Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна - Фортунская Светлана (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗

Светлана Фортунская

Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

предварительная

Все, о чем рассказывается в этой книге, – чистая правда.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

в которой я знакомлюсь с Ладой

Началась эта история несколько лет назад, когда Союз уже не был Союзом, но рубль еще был деньгами.

Впервые я увидел Ладу зимой.

Неважно, куда я собирался, неважно, кого ждал, покуривая на крылечке. Я наслаждался приятным декабрьским утром и глазел по сторонам. Ночью выпал снежок – событие редкое в наших широтах – и лежал ровно и гладко, как чистая простыня. Из соседнего подъезда выскочил огромный белый пес неизвестной мне породы. Он пристально поглядел на меня, забежал за мусорный контейнер и задрал там лапу. Я не большой любитель животных, а от собак всегда старался держаться подальше. Не то чтобы я их боялся, скажем так: уважал. Даже маленьких шавок. Поэтому пес не привлек особого моего внимания.

Потом из того же соседнего подъезда вышла девушка. Девушками я в то время интересовался значительно больше, чем собаками. Эта была так себе, на мой взыскательный тогдашний вкус. Она была толстовата, низковата и плохо одета: курточка из «Детского мира», сапожки из кожзаменителя, старушечий платочек. Из-под платочка выбивались белые волосики. Девушка что-то пискнула, подзывая собаку (голосок был тоненький, птичий), и вместе с псом направилась через двор к арке, через эту арку мы выходим к троллейбусной остановке. Я смотрел ей вслед (потому только, что нужно же было куда-нибудь смотреть) – и что-то смущало меня, какой-то непорядок был в том, как она шагала по двору рядом с этим большущим псом.

Я отвлекся от моих наблюдений, потому что дождался того, кого ждал, и отправился туда, куда собирался. Только много часов спустя я вспомнил девушку, и пса, и как они шли рядом по двору, и как по чистому нетронутому снегу за ними вилась цепочка следов – собачьих. Девушка следов на снегу не оставила.

Я тогда решил, что это мне привиделось, померещилось или, как говорила моя бабушка, примстилось. И благополучно об этом забыл. Как потом оказалось, зря.

Несколько дней спустя я увидел ее на троллейбусной остановке. Она была все в той же курточке и в тех же сапожках, только платок заменила вязаная шапочка совершенно невообразимого розового цвета, какого бывают щеки у матрешек. Я бы не обратил на давешнюю незнакомку внимания, если бы не ее спутница. А вот та была красавица.

Таких женщин не существует в природе. Таких женщин не увидишь в кино. Таких женщин рисуют на обложках книг плохие художники.

То есть в ее внешности не было ни одного прокола. Каждая черта ее лица в отдельности и совокупность этих черт соответствовали всем требованиям, стандартам, критериям красоты. Большие темные глаза, не карие, но почти черные; длинные черные ресницы; изогнутые правильными дугами в меру густые брови; кожа даже и на вид гладкая, смугло-бледная; нежнейший румянец на щеках – и именно там, где ему полагается быть от природы, а не там, где его обычно рисуют дамы. И ни следа косметики, даже помады не было на ее губах. На макушке, над скрученными в узел волосами, каком-то чудом держалась и не падала маленькая меховая шапочка – я не знаю, что это был за мех, но, во всяком случае, выглядел он дороже даже, чем норка. И длинная до пят шуба того же меха. В мехах – и в троллейбусе! Да такой женщине и в такой шубе необходимо предоставлять автомобиль с личным шофером. За государственный счет.

А голос у нее был… Флейта! Виолончель! Мурлыканье сытой кошки! Или – как у Пушкина – «словно реченька журчит». И этим своим восхитительным голосом эта ослепительная красавица прямо-таки пропела:

– Ладушка, наш троллейбус.

А белобрысая девица своим писклявым голоском прощебетала в ответ:

– Да, бабушка, я вижу.

Донна Роза! Или я ослеп, или мне очи повылазило, как говорит моя собственная бабушка.

Втискиваясь в троллейбус с задней площадки, я лихорадочно подсчитывал. Пигалица – ее назвали Ладушкой – выглядела лет на двадцать. Допустим, что ей семнадцать или даже пятнадцать – двадцатый век, акселерация. Допустим, мама родила ее в шестнадцать – всяко бывает. Допустим далее, что мама мамы родила дочку в те же шестнадцать – может, это у них по наследству, ранние роды. Получается сорок семь. Невозможно! Не могло быть этой женщине больше тридцати, а я бы ей и вообще лет двадцать пять дал. Она и в мамы пигалице не годилась.

Троллейбус, как всегда в этот утренний час, был переполнен. Людская масса равномерно колыхалась, разбухая после каждой остановки и утрясаясь во время движения машины. Внутри нее по строгим законам, действующим в общественном транспорте в часы пик, совершались перемещения потоков. Воспользовавшись одним из внутренних течений – многолетний опыт езды в троллейбусах седьмого маршрута сделал меня асом, – я приблизился к интересующему меня объекту почти вплотную. Резкий рывок едва не сбил меня с ног, я ухватился за поручень и оказался нос к носу и грудь в грудь с белобрысой пигалицей Ладой.

И разглядел ее получше.

Оказалось, во-первых, что она не так уж низкоросла, ее лоб пришелся на уровень моих глаз. Во-вторых, при более тщательном изучении я обнаружил в ее лице те же черты, что и в лице роскошной красавицы: тот же прямой нос, те же большие глаза, только ярко-голубого цвета, как вода в горных озерах. И, как ни странно – удивительно, что я прежде этого не заметил, – та же соразмерность черт, та же гармония. Только женщина, именуемая бабушкой, была брюнеткой постарше годами. Лада же, юная блондинка, была нежнее, тоньше – как если бы с писанного маслом холста сделали копию акварелью.

И еще – от нее пахло фиалками. Не духами с запахом фиалок, а так, как пахнут цветы на лесной полянке. Она подняла на меня свои голубые глаза – и голова моя закружилась.

Не знаю, каким образом в набитом битком троллейбусе, да еще упакованная в такую длинную и, уж верно, тяжелую шубу, но бабушка тут же оказалась между мной и Ладой. Я не успел еще утонуть в голубых глазах, как погрузился в черные. И растворился. Пропал. В смысле перестал существовать. Умер.

Очнулся я на конечной остановке. Пассажиров в троллейбусе почти не осталось, и не было среди них ни Лады, ни ее бабушки. Голова гудела. Я с удивлением обнаружил, что мысленно повторяю таблицу английских неправильных глаголов и дошел уже до «to write – wrote – written». Как я ехал, когда сошли Лада и ее бабушка, и вообще, что произошло после того, как мой взгляд перехватили черные глаза, я не помнил.

После этого случая я довольно часто видел Ладу в нашем дворе или на остановке, всегда в сопровождении красивой бабушки или белого пса. И всегда при виде нее в моей голове начинали бродить английские неправильные глаголы. Как-то я попытался с ней заговорить, просто так, без задней мысли, познакомиться – соседи все-таки. Открыл рот и вместо заготовленной фразы: «Добрый день, я ваш сосед, живем в одном доме, давайте познакомимся», – выпалил: