийца.

Я топтал землю пять веков — плюс-минус десять лет не в счет. Двести из этих пятисот лет узы крови связывали меня с моим создателем, я вынужден был охотиться бок о бок с ним — с этим выродком и убийцей, который не заслуживает ничего иного, кроме как хорошего удара остро заточенным колом.

По прошествии сотен лет все еще помню, каково это — быть человеком. Помню и смерть: мучительная боль и полет в бездну. А потом — словно рывок веревки, остановившей падение в могилу. Теперь веревка более не нужна мне, я бессмертен — благословен и проклят.

Обратившись в нежить, я сперва избрал карьеру солдата, и поле боя исправно кормило меня. Я видел бессчетное множество смертей, обуянный жаждой крови, разрывал клыками человеческую плоть, уподобляясь римским боевым псам или стервятникам, этим вечным спутникам человеческих войн. Я убивал слабейших, пил кровь умирающих. Забавное пристрастие людей к истреблению себе подобных пришлось как нельзя более кстати: я никогда не голодал.

Почти двести лет англичане и французы, погрязшие в своих замечательных сварах, были для меня неиссякаемым источником пищи. Затем я обратил взгляд за море — к Америке с ее войной за независимость, к людям, старательно убивающим друг друга в борьбе за эту страну. Будучи наполовину шотландцем и наполовину англичанином, я, наверное, должен был предпочитать «красные мундиры», как называли их мои мятежные соседи из Нового Света. Однако обнаружилось, что кровь мятежников обладает лучшим, если так можно выразиться, букетом. Она оказалась более вкусной и питательной. Настоящая живительная влага… Нет, я не благородный мститель и не борец за справедливость. Но и не жестокий убийца, каким меня создавали. Я — всего лишь последнее бледное лицо, которое умирающий солдат видит над собой на поле боя, прежде чем окунуться в забвение…

Зимой 1778 года я прибыл в Саванну, этот увядающий город-цветок, привезя с собой недурной запас золота и выдуманную британскую фамилию — Торн. Как раз к тому времени город захватили англичане, и у меня не имелось оснований ссориться с ними. Кругом рекой лилась кровь, так что я решил задержаться в окрестностях Саванны. Были у меня на то и другие причины, но я не вижу необходимости их озвучивать. Скажу просто: этот город и его темные дела мне понравились. Точно так же, как может нравиться зима.

Местное лето приносит с собой удушливую жару, способную породить кровожадность даже в мертвом сердце. Человеческая природа такова, какова она есть, каждое кровопролитие — пир для гурмана вроде меня. Прав был тот, кто сказал, что у американцев есть огонь в жилах, я ощущаю их ярость, как акула улавливает в морском течении запах крошечной капли крови.

Итак, я отринул бродячую жизнь пса войны и поселился в городе на побережье. Мы с акулами братья. Они ничего не боятся и путешествуют в подводной тьме — безмолвные убийцы, терпеливо ожидающие малейшего намека на запах покинутого и умирающего. Они улавливают тончайшие флюиды безнадежности и отчаяния, а после кидаются на беззащитную жертву и убивают безо всякой жалости.

Я вел жизнь джентльмена, богатого бездельника. Вечерами посещал приемы и светские рауты, курил сигары и потягивал портвейн в элитных игорных домах и дорогих борделях, а по ночам бродил по темным улицам, чтобы утолить свою жажду крови.

В этом городе я имею все, что мне нужно. Дом «моих предков» (а на самом деле — мой собственный, как нетрудно понять, я и есть тот самый предок) находится в одном из городских кварталов возле площади Хоутон. Этот квартал целиком принадлежит мне, равно как и несколько торговых предприятий на берегу реки. Я всегда считал предпринимательство приятным занятием, которое к тому же не позволяет застаиваться нашим мозгам. Вдобавок обладание частью прибрежной зоны позволило приобрести собственные доки в порту Саванны.

Даже чудовища временами берут отпуск.

Возможно, вы захотите узнать побольше и о других моих развлечениях. Или о тех немногих людях, которым я доверяю. Однако я не намерен об этом рассказывать. И уж точно не стану разглашать свое настоящее имя или сообщать, где сплю, когда светит жаркое солнце. Тайны — моя собственность, равно как и веления злобного темного сердца.

Эти несколько строчек написаны лишь для того, чтобы предупредить: зачастую иные существа, непохожие на вас, могут оказаться совсем рядом. Очень близко. Будьте осторожны, привечая чужаков.

Саванна, штат Джорджия

2005 год н. э.

Письмо Джека, вампира

Меня зовут Джек Макшейн. Вы, должно быть, хотите знать, что я помню о своем человеческом бытии? О жизни до того дня, когда я встретился с Уильямом?

Что ж, я помню голод. И войну.

Помню ребенка с постоянно урчащим от недоедания желудком, Я грезил о еде. Мне виделись горы хлеба и мяса высотою до неба, мерещились фрукты из бескрайних садов, капуста и картошка с полей, протянувшихся на многие мили. Я представлял масло и яйца — предел мечтаний. В моем воображении братья и сестры были здоровы и упитанны, а мама весела и розовощека. Сейчас я даже не помню их лиц. Все, что осталось в моей памяти — ввалившиеся глаза, безразличные взгляды и тщедушные тела. Да еще стенания матери, оплакивающей тех из нас, кто не выжил.

В дни своего детства я не гонял по мостовым стеклянные шары и не запускал змея, как обычно делают мальчишки, Мой отец, иммигрант, «фермер от земли», воспитывал детей, обращаясь с ними как с рабами, которых не мог себе позволить. До приезда в Америку он жил в городском аду сырого, закопченного Белфаста, среди мусорных куч и грязных прачечных, бегая по булыжным мостовым и стараясь не попадаться на глаза старшим мальчишкам — таким же отчаявшимся и голодным, как и он сам.

В стране больших возможностей, на этой новой многообещающей земле, мы с братьями и сестрами — теми, кто выжил, — росли на диете из кукурузной каши и бесконечных побоев. Папаша мог исколошматить меня за то, что я слишком медленно доил корову. Или за то, что свистнул яблоко, которое можно было продать. Или за то, что помог сестрам собрать их меру хлопка… Мама давно уже была лишь бледной тенью женщины, безвольной куклой, покорно гнувшейся под железной рукой отца. Когда я достаточно вырос, чтобы дать сдачи, я ее дал. Едва мне сравнялось семнадцать, я почел за лучшее уйти из дома, пока мы с отцом не убили друг друга. Так что я отправился в большой город Саванну и устроился работать в доки.

Со временем в моей миске появилась еда, а в кармане завелись доллары. Однако стоило мне ощутить вкус новой жизни, как началась война, и я оказался во власти вечного голода и бесконечных сражений. Из-за блокады города производство сошло на нет, и бедным трудягам вроде меня не осталось иного выбора, кроме как вступить в войска Конфедерации. К 1864 году наш паек состоял из кишащих жучками галет и горячей воды, которая лишь мимоходом свела знакомство с кофейными плантациями.

После того как этот чертов военный гений Шерман спалил Атланту, его армия повернула на восток, к морю, продвигаясь по главной железной дороге Джорджии. Трем бригадам джорджийского ополчения из Мэйкона было приказано задержать северян, рвущихся к Огасте с ее арсеналами и литейными цехами. Тогда нас определили к генералу Чарльзу Уолкотту, мы оказались перед правым флангом войск Шермана, направленным не к Огасте, а к Саванне.