Путь Короля. Том 1 - Гаррисон Гарри (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Хныкал Квикка бесподобно. И не просто хныкал, а понемногу подталкивал вперед тачку, чтобы тан постоянно втягивал в себя ароматы человеческих испражнений двадцатилетней выдержки, которыми полнилась его тачка. В конце концов тан вынужден был уступить. Отвернувшись, он побрел восвояси, по-прежнему разгоняя воздух у лица взмахами ладони.
«Заинтересовать такой историей сказителей будет непросто, — подумалось Шефу. — Да разве придет им в голову слагать баллады в честь подвигов таких людей, как Квикка?!»
А ведь не протащи он сейчас эту тачку, все остальное теряло смысл. Рабы, свободные керлы и воины были тремя разными сословиями, которые отличались меж собой и по внешности, и по речи. Квикка был рабом, выполнявшим повеление своего господина, — в этом не усомнился бы ни один английский тан. Принять этого слизняка за воина вражеской армии было бы верхом помешательства.
Тем временем дружный отряд был уже около отхожего места для женщин, на задах огромного, в акр площадью, шатра. И здесь также поставлен был нести дозор стражник, вооруженный до зубов верзила в шесть футов ростом, в шлеме и сапогах с коваными заклепками. Шеф, не выходя из своего убежища, приготовился следить за развитием событий. Наступал решающий момент. Правда, Квикка своей громоздкой повозкой ухитрился почти полностью закрыть часового от остального лагеря, однако не исключено, что за происходящим сейчас наблюдает еще одна пара бессонных очей.
Помощники Шефа обступают часового, они почтительны, но настойчивы; они во что бы то ни стало настроены добиться своего. Они даже трогают его за рукав. Потом рукав вдруг натягивается, и часовой чувствует, как его тащат вниз. В тот же миг костлявая рука зажимает ему гортань. Он еще пытается барахтаться, сдавленно мычит. Но в следующее мгновение вверх ударяет черная в лучах лунного света струя крови: одним страшным движением своего острого, как бритва, ножа Квикка перерезал вену, артерию и дыхательные пути, доведя лезвие до шейных позвонков.
Часовой повалился лицом вперед, но был тут же подхвачен шестью парами рук и брошен в тачку. Шеф был тут как тут, стащил с мертвого шлем, взял копье и щит. Через мгновение он шагнул в пятно лунного света, нетерпеливо понукая рабов следовать дальше. Теперь, если и был в этой ночи неизвестный ему наблюдатель, он мог лицезреть вполне заурядную сцену: ражий молодец приказывает шестерым хилым работягам не отравлять воздух вонью. Люди Квикки распахнули дверь уборной, подперли ее своими лопатами и ведрами. Шеф еще секунду постоял в положенном месте, а потом, как бы желая проверить рабов, ступил в тень и скользнул внутрь уборной.
Годива бросилась в его объятия. Кроме сорочки, на ней ничего не было.
— Я не могу забрать свое платье, — сказала она. — Он каждый день кладет его в сундук. Альфгар… Альфгар выпил эль и заснул. Вульфгар тоже спит в нашем шатре, но эля пить не стал, потому что постится. И он видел, как я выходила. Если я не вернусь, он поднимет крик.
«Отлично, — пронеслось в ледяном мозгу Шефа. — Теперь все остальное покажется для нее вполне естественным. Что ж, тем меньше придется потом изворачиваться и душой кривить. Так она, может быть, никогда не узнает, что пришел я сюда не ради нее…»
А за его спиной вовсю кипела работа: Квикка с друзьями должны были производить впечатление людей, которые справляются со своим делом быстро, но без суеты.
— Я иду в шатер, — шепнул Шеф своим людям. — Леди идет со мной. Если услышите шум, бегите, чтобы духу здесь вашего не было…
Стараясь не дышать, они крались мимо отгороженных спален, устроенных в шатре для самых верных приближенных мерсийского короля. Годива двигалась в темноте с уверенностью человека, преодолевавшего этот путь сотни раз. Шеф услышал, как горячо зашептал ему во след Квикка:
— Уж коли мы здесь, может, мы еще на что сгодимся? Несколько ведер дерьма перековырнуть — невелика забава…
У очередной парусиновой полы Годива задержалась и почти беззвучно промолвила:
— Вульфгар… Он — налево. Уже много ночей спит рядом с нами, чтобы я могла его переворачивать… Сейчас он лежит в своем коробе.
«У меня же нет кляпа, — пронеслось в голове у Шефа. — Ведь я почему-то был уверен, что он будет спать». Не говоря ни слова, он нагнулся, поймал подол сорочки Годивы и задрал его над ее головой. Годива, устыдившись, решила было помешать ему, однако передумала и позволила раздеть себя. «Первый раз в жизни… — подумал Шеф. — Никогда не думал, что это будет так гадко. Но ничего не поделаешь — если она войдет голой, Вульфгар так обомлеет, что и крикнуть не сможет».
Он подтолкнул ее вперед. Спина Годивы непроизвольно выгнулась. Знакомая шероховатая корка, спекшаяся кровь. Вдруг неодолимый приступ ярости вцепился ему в горло: как случилось, что за все эти месяцы он ни единого разу не удосужился спросить себя, что ей приходится здесь сносить?
Слабые лунные блики, падающие на парусиновую перегородку, выдавали движение тени Годивы: вот она подошла к ложу, где, усыпленный зельем, покоился ее муж. Тут же откуда-то слева донесся сиплый вздох изумления. В то же мгновение над набитым ватой коробом навис Шеф. Не мигая, он изучал изменение выражений на лице Вульфгара. Дождавшись, когда отвиснет от ужаса губа отчима, пасынок решительно засунул ему в рот окровавленную сорочку.
По всему телу Вульфгара пробежала сильнейшая дрожь, словно то был не человек, а угодивший в капкан гигантский удав. Пусть у Вульфгара не было конечностей — он мог оказывать сопротивление сжатием мускулов спины и живота; он пытался переместить туловище к краю короба, возможно, рассчитывая таким образом перевернуть его или самому грохнуться на пол. Впрочем, своими неистовыми потугами он уже мог разбудить спящие поблизости знатные пары. Неизвестно, не захочется ли им вмешаться, когда они услышат возню…
Хотя вряд ли. В условиях лагеря даже благородные таны стараются оставаться глухими к любовным стонам соседей. Равно как и к стонам избиваемой мужем жены. Шеф вспомнил иссеченную шрамами спину Годивы, подумал о своих собственных рубцах. Мгновенное отвращение было преодолено. Удар коленом в поддых. Рука мощно вводит кляп поглубже в горло хеймнара. Оставшиеся концы перекидываются за его шею, крепко-накрепко стягиваются узлом. Потом еще одним. Подоспевшая вовремя Годива протянула ему ремни из сыромятной кожи, какими люди Альфгара приторачивали свою поклажу к лошадиным крупам. Несколько раз перехватив веревками короб, они не стали связывать самого Вульфгара, но ограничились тем, что полностью лишили его возможности самостоятельно вылезти наружу. Покончив с этим, Шеф знаком приказал Годиве взяться за другой край короба. Они осторожно приподняли его с нар и опустили на пол; теперь он не смог бы и опрокинуть его вниз.
Справившись с Вульфгаром, Шеф приблизился к огромному ложу, на котором сладко дремал Альфгар. Лунный свет падал на его красивое лицо. Через приоткрытый рот доносился мерный храп. Этот человек в течение двенадцати месяцев заставлял Годиву выполнять любые свои прихоти. Однако он не чувствовал желания перерезать ему глотку. Альфгар ему еще понадобится. Ведь у его плана имеется важное продолжение. А пока достаточно одного штриха, от которого план только выиграет.
Его размышления были прерваны появлением Годивы, которая успела натянуть на себя платье и набросить накидку. В руке она сжимала небольшие швейные ножницы, найденные в том же сундуке, где Альфгар запирал на ночь ее одежду. По выражению ее лица можно было безошибочно угадать, что она собирается сделать в следующее мгновение. Шеф вырос у нее на пути и решительно отвел назад занесенную руку. Потом, вопросительно глядя в глаза, несколько раз провел по спине рукой.
Годива кивнула в направлении угла спальни. Там лежала целая охапка свежесрезанных березовых прутьев, еще не успевших вымокнуть в крови. Он предусмотрителен. Шеф потянул Альфгара за ноги, придал телу ровное положение, сложил на его груди руки и всунул в пальцы березовый прутик.
Потом решил вернуться к Вульфгару: лицо с глазами навыкате также было хорошо освещено луной, но выражение его было разгадать непросто. Ужас? Изумление? Или все же угрызения совести? Вдруг в голове его пронеслось воспоминание: они втроем, Шеф, Альфгар и Годива, еще совсем малые дети, играют в какую-то игру — кажется, она звалась у них «забияки». Сорвав побеги подорожника, каждый по очереди хлестал своим побегом черенок, который был в руке у другого, до тех пор, пока с растения не срывалась головка. И здесь же Вульфгар — смотрит на них, весело смеется, даже сам принимает участие в забаве.
