Выполненное задание - Андерсон Пол Уильям (читаем книги TXT) 📗

Пол Андерсон

Выполненное задание

ПРОЛОГ

— Левую руку, — голос тощего человека был равнодушным. — Освободите запястье.

Уильям Бейли отвернул манжету; тощий человек приложил к руке что-то холодное и кивнул в сторону ближайшей двери:

— Сюда, первая плита справа, — сказал он и отвернулся.

— Одну минуту, — начал Бейли, — я хотел…

— Давай, иди, приятель, — ответил тощий человек. — Все происходит быстро.

Бейли почувствовал острую боль в сердце.

— Вы имеете в виду — вы уже… с этим уже закончено?

— Именно для этого ты здесь, верно? Первая плита, дружище. Пойдем.

— Но не прошло и двух минут, как я здесь…

— А чего ты ждешь? Органной музыки? Послушай, приятель, — тощий человек мельком взглянул на стенные часы. — У меня сейчас перерыв, понимаешь?

— Я думал, у меня, по крайней мере, будет время для… Для…

— Имей совесть, приятель. Ты делаешь это сам, я же не обязан тащить тебя силой, понимаешь? — Тощий человек распахнул дверь, проталкивая Бейли сквозь трупный запах и запах химикатов, и указал на койку, стоящую в узкой, занавешенной нише.

— На спину, руки и ноги вытянуть.

Бейли принял требуемое положение; он приподнялся, когда тощий человек стал обвязывать ремнями лодыжки.

— Расслабься. Просто, если мы опаздываем, и я не возвращаюсь к клиенту в течение, скажем, двух часов, и он деревенеет… Ну, ящики выпускают одного размера, понимаешь, о чем я говорю?

Мягкая теплая волна захлестнула Бейли, когда он откинулся на спину.

— Эй, ты ничего не ел в последние двенадцать часов? — Лицо тощего человека стало расплываться, превращаясь в розовое пятно.

— Я оооуууммм… — услышал Бейли свой голос.

— О'кей, спи крепко, приятель, — прогремел голос тощего человека и замер.

В последнее мгновение, когда над ним уже смыкалась бесконечная темнота, Бейли подумал о словах, высеченных на гранитном портале Центра эвтаназии: «…пусть придут ко мне уставшие, бедные, утратившие надежду, жаждущие свободы. Для них я поднимаю светильник у бронзовой двери…»

ОДИН

Потом яд вступил в реакцию с гемоглобином, и он умер.

Смерть пришла как ураган. Казалось, его выдувало ветром, кружило в вихре, бросало вверх и вниз, и снова вверх, в реве и свисте, в шуме чудовищного галопа. Он не знал, хлестал ли его ветер холодом или опалял жарой. Он об этом и не думал — его глаза ослепляли молнии, громом отзывался стук зубов.

«Глаза?» — промелькнула вспышка удивления. — «Зубы? Но я мертв. На том бланке, который я заполнил в трех экземплярах, будет стоять штамп „Выполнено“, и скучающий служащий покатит ящик — и меня в нем — к спускному желобу крематория и… взяли! дружно! Наступит преображение, я перестану быть Уильямом Бейли, я стану статистикой.»

Он пытался ухватиться за реальность, но ловил лишь хаос. Головокружение тащило его сквозь бесконечную спираль. Где-то и везде Бог вел счет: «Ноль, один, десять, одиннадцать, сто, сто один, тысяча десять», тихим сухим голосом. Бейли думал о том, что его несуществующий живот превратился в осьминога с кишками вместо щупальцев. Этот осьминог мог бы съесть его и, таким образом, себя, но в этом не было противоречия, поскольку вселенная внутри Уильяма Бейли топологически была идентичной с Уильямом Бейли, находящимся внутри вселенной, и поэтому, может быть, если бы вселенная проглотила сама себя, он освободился бы от своего безумия.

Это, наверное, потеря чувствительности, думал он, кружась в вихре. Поскольку я мертв, у меня нет тела, следовательно — нет ощущений, следовательно — информация об ощущениях не поступает, следовательно — у меня галлюцинации, следовательно — я, наверное, уже стал прахом; поскольку у меня нет никакой возможности измерить время — если время вообще имеет какое-либо значение после смерти — столетия могли уже пройти с тех пор, как я стал просто статистикой. Несчастная статистика, вечно кружащаяся среди урагана и беспрерывного счета. Мне не нужно было так спешить со смертью.

Почему я так поступил?

Не могу вспомнить. Не могу вспомнить. Там были строения, да, и еще со вкусом разбитые парки. Я вошел на территорию — так ведь? — да, мне кажется, я искал — ах, да — совета. Или, возможно, кого-нибудь, кто сказал бы мне, что я не в таком уж трудном положении, что мне следует пойти домой и обдумать все хорошенько. Но мое преображение уже началось. В тот миг, как я пересек этот порог, я уже был не человеком, а категорией, которую посылали от одного стола к другому — вежливо, спокойно, но настолько быстро, что у меня не было возможности подумать; я неумолимо приближался к той комнате в конце коридора.

Что было до последнего часа моей жизни? Не знаю.

«Сто тысяч сто десять, — считал Бог, — сто тысяч сто одиннадцать, сто одна тысяча.»

Я не знаю! — пронзительно кричала статистика. — Я не могу вспомнить.

«Сто одна тысяча один, сто одна тысяча десять.»

Зачем они это сделали со мной? — кричали частицы. — Почему они позволили мне это сделать? Они же знали — я был слишком слаб, чтобы думать.»

«Сто одна тысяча одиннадцать.»

Более того. Нас слишком много. Но все-таки свобода выбирать смерть — это не свобода для нас. Они убили нас.

«Сто одна тысяча сто.»

— Заткнись, будь ты проклят! Где Ты был, когда они меня убивали? Почему ты позволил им это сделать? У них было не больше здравого ума, чем у этих жалких толп психотиков, невротиков, психо-невротиков: они приглашали приходить умирать. Им следовало поступать по-другому. Они могли бы нас исцелять — могли, в любом случае, пытаться это делать — они не должны были…

«Щелк», — сказал Бог. И воцарилась тишина и темнота над бездной.

…и не должны были предоставлять нам этот спасающий-их-собственное самодовольство «выбор». Они должны были взять на себя ответственность за нас, опекать нас, заставить нас выздороветь.

Да будет Уильям Бейли. И стало так.

ДВА

Они застали его за запрещенным занятием в его холостяцкой квартире. Дверь распахнулась. Вошли двое крупных мужчин.

— Ни с места, — сказал один из них хриплым басом. — Руки вверх. Отступите назад. Это рейд.

Это было ударом. Бейли согнулся, почти упал, и стал хватать ртом воздух. Солнечный свет и рокот машин, доносящийся из открытого окна, знакомые очертания стульев, столов, портьер, запах очищенного скипидара — внезапно его сознание отметило нереальность всего этого. Но он ясно ощущал биение пульса, пот на коже и все нарастающую слабость в коленях.

— Хорошо, — сказал второй детектив управляющему дома; этот съежившийся низенький человечек стоял в коридоре. — Вон отсюда!

— Д-да, сэр. Сейчас.

— Но будьте в пределах досягаемости. С вами будут говорить позже.

— Конечно, — простучал зубами управляющий. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, — и он торопливо удалился.

Наверное, у него есть отмычка, подумал Бейли, борясь с тошнотой, подступающей к горлу. Все предосторожности были напрасными.

— Так, так, так, — первый детектив уселся перед мольбертом. — Что ты об этом думаешь, Джо?

— Похоже, это именно тот случай.

Их было трудно описать по отдельности, этих двух типов, особенно когда сознание было ослеплено страхом. Они были одинаково одеты — в штатские костюмы из традиционной плотной шерстяной ткани; оба имели стрижку «ежик», плоские лица и супервнушительные размеры; к своей работе они относились с одинаковой неприязнью, с налетом отвращения, как будто она была сродни работе палача.

— Но это только хобби! — Бейли слышал свое бормотание как будто со стороны. — Я никогда… Я никогда… никаких секретов — все знают, что я пишу картины — как же так, ведь Президент рекомендует иметь хобби…

— Такого рода картины? — фыркнул Джо.

— Вы ведь не выставляете подобных картин для всеобщего обозрения? — добавил его компаньон.