Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи - Славачевская Юлия (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗

Юлия Славачевская, Марина Рыбицкая

ЕСЛИ ВЫ НЕ В ЭТОМ МИРЕ, ИЛИ ИЗ ГРЯЗИ В КНЯЗИ

Мужские голоса низко гудели и вибрировали, словно потревоженный пчелиный рой, нервируя и вызывая желание зажать уши и сбежать подальше.

— Лиска, ты где, кошачья дочь, шляешься?! Мы хотим срочно расплатиться!

— Где эта ноева [1] подавальщица? Ползает, как сонная муха!

— Сувор, жабячий потрох, отвали от меня со своей настойкой из мухоморов, мне еще в дорогу собираться! Свою тещу лучше подпои, глядишь, подобреет, если не околеет!

— О-о-о, девочки! И что такие милашки делают в таком грязном месте, как это?..

— Готов побожиться, не пройдет и года, как у нас с Глеховией разразится война!

— Да? Не приведи Вышний!

Бу-бу-бу, бу-бу-бу… И так каждый день.

В довершение всех бед, в таверну, где я имела сомнительную честь работать, заявилась странная взъерошенная троица. В этот послеобеденный час зал уже почти опустел по причине того, что постоянные посетители набили свои ненасытные желудки раньше и оставили мне горы грязной посуды, которую я и отмывала в тазу, спрятавшись за стойкой. Эту нудную работу я перемежала нецензурными комментариями по поводу обжор, требующих каждый раз чистые тарелки. Под раздачу попала и паскудная погода, осчастливившая нас мелким надоедливым дождем, и мерзкий мир, в котором я обреталась уже больше года.

По фамилии я Царькова, а родители назвали Алисой, и в детстве мне часто задавали два вопроса: «Где же твоя Страна Чудес?» и «Проводи на Поле Дураков, а?»

Вот эти два дурацких вопроса и определяли сейчас мое нерадостное состояние: Алиса на Поле Дураков в Стране Чудес.

Все началось с того момента, когда я неосторожно решила побаловать свой дистрофический организм уходящими витаминами и в состоянии легкой безответной влюбленности отправилась на болото за клюквой с развеселой компанией таких же, как и я, сумасшедших сокурсников. Перед тем как начать бродить по болоту и кормить комаров и прочую лесную кровососущую нечисть, мы… гм, немножко клюкнули. А потом поползли по кочкам, собирая клюкву…

— Алисия, ты где, бездельница? — заорал из глубины зала противным голосом хозяин единственной в этом городке забегаловки. Отвратительный толстый боров с вечными сальными шуточками и неумением держать на привязи инстинкты размножения.

— Че те надо, нехристь треклятый? — пробурчала я тихо и обреченно. Тихо — потому что отлично понимала: критика критикой, а кушать хочется всегда. И желательно три раза. В день, а не в неделю, как мне поначалу пытался объяснить этот огрызок империализма. — Экспроприаторов на тебя нет! — Громко: — Туточки я, господин Бормель, посуду мою!

— Тащи сюда свою тощую задницу! — не слишком вежливо крикнули мне в ответ.

Да, в этом мой гнусный эксплуататор прав, как никогда! Бог мне не дал шикарной фигуры и смазливого личика. Таких, как я — «пять копеек за пучок». Про свою фигуру я предпочитала скромно думать — не «верста коломенская», а благородно ассоциировала себя с итальянским натурпродуктом, то есть спагетти. Все же что-то «лямпортное», по утверждениям моей соседки, бабы Любы.

От природы и родителей (генетика на мне не просто отдохнула — она, холера, выспалась всласть и не один раз!) мне достались рыжие прямые космы, вечно торчащие, если относительно чистые, или висящие жирными сосульками уже через сутки после мытья головы. Слава богу, к восемнадцати я только-только избавилась от юношеских угрей и наконец-то могла хотя бы показаться миру, не умирая от стыда.

Когда я смотрела на себя в зеркало, то старательно пыталась не заработать всевозможные комплексы, начиная от неуверенности в себе и заканчивая глубочайшей депрессией и ненавистью ко всем и вся.

Зато во всем этом безобразии был один очевидный плюс: мне никто и никогда не завидовал. Да и чему? Носу «картошкой»? Рту, как у лягушки (спешу заметить — не царевны!)? Невразумительного цвета глазам болотного оттенка?

В общем, неописуемая красота. В смысле, описать ее трудно, а уж заметить… вообще… днем с фонарем невозможно.

— Уже иду! — гаркнула я на рабочий призыв и, вытерев мыльные руки о засаленный кухонный фартук неопределенного цвета, на всех парах рванула к хозяину. Я могла ненавидеть господина Бормеля сколько угодно, мысленно наделять его всеми существующими позорными болячками и прочить ему жестокое и справедливое возмездие за горькие обиды и унизительные притеснения. Но! Молча и желательно под подушкой. И за крепко закрытой дверью. Все же он единственный, кто согласился дать работу пришлой девушке, потерявшей память (моя легенда для местных).

Возвращаясь назад… Мое перебазирование в этот треклятый мир произошло более чем странно и в то же время весьма обыденно: я оступилась, попала в трясину и меня затянуло. Причем случилось это как-то слишком быстро. Даже вякнуть не успела, не то что позвать на помощь. Ухнула, будто в прорубь! В тот момент, когда вонючее болото меня накрыло с головой и я уже приготовилась «склеить ласты»… вдруг что-то или кто-то подтолкнул наверх. Вынырнув, увидела склоненную надо мной ветку дерева. Из последних сил, извиваясь и сопя, потянулась к ней. Дальше помню все смутно…

Пришла в себя на берегу… Вся в засохшей грязи. Куртка и спортивные штаны стояли колом; в носках противно чвякало, кроссовки покрывал слой вонючей слизи; общее состояние вызывало жалость и настоятельное желание немедленно поплакаться в жилетку всем окружающим и получить свою долю сочувствия. Особенно у симпатичного Паши, не глядящего в мою сторону даже при необходимости списать курсовую…

Так вот, дальше и начались странности… Я долго орала, аукала и звала сокурсников, но лес и болото будто вымерли. Ни одной живой души поблизости. Пришлось мобилизовать последние силы и добираться на юг, откуда мы притопали.

Ну и добралась…

— Алисия! — прервал мои воспоминания недовольный оклик господина Бормеля. — Снова куриц пересчитываешь?

— Цыплят, — поправила я, возвращаясь в действительность и скромно опуская глаза, чтобы скрыть свое негативное отношение ко всему происходящему. — Их по осени считают.

— Без сопливых скользко! Знаю! — поощрил меня «царь горы»… не-е, царек таверны. — Сгоняй на кухню — одна нога здесь, другая там! — и закажи стряпухе обед на троих.

— Есть, мой генерал! — Взяла «под козырек» и строевым шагом отправилась на кухню, докладывать Магдалене то, что она и без меня прекрасно знала. Ибо ничто не укрывалось от всевидящего ока пронырливой хозяйки кастрюль и очага. Добавлю от себя: несмотря на свою устрашающую внешность (мадам слегка напоминала мамонта в прыжке), кухарка была добрейшей души женщиной (если вы успевали разглядеть ее душу за центнером сала) и всегда меня тайком подкармливала. Овсянкой. С клюквой. За что я ее особенно любила. И хозяйку, и кашу, и собственно клюкву…

Вообще-то, по секрету, хозяин с кухаркой составляли комичную парочку: два больших румяных колобка на тонких ножках. Видимо, поэтому они друг друга нежно обожали и пламенно любили. Причем любили та-ак, что от их брачных игрищ тряслась вся таверна. Особенно хорошо ощущали их забавы те, кто находился этажом пониже. Два резвящихся бегемотика… это, я вам доложу — страшная разрушительная сила! А уж если кто из половин изволил гневаться… тут те, кто не в бункере, — считаются убитыми! Затопчут ведь, гиппопотамы неуклюжие, и даже не заметят, пройдут спокойно мимо. И новый грустный коврик будет лежать тихо-тихо и не отсвечивать…

— Магдалена… — начала было я, но мне немедленно всучили тяжеленный поднос, уставленный закусками, и слегка пнули в нужном направлении. — Понятно…