Кровь и железо - Аберкромби Джо (электронные книги бесплатно txt) 📗
Дом. Там жила его семья. Отец — мудрый и сильный, хороший человек, хороший вождь для своего народа. Его жена, его дети. У Логена была прекрасная семья, и они заслуживали лучшего сына, лучшего мужа, лучшего отца. Его друзья тоже остались там — и старые, и новые. Как хотелось бы снова увидеть их всех! Побеседовать с отцом в длинном зале. Поиграть с детьми, посидеть с женой возле речки. Поговорить с Тридуба о тактике. Поохотиться с Ищейкой в горных долинах, проламываясь сквозь лес с копьем в руках и хохоча во все горло.
Логена мучительно потянуло домой, и он чуть не задохнулся от боли. Одна беда: все они умерли. Зал превратился в груду обгоревших бревен, речка — в канаву. Логен никогда не забудет, как поднялся на холм и увидел перед собой в долине дымящиеся руины. Как он ползал среди головешек, выискивая малейшие признаки того, что хоть кому-нибудь удалось спастись, а Ищейка тянул его за плечо и убеждал бросить эту затею. Ничего, кроме трупов, истлевших до неузнаваемости. Потом он перестал искать следы. Они все мертвы. Мертвы безвозвратно, ведь шанка всегда убивают наверняка. Он сплюнул в снег; слюна стала коричневой от вяленого мяса. Мертвые, холодные, разложившиеся трупы или обугленные головешки. Вернулись в грязь.
Логен скрипнул зубами и сжал кулаки, обмотанные гниющими лоскутами одеяла. Он мог бы в последний раз в одиночку вернуться к развалинам деревни на берегу моря. Мог бы ринуться вниз с боевым кличем в глотке, как делал это в Карлеоне, где потерял палец и прославил свое имя. Мог бы избавить мир от нескольких шанка. Разрубить их надвое, как разрубил Шаму Бессердечного — от плеча до брюха, так что кишки вывалились наружу. Мог бы отомстить за отца, за жену и детей, за друзей. Это подходящий конец для того, кого называли Девять Смертей. Умереть, убивая. Вот песня, достойная того, чтобы ее спеть.
Но в Карлеоне он был молодым и сильным, и его окружали друзья. Теперь же он слаб, голоден и настолько одинок, насколько это вообще возможно. Шаму Бессердечного он убил длинным мечом, острым как бритва. Логен взглянул на свой нож: хотя нож и неплох, с таким клинком мщение будет очень кратким. Да и кто споет об этом? Даже если шанка опознают его в вонючем оборванце, которого нашпигуют стрелами, все равно — у них неважно со слухом, а с воображением и того хуже. Пожалуй, мщение подождет. По крайней мере, до тех пор, пока Логен не раздобудет клинок подлиннее. В конце концов, надо смотреть правде в глаза.
Значит, на Юг, странствовать. Для человека с его навыками дело везде найдется; может быть, тяжелое и грязное, но все-таки дело. В этом даже есть нечто привлекательное: ты отвечаешь лишь за себя самого, ни за кого ничего не решаешь, ничья жизнь или смерть не подвластны тебе. На Юге у Логена есть враги, безусловно. Но с врагами Девять Смертей встречался и прежде.
Он еще раз сплюнул. Когда во рту хватает слюны для плевка, это уже полдела. Значит, и с остальным как-нибудь справимся. Ведь больше у Логена ничего, почитай, и не было — лишь слюна, старый котелок да несколько вонючих лоскутов одеяла. Умереть на Севере или жить на Юге, вот к чему сводится выбор. То есть, на самом деле, нет никакого выбора.
Надо просто жить дальше. Так Логен поступал всегда. Это следующая цель сразу после того, как ты сумел избежать смерти, и не важно, заслуживаешь ты жизни или нет. Ты вспоминаешь своих мертвых, говоришь о них несколько добрых слов. А потом продолжаешь жить и надеешься на лучшее.
Логен вдохнул большую порцию холодного воздуха и резко выдохнул.
— Прощайте, друзья, — пробормотал он.
Потом перебросил мешок через плечо, повернулся и начал пробираться сквозь глубокий снег. Вниз, на Юг, прочь от гор.
По-прежнему шел дождь — тихий дождь, который окутывал все вокруг холодной росой, оседал на ветвях, на листьях, на хвое и лился оттуда крупными каплями, просачивавшимися сквозь мокрую одежду Логена и струящимися по коже.
Логен притаился в сыром кустарнике, неподвижный и безмолвный; вода стекала по его лицу, по сверкавшему от влаги лезвию ножа. Он ощущал все движения леса, слышал все его голоса, тысячи звуков: возню тысяч насекомых, слепое копошение кротов, осторожные шаги оленей, медленное перетекание сока в стволах старых деревьев. Каждое живое существо искало пищу себе по вкусу, и Логен занимался тем же. Он сосредоточился на звере, настороженно пробиравшемся сквозь лес неподалеку, справа. Из него выйдет отличная еда. Лес затих, не считая бесконечного шелеста капель, срывавшихся с веток. Мир съежился, сократился до Логена и его будущей трапезы.
Сочтя, что добыча подошла достаточно близко, Логен прыгнул вперед и повалил зверя на сырую землю. Это оказался молодой олень. Животное лягалось и боролось, но Логен был сильным и быстрым. Он ударил зверя ножом в шею и перерезал ему горло. Горячая кровь струей хлынула из раны на руки охотника и мокрую землю.
Логен поднял тушу и закинул ее на плечи. Из этого мяса выйдет хорошая похлебка; быть может, удастся собрать немножко грибов. Отлично. А потом, после еды, Логен попросит указаний у духов. Эти указания, как правило, совершенно бесполезны, но подсказка духов не помешает.
Когда он добрался до лагеря, солнце уже клонилось к закату. Место для ночлега соответствовало могучему телосложению Логена: два больших шеста поддерживали навес из сырых веток над ямой в земле. Внутри было почти сухо, к тому же дождь прекратился. Сегодня вечером Логен разожжет костер. Очень давно он не позволял себе такой роскоши: настоящий костер — только для себя.
Логен поел и отдохнул, а потом набил трубку чаггой. Он нашел эти грибы несколько дней назад, они росли на древесном стволе возле самой земли — большие, пропитанные влагой желтые пластины. Логен тогда отломил себе здоровый кусок, но курить до сегодняшнего дня не мог — чагга была недостаточно сухой. Теперь он взял у костра горящий сучок, поднес его к трубке и принялся старательно втягивать воздух, пока гриб не затлел, испуская знакомый землисто-сладковатый аромат.
Логен закашлялся, выпустил струю бурого дыма и уставился в колышущиеся языки пламени. Его ум обратился вспять, к другим временам и другим кострам. Вот Ищейка: он ухмыляется, и свет поблескивает на его острых зубах. Напротив сидит Тул Дуру, огромный, как гора, и хохочущий, словно гром. Форли Слабейший тоже здесь, глаза его, как всегда, нервно бегают, он слегка напуган. И Рудда Тридуба, и Хардинг Молчун — он вечно молчал, поэтому его так и прозвали.
Все они явились сюда, но на самом деле их нет. Они мертвы, вернулись в грязь. Логен выбил трубку в костер и спрятал ее. Он потерял вкус к курению. Отец был прав: нельзя курить в одиночку.
Он отвинтил колпачок помятой фляги, набрал в рот жидкости и выдул ее в костер облачком мелких капель. Поток пламени взвился вверх, в холодный воздух. Логен обтер губы, наслаждаясь жгучим резким вкусом. Потом откинулся назад, опершись спиной на узловатый сосновый ствол, и стал ждать.
Они пришли не сразу. Их было трое. Они молча вышли из пляшущих теней среди деревьев и медленно двинулись к костру, обретая форму по мере того, как выходили на свет.
— Девятипалый, — произнес первый.
— Девятипалый, — сказал второй.
— Девятипалый, — заговорил третий.
Их голоса были подобны тысяче звуков леса.
— Приветствую вас у своего костра, — отозвался Логен. Духи присели на корточки и уставились на него без всякого выражения. — Сегодня вас только трое?
Тот, что сидел справа, ответил первым:
— Каждый год все меньше нас пробуждается после зимы. Сейчас остались одни мы. Пройдет еще несколько зим, и мы тоже не проснемся. Тогда никто не ответит на твой зов.
Логен печально кивнул и спросил:
— Есть новости из большого мира?
— Мы слышали о человеке, который упал с обрыва, но был вынесен на берег живым. После этого он пересек Высокогорье в самом начале весны, замотавшись лишь в гнилое одеяло. Но мы не верим слухам.
— Очень мудро.
— Бетод затевает войну, — сообщил дух, сидевший посередине.
