Самые знаменитые произведения писателя в одном томе - Брэдбери Рэй Дуглас (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
— Нет! — невольно воскликнул Вилли.
— Да, сынок. Теперь уж всю жизнь придется быть начеку. Все только начинается.
Они неторопливо обогнули карусель.
— А как же мы их узнаем? — допытывался Вилли. — На кого они будут похожи?
— Может быть, они уже здесь, — тихо ответил отец.
Оба друга быстро огляделись. Но поблизости была только карусель да они сами. Тогда Вилли поднес руки к лицу и внимательно осмотрел их, перевел взгляд на Джима и снова — на отца.
Чарльз Хэллуэй кивнул. Только один раз. Потом взялся за медный шест и легко вскочил на карусель. Вилли встал рядом с ним. И Джим тоже. Джим потрепал гриву черного жеребца, Вилли погладил коня по шее. Огромный круг плавно накренился на волнах ночи.
«Только три кружочка вперед, — подумал Вилли. — Ну, поехали!»
«Четыре круга вперед, приятель, — подумал Джим. — Поживее!»
«Всего десять кругов назад, — подумал Чарльз Хэллуэй. — Господи!»
Каждый из них по глазам понял мысли другого.
«Неужели так легко?» — подумал Вилли.
«Всего-то разочек», — подумал Джим.
«Только начни, — думал Чарльз Хэллуэй, — и уже не остановишься. Еще круг, и еще один. А после начнешь друзьям предлагать прокатиться, и другим тоже…»
Все трое одновременно вздрогнули от одной и той же мысли:
«…и вот ты уже катаешь Хозяина карусели… и уродов, владельца маленького кусочка вечности в темном бродячем цирке…»
«Да, — сказали они глазами, — может быть, они уже здесь». Чарльз Хэллуэй покопался в инструментальном ящике и вытянул небольшую кувалду. Тщательно примерившись, он разбил основные шестерни, потом, вместе с ребятами, обошел карусель и поработал над распределительным щитом, пока он не разлетелся вдребезги.
— Может, и ни к чему, — задумчиво проговорил он. — Уродов нет, а без них, без их энергии она и работать не будет, но все-таки… — И он еще раз трахнул кувалдой в центр механизма, после чего отшвырнул ее прочь.
— Должно быть, за полночь уже.
Часы на здании мэрии, часы на баптистской церкви, часы на католических церквах дружно пробили полночь. Ветер принес облачко семян Времени.
— Кто последний до семафора, тот — старая тетка!
Мальчишки рванулись, как пули из пистолета.
Лишь мгновение помедлил старик. Смутная боль шевельнулась в груди. «Ну и что будет, если я побегу? — думал он. — Умру? Эка важность! А вот то, что перед смертью, — это важно по-настоящему. Мы славно поработали сегодня, такую работу даже смерть не испортит. Ребята вон как дунули… почему бы и мне… не последовать?»
Так он и сделал.
Господи! Как здорово вспарывать росное одеяло на потемневшей траве. Мальчишки неслись, как пони в упряжке. Может, когда-нибудь придет такое время, что кто-то добежит до цели первым, а кто-то — вторым, а то и вовсе не добежит. Когда-нибудь… только не сейчас. Эта первая минута нового дня не годилась для такого. На бегу не было времени разглядывать лица — кто старше, кто моложе. Это был уже другой, новый день октября, и в этом году он оказался куда лучше прочих, хотя час назад и мысли такой ни у кого не возникло бы. Луна в компании со звездами в великом кружении уходила к неизбежному рассвету. Потом она исчезнет, и от слез этой ночи не останется ни следа. Вилли бежал, смеялся и пел, Джим деловито проводил пресс-конференцию сам с собой, и так они мчались к городу по стерне, и город, где им еще сколько-то лет жить напротив друг друга, надвигался все быстрее.
А сзади трусил пожилой мужчина со своими то добродушными, то печальными мыслями.
Наверное, мальчишки невольно притормаживали, а может, наоборот, Чарльз Хэллуэй наддал. Ни они, ни он не могли бы сказать, как оно было на самом деле. Но главное не в этом. Главное, мужчина был у семафора одновременно с ребятами.
Вилли хлопнул ладонью по столбу, и Джим хлопнул ладонью по столбу, но в тот же самый момент и по тому же самому столбу семафора хлопнула рука Чарльза Хэллуэя.
Тройной победный клич зазвенел на ветру.
Чуть позже, под бдительным присмотром луны, трое оставили позади луга и вошли в город.
Канун всех святых
С любовью – МАДАМ МАНЬЯ ГАРРО-ДОМБАЛЬ, которую я встретил двадцать семь лет назад на кладбище в полночь на острове Жаницио, что на озере Рацкуаро, в Мексике, и которую я вспоминаю каждый год в День Мертвых.
Канун всех святых.
Тише-тише!… Тихо, неслышно. Скользите, крадитесь.
А зачем? Почему? Чего ради? Как! Когда? Кто! Где началось, откуда все пошло?
– Так вы не знаете? А? – спрашивает Череп-Да-Кости Смерч, восставая из кучи сухой листвы под Праздничным деревом. – Значит, вы совсем ничего не знаете?
– Ну-у… – отвечает Том-Скелет, – это… не-а.
Было ли это в Древнем Египте, четыре тысячи лет назад, в годовщину великой гибели солнца?
Или – еще за миллион лет до того, у горящего в ночи костра пещерного человека?
Или – в Британии друидов, под ссссссвистящщщщие взмахи косы Самайна?
Или – в колдовской стае, мчась под средневековой Европой – рой за роем, ведьмы, колдуны, колдуньи, дьявольские отродья, нечистая сила?
Или – высоко в небе над спящим Парижем, где диковинные твари превращались в камень и оседали горгульями и химерами на соборе Парижской Богоматери?
Или – в Мексике, на светящихся тысячами свечей кладбищах, полных народу и крохотных сахарных человечков в El Dia Los Muertos – День Мертвых?
А может, где-то еще?
Тысячи огненных тыквенных улыбок и вдвое больше тысяч только что прорезанных глаз – они горят, подмигивают, моргают, когда сам Смерч ведет за собой восьмерку охотников за сластями – нет, вообще-то их девять, только куда девался Пифкин? – ведет их за собой то в вихре взметенной листвы, то в полете за воздушным змеем, выше в небо, на ведьмином помеле – чтобы выведать и поведать тайну Праздничного дерева, тайну Кануна Дня Всех святых.
И они ее узнают.
– Ну-с, – скажет Смерч в конце странствий, – что это было? Сласти или страсти-мордасти?
– Все вместе! – решили мальчишки.
Сами увидите.
Глава 1
Это был маленький городок на маленькой речке возле мелкого озера в дальнем уголке одного из штатов Среднего Запада. Не так уж много было кругом деревьев, чтобы городок совсем было не видать. Зато и домов было не так уж много, чтобы за ними не было видно леса. В городке было полно деревьев. И вдоволь сухой травы и опавшей листвы – ведь на дворе уже стояла осень. И вдоволь заборов, по которым так здорово бегать, и дорожек, чтобы раскатываться по льду, а еще – громадный овраг, чтобы кубарем скатываться вниз или перекликаться с кем-то на то-о-ом берегу. И в городке было полным-полно…
Мальчишек.
И это было под вечер, накануне Дня Всех святых.
В домах все двери крепко затворены от сквозняков.
И весь городок залит до краешка негреющим солнцем.
Но вдруг – дня как не бывало.
Откуда ни возьмись выползли из-под каждого дерева ночные тени и все заполонили.
Во всех домах за запертыми дверьми поднялась кутерьма, беготня на носочках, мышиные шорохи, крики шепотом, замелькали летучие огоньки.
За одной такой дверью тринадцатилетний Том Скелтон остановился и прислушался.
Снаружи ветер гнездился в каждом дереве, подкрадывался по всем дорожкам сразу, незримый, как кошка-невидимка.
Тома Скелтона пробрала дрожь. Всякому ясно, что ветер нынче совсем особенный и темнота необыкновенная – потому что настает Канун Дня Всех святых. Кажется, что все вокруг вырезано из мягкого черного бархата или из золотого, из оранжевого бархата. Дымок поднимается из тысяч труб клубами – точь-в-точь как плюмажи на упряжке в похоронной процессии. Из кухонных окон сочится двойной аромат, хорошо различимый: вот свежие тыквы, только что взрезанные, сочные, а вот пироги с тыквенной мякотью.
Крики за запертыми дверьми становились все отчаянней, а тени мальчишек метались за окнами. Еще не натянув до конца свои костюмы, размазывая по щекам жирную краску: вон там горбун, а вон – великан-недомерок. Все еще продолжался штурм и грабеж чердаков, замки сбивали, а древние бабушкины сундуки потрошили в поисках маскарадных нарядов.