Противостояние. 16 июня – 4 июля 1990. Том 1 - Кинг Стивен (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Такие парни, как ты, всегда соображают.
Такие парни, как я, всегда соображают.
Такие парни, как…
Кто-то стучал пальцем по стеклу.
Ларри дернулся. Боль прострелила шею, и он поморщился, ощутив, как задеревенели мышцы. Он не просто задремал – уснул. И ему приснилась Калифорния. Но здесь и сейчас его окружал серый нью-йоркский дневной свет, а палец все продолжал стучать.
Ларри осторожно повернул голову на больной шее – и увидел свою мать с черной сеточкой на волосах, всматривающуюся в окно.
Мгновение они просто смотрели друг на друга, и Ларри вдруг почувствовал себя голым, словно животное, которое разглядывают в зоопарке.
Затем он взял рот под контроль, растянул губы в улыбке и опустил стекло.
– Мама?
– Я так и знала, что это ты, – произнесла она на удивление бесстрастным тоном. – Вылезай-ка оттуда и покажись мне в полный рост.
Обе его ноги затекли. Тысячи иголок вонзились в них от самых ступней, когда он открыл дверцу и вылез из машины. Ларри никогда не думал, что их встреча пройдет именно так и он окажется таким неподготовленным и уязвимым. Словно часовой, уснувший на посту и внезапно разбуженный командой «смирно». Почему-то он ожидал, что мать как бы уменьшится и у нее поубавится уверенности в себе, рассчитывал, что за прошедшие годы он возмужал, а она осталась прежней.
В том, что она застала его врасплох, Ларри чудилось что-то сверхъестественное. Когда ему было десять, мать будила его субботним утром, если полагала, что он заспался, стуча одним пальцем по закрытой двери спальни. И точно так же она разбудила его четырнадцать лет спустя, спящего в новеньком автомобиле, словно уставший подросток, который бодрствовал всю ночь, но в самый неподходящий момент сдался на милость дремы.
Теперь он стоял перед ней, с всклоченными волосами, с легкой и довольно-таки глупой улыбкой на лице. Иголки продолжали покалывать, заставляя Ларри переминаться с ноги на ногу. Он вспомнил, что мать всегда спрашивала, не надо ли ему в туалет, если он так делал, и немедленно застыл на месте, предоставив иголкам колоться.
– Привет, мам, – поздоровался он.
Она молча смотрела на Ларри, и ужас неожиданно заворочался в его сердце, как зловещая птица, вернувшаяся в старое гнездо. Он боялся, что она отвергнет его, повернется к нему своей спиной в дешевом пальто и просто-напросто уйдет за угол к станции подземки, оставив его в одиночестве.
Потом она вздохнула, подобно человеку, который собирается взвалить на себя тяжелую ношу, но когда заговорила, ее голос звучал так естественно и ровно – так правильно, – что он позабыл про свое первое впечатление.
– Привет, Ларри, – ответила она. – Пойдем наверх. Я поняла, что это ты, когда выглянула из окна. Я уже позвонила на работу и сказала, что заболела. У меня осталось несколько дней, которые я могу взять по болезни.
Она повернулась к нему спиной, чтобы первой подняться по лестнице между двух исчезнувших собак. Сначала он отставал на три шага, потом догнал мать, морщась от болезненных игольчатых уколов.
– Мама?
Она обернулась, и он обнял ее. На мгновение страх исказил черты лица матери, словно она ожидала, что ее ударят, а не обнимут, но затем она обняла его в ответ. Запах ее сухих духов добрался до ноздрей Ларри, вызвав неожиданную ностальгию, яростную, сладкую… и горькую. Он даже подумал, что сейчас заплачет, уж, во всяком случае, нисколько не сомневался, что она-то заплачет точно. Как-никак Трогательный Момент. Поверх ее склонившегося плеча он видел дохлую кошку, наполовину вывалившуюся из мусорного контейнера. Когда мать высвободилась из объятий, глаза ее были сухими.
– Пошли, я приготовлю тебе завтрак. Ты ехал на машине всю ночь?
– Да, – ответил он чуть хриплым от избытка чувств голосом.
– Ну что ж, идем. Лифт сломан, но два этажа – не проблема. Миссис Холси с ее артритом повезло меньше. Она живет на пятом. Не забудь вытереть ноги. Если ты наследишь, клянусь Гошеном, мистер Фриман устроит мне выволочку. У него просто нюх на грязь. – Они уже поднимались по лестнице. – Сможешь съесть три яйца? Я поджарю тебе гренок, если ты ничего не имеешь против памперникеля [17]. Идем.
Ларри последовал за ней мимо уничтоженных каменных собак, кинув диковатый взгляд на то место, где они стояли, чтобы убедить себя, что собаки действительно исчезли, что его рост не уменьшился на два фута, а он не вернулся в восьмидесятые. Она распахнула дверь, и они вошли в подъезд. Даже коричневые тени и запахи готовки остались прежними.
Элис Андервуд накормила его яичницей из трех яиц, беконом, гренками, соком, кофе. Покончив со всем, кроме кофе, он закурил и отодвинулся от стола. Она бросила на сигарету осуждающий взгляд, но ничего не сказала. К Ларри вернулась уверенность, точнее, если по-честному, некоторая ее часть. Мать всегда умела выбрать удобный момент.
Она опустила железную сковороду с длинной ручкой в раковину, наполненную водой. Послышалось шипение.
«Не очень-то она изменилась, – подумал Ларри. Немного постарела – ведь ей уже пятьдесят один, – и седины чуть прибавилось, но волосы под сеточкой остались почти черными. Простое серое платье, вероятно, повседневное. И грудь по-прежнему пышная, пожалуй, даже еще увеличилась в размерах. – Мама, скажи мне правду, твоя грудь стала больше? Это единственное фундаментальное изменение?»
Он уже начал стряхивать пепел в кофейное блюдечко, но она выхватила его и поставила перед ним пепельницу, которую всегда держала в буфете. Ларри запачкал блюдце кофе, вот и полагал, что в него вполне можно стряхивать пепел. А вот пепельницу ему дали чистейшую, без единого пятнышка, и он ощутил легкий укол совести, используя ее по назначению. Его мать умела выжидать и ловко расставляла небольшие капканы, так что скоро лодыжки начинали кровоточить и хотелось хныкать.
– Итак, ты вернулся. – Элис взяла металлическую мочалку «Брилл», которая лежала на блюде для пирога «Тейбл ток», и начала тереть сковороду. – Что привело тебя сюда?
«Видишь ли, мама, один мой друг раскрыл мне глаза на жизнь: говнюки сбиваются в стаи, и на этот раз они выбрали целью меня. Я даже не знаю, можно ли назвать этого друга другом. Как музыканта он уважает меня не больше, чем я уважаю «Фрутгам компани» [18]. Но он убедил твоего сына отправиться в дальний путь, и разве не Роберт Фрост сказал, что дом – то самое место, где тебе откроют дверь, раз уж ты туда пришел?»
Однако вслух он сказал совсем другое:
– Пожалуй, я соскучился по тебе, мама.
Она фыркнула.
– Поэтому ты так часто мне писал?
– По части писем я не мастер. – Ларри покачивал сигаретой вверх-вниз, не выпуская ее из губ. С кончика слетали кольца дыма и поднимались к потолку.
– Повтори еще раз.
Он улыбнулся:
– По части писем я не мастер.
– Зато по-прежнему дерзок с матерью. В этом ты мастер.
– Извини, – ответил он. – Как тебе жилось, мама?
Она положила сковороду на сушилку, вытащила затычку из сливного отверстия раковины, вытерла кружева мыльной пены с покрасневших рук.
– Не так, чтобы плохо. – Мать вернулась к столу и села. – Спина побаливает, но у меня есть лекарства. Я справляюсь.
– После моего отъезда новых приступов не было?
– Только один. Но доктор Холмс мне помог.
– Мама, эти мануальщики… – «Обычные шарлатаны». Он прикусил язык.
– Что?
Он пожал плечами, отводя взгляд от ее кривой улыбки.
– Ты свободная, белая, и двадцать один тебе уже есть. Если этот доктор помогает – отлично.
Она вздохнула и достала из кармана упаковку мятных леденцов «Лайф сейверс».
– Мне гораздо больше, чем двадцать один, и я это чувствую. Хочешь? – Мать предложила ему леденец, который уже подцепила большим пальцем. Ларри покачал головой, и она отправила круглую конфетку себе в рот.
