В летописях не значится (СИ) - Петроченко Евгения Александровна (книга жизни .txt) 📗

Аннотация:

Смешанные земли радушно принимают в свои объятия и эльфов, и демонов, и людей, и гномов, и даже троллей. Разве что пространственных магов они ещё не видали, но это недоразумение можно легко исправить. Саша поступает в Академию Магии, но не спешит раскрывать инкогнито, ведь у неё есть цель, рядом с которой меркнут любые развлечения неугомонных адептов. А то, что ради её достижения придётся наказать демона, запутать магистра некромантии и днём и ночью корпеть над летописями, - это всего лишь допустимый ущерб, не более того.

1.

Хлопковая поверхность простыни еле ощутимо пахла стиральным порошком, но постепенно этот запах угасал, приглушался, пропитываясь липким потом и солеными слезами. Я сползла с подушки и, свернувшись калачиком, уткнулась в мокрую ткань, не в силах держать эмоции в себе, проливая их на безжизненную материю.

Боль не уходила, и я знала, что она не уйдет. Это только начало. Мне придется учиться жить с этой горечью, с этим осознанием собственного абсолютного бессилия.

Истеричные рыдания медленно сходили на нет, но блаженная пустота внутри не появлялась. Я привыкла, что все проблемы можно если не решить слезами, то хотя бы поумерить накал эмоций. Но это был не тот случай, и женская слабость не приносила облечения.

Когда вся влага из моих глаз полностью пропитала верх ночной рубашки и простыню, я сделала то, к чему зарекалась прибегать, воззвала к тому, кто в моей системе ценностей и мировоззрении не существовал.

- Боженька, - это детское обращение я применяла, когда маленькая подходила с подружкой к иконе и умоляла, чтобы меня оставили в гостях на ночевку, вопреки воле родителей. - Боженька, я давно уже ничего у тебя не просила, но, пожалуйста, пусть она выздоровеет. Я сделаю всё, что ты захочешь, абсолютно всё. Забери сколько хочешь лет моей жизни, забери всю мою жизнь, но пусть она будет здорова. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...

Я, словно безумная, раз за разом обращалась к нему, умоляла его, обещала всё, что у меня есть, но, как и у миллионов людей, моя мольба оставалась без ответа. Я разом вспомнила, что не ходила в церковь уже лет десять, что не единожды презрительно высказывалась обо всех верующих, что была уверена, что только я хозяйка своей судьбы и никто, абсолютно никто меня не переубедит в моем мнении. Каждый диалог, каждая вздорная фраза камнем падали мне на сердце, придавливая всё ближе к земле, заставляя задыхаться от невозможности забрать свои слова назад.

- Ты же знаешь, я не хотела, я не со зла, - я шептала это одними губами, как заклинание, прижимаясь щекой к мокрой ткани и вглядываясь в темноту. - Прости меня, пожалуйста, прости меня, Боженька.

Иногда я замирала и слушала темноту, не надеясь получить ответ от Него, а иногда пытаясь понять, мерещатся ли мне тихие рыдания или нет. Я боялась, что мама тоже плачет, я мечтала, чтобы хоть она чувствовала себя сейчас немногим лучше, но вынужденно признавала, что, пожалуй, моя боль всё же должна уступать её материнской боли.

Сегодняшний день однозначно будет самым худшим днём моей жизни. И едва появилась эта мысль, как пришло осознание - нет, не будет. Каждый день впереди будет мучением, и однажды всё же наступит момент, когда всё предыдущее просто померкнет, и тогда я узнаю, что же такое настоящая боль. Сегодня же так, первая ступень, день, когда я не смогла сдержать чувств от получения ужасающих результатов анализов моей сестры, дальше же мне придется забыть о своём "я" и полностью сосредоточиться на том, чтобы последние пару недель её жизни не были омрачены печальными лицами. Я должна поддерживать её и маму, я должна не давать воли глупым слезам у них на виду, я должна стать настолько сильной, какой никогда не была прежде. Моя боль - это ничто, мои чувства не имеют значения, есть только она, моя дорогая, и я не могу её спасти. Поэтому я должна полностью забыть о себе и оставить горестные чувства в этой ночи, полной непроглядной тьмы и отчаянной мольбы.

Я искала забытья во сне, но события пережитого дня вначале не давали сомкнуть глаз, а после стали повторяться, изменяться, взывая к памяти и оживляя лица моих родных, особенно Оксаны. Её бледное лицо после выхода от врача, её глаза, полные непонимания и невозможности принять такую реальность, её слезы, застывшие в самых уголках глаз.

Я силилась проснуться, я не хотела проходить через это ещё раз, я мечтала стереть это из памяти, но мозг не желал отпускать эти образы.

Под утро псевдореальные события ушли из сна, уступив место настоящему кошмару.

Я возвращалась домой с работы. Входная дверь была распахнута, на месте перед гаражом стояла папина машина. Сумах, росший возле дома уже около десяти лет, приветливо шуршал красно-зелеными листьями, выдавая приближение настоящих осенних холодов.

Толкнув калитку, я пересекла двор, затем вошла в дом, позвала маму, потом папу, потом Оксану. Никто не откликнулся, и я обошла дом, направляясь к небольшому огороду, расположившемуся позади. Но до него дойти не успела, замерев на асфальтированном участке перед ним.

Все мои любимые были там, и все они были мертвы. Откуда-то пришла мысль, как это обычно бывает во снах, без каких-либо объяснений, что на них напали грабители и именно они сделали это с моей семьей. Я не видела крови, пулевых ранений или чего-то подобного, но я знала, что их больше нет и что я осталась одна в этом мире.

Это осознание накатило так резко, словно удар током, и все мои мысли перед сном возвратились сокрушительной волной. Боль, которой не должно быть во сне, отчаяние, которое захватило не только сердце, но и разум. Я поняла, что не хочу оставаться в таком мире и одновременно ощутила полный контроль над этой ситуацией и своим телом. Всё было словно поддернуто дымкой, оставалось смутным, переменчивым, но разум проснулся, силясь освободить меня от разъедающих душу эмоций. Кажется, это называется "управление сном" или что-то в этом роде, но, несмотря на полное осознание нереальности ситуации и своего присутствия в несуществующем мире, в своем собственном подсознании, мне не хотелось здесь больше оставаться. Боль была настоящей, многократно усиленной от потери близких людей, и она не поддавалась контролю разума.

Я должна была отсюда уйти, любым способом, а мне был известен только один выход, как можно покинуть какой-либо мир - умереть.

Я вернулась в дом, не чувствуя своих ног, словно скользя над землей, движимая только своим сознанием, вошла на кухню, дотянулась до верхнего шкафчика. Коробка с лекарствами была там же, где и в реальности, но надписи на упаковках не читались, зато сами по себе вспыхивали в голове, стоило мне взять тот или иной пузырек или мерцающую алюминиевым блеском пластинку. Найдя нужное, но не зная его названия, просто каким-то чутьем определив, что этот пузырек - именно то, что я искала, я выложила таблетки на ладонь и разом проглотила.

Ничего не происходило, и я опустилась на пол, прижавшись спиной к твердой дверце кухонного шкафчика. Я интуитивно знала, что нужно подождать, пока таблетки подействуют в этом неожиданно ставшем реальным сне, но терпение было на исходе, и я, как заведенная, все сыпала и сыпала их на ладонь, отправляя затем в рот. Эти механические действия помогали отвлечься от всё нарастающей боли в груди, а комок в горле был практически физически ощутим.

Постепенно сознание начало затухать, отправляя меня в легкую дремоту, а после погружая в долгожданное забытьё.

Резкое, пронзительное ощущение холода накатило на меня в самом буквальном смысле. Я почувствовала, что задыхаюсь, что легкие наполняются ледяной водой, а меня всё тянет и тянет вниз. Мыслей не было, разум передал управление рефлексам, моему внутреннему автопилоту, и я инстинктивно забарахталась, стремясь выплыть из глубины, двигаясь в направлении, противоположном силе тяжести. Холод влиял на меня странно, одновременно парализуя мысли и заставляя действовать единственно верным способом - не открывать глаза, чтобы не вводить в ступор ещё один орган чувств, и двигаться вверх.