Мара из Троеречья (СИ) - Gradiva Gala (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
За чаркой медовухи Лис немного расслабился, но то и дело поглядывал в сторону выхода. Ворон даже предложил Крысюку пожертвовать свой плащ с капюшоном, но колчеухий вор отмахнулся и заверил, что так рыжий вызовет еще больше подозрений.
Посетителей в «Хромом коне» оказалось негусто, и знакомая Лису девица, сбежала из-за стойки и попыталась вызвать его на разговор. Он слушал ее щебетание вполуха, напряженно ожидая скрипа двери и появления стражников на пороге. Кайдал мягко выпроводил девушку.
— Главное, до завтра продержаться, — Ворон поднял чарку, выдавая сказанное за тост, — а там, придумаем чего.
— У меня на постоялом дворе вещи остались, — вздохнул Лис. — И должок один не оплачен — хорошо б рассчитаться, перед тем, как линять.
Кайдал вопросительно вскинул бровь, но Лис отмахнулся:
— И за меч я отдам, помню.
Девушка за стойкой терла поднос влажной тряпкой, больше размазывая по нему застывший жир, и бросала на Лиса призывные взгляды. Кайдал старательно не смотрел в ее сторону.
— Когда ты сможешь поговорить со скупщиком? — Лис кашлянул и повернулся к Некрасу.
Медовуха больше не лезла в горло, застревая где-то на пути, и рыжий отставил чарку, побоявшись поперхнуться насмерть.
— Ночью он работает, к обеду просыпается злой, как собака. А мне надо застать его в добром настроении, — потер колючую щетину на подбородке Некрас, — ближе к вечеру, значит.
Лис попытался кивнуть, но вместе этого уронил голову:
— И где мне торчать все это время? В подполе?
Кайдал заботливо обновил и подвинул поближе его чарку:
— Погуляешь по окрестностям. Ты же, когда к Ереме нанимался, придумал, как будешь выпутываться? — участливо спросил он.
— Меня за версту видно, — взвился Лис. — Я собирался прикрыть за собой дверь, навесить замок и свалить, как ни в чем не бывало. А то, что сперли добро — так это могли и предыдущие стражи, и богиня эта, Жива — осталась недовольна подношением и добрала барахла по вкусу. Какие ко мне вопросы-то? Кто ж знал, что вы притащите дурную клячу, которой только на колбасу дорога?!
— Какая была, такую и притащили. Чего ты заладил: «приметный, приметный»?! — возмутился Кайдал. — Будто кроме тебя рыжих в городе нет!
— И много их? — сощурился Лис, залпом выпивая чарку.
Кайдал задумчиво нахмурился. Ворон с Некрасом переглянулись. Молчание затягивалось.
— О, знаю! — шлепнул ладонью о столешницу Некрас, — сын бабы Нюты рыжий.
Лис саркастически ухмыльнулся, наливая себе еще медовухи — тошнило не меньше, но тревогу выпивка гасила, освобождая место дерзости и браваде.
— Ага, двое нас, значит, — кивнул он, — Я да сын бабы Нюты, сын бабы Нюты да я. Как думаешь, могут его по ошибке вместо меня взять?
Крысюк навис над Лисом, гогоча:
— Так давай тебя обкорнаем наголо, — потянулся он к Лисовой макушке, — хрен тебя даже родная мама узнает.
Ворон засмеялся, расплескав медовуху, так и не донесенную до рта. Затрясся от сдерживаемого хохота степенный Некрас. Даже Кайдал прыснул.
— Я думал об этом, — серьезно признался Лис. — Тогда меня схватят сразу же, — в ответ на недоуменные взгляды, он пальцами расчесал волосы, приоткрывая синюшную пятерную за ухом.
— Эка ты недальновидно, — присвистнул Некрас, разглядывая татуировку.
— Ага, и недальновидно место выбрал, и недальновидно рыжий, — согласился Лис.
Ворон наклонился над столом и заговорщически зашептал:
— Надумал место, где пересидеть тебе. Невеста моя к бабке одной ходит помощницей…
Лис, не ожидая ничего приятного, привстал и подался вперед, чтоб не прислушиваться к бормотанию.
— Старуха давно из ума выжила — оправится и на стенах рисует, а бывает и чего похуже творит, — скривился Ворон, — но обещала дом Милке оставить, если та ее досмотрит. У ней сарай есть… в стенах ветер гуляет, но туда не сунется стража. Дом хорошо знают и обходят стороной. Мало кому приятно, когда в них дерьмом швыряться начинают, — неловко хохотнул он.
Лис шлепнулся обратно на лавку — к безумной бабке в сарай не хотелось, но и довлевшая перспектива отправиться за решетку не сильно радовала. Он поерзал, собираясь с мыслями.
— А хозяйка не поднимет шума, если меня заметит? — с сомнением уточнил Лис.
— Так не ходячая — до окна доползет, вот и вся прогулка. В сарай только Милка ходит, а ее я предупрежу. Главное ж, что никто тебя и не подумает там искать.
Лис вздохнул и поднялся, запахивая куртку:
— К бабке, так к бабке, — он нащупал коралловые бусы, чудом не вывалившиеся во время забега по городским подворотням и наклонился к Кайдалу: — Если сюда девчонка придет и будет меня спрашивать…
Кайдал понимающе закивал, забрал бусы и спрятал в карман.
* * *
Марушка проснулась с первым пением птиц, но вставать с кровати не спешила. Она не сразу поняла, что утро настало — не алела заря, а небо затянутое серыми тучами, скрыло и гаснущие звезды, и истончавшийся серп месяца. «Еще одна ночь… Сколько же времени прошло?» — загибая пальцы, она принялась считать дни, проведенные в одиночестве.
В животе тоненько заскулило, и Марушка бросила растерянный взгляд на полку с книгами. С одной стороны, обрывать страницы казалось кощунством, с другой — голод пожирал ее изнутри, усиливая запахи с улицы во сто крат и кружа голову. Воды в надщербленной кружке оставалось чуть больше трети, и Марушка уповала на дождь, чтобы пополнить запасы. Найдись в комнате еще посудина, она могла бы не переживать о питье и не рассчитывать воду по маленькому глотку, когда терпеть жажду становилось невыносимо. «Голодом заморить решили или забыли про меня?» — нахмурилась девочка, разглядывая тяжелое покрывало туч.
Марушка потянулась, стараясь не высовывать ноги из-под легкого покрывала, и наткнулась протянутой ладонью на что-то круглое и гладкое. Спинку кровати покрывал слой пыли в палец, и девочке пришлось приложить недюжинные усилия, прежде чем она смогла разглядеть, что в древесину инкрустированы приличные, с ее кулак, куски яхонта. Марушка долго разглядывала их и даже попыталась выковырять теплый камень, но тот, казалось, врос уже в ссохшееся дерево. Только опасаясь обломать ногти, она оставила попытки достать его. Марушка видела уже и ступени из белого мрамора, и яхонтовые вставки на резной спинке кровати… Она поднялась и обшарила покрывало: девочка была уверена, остались еще вышитые красные ягоды на ткани. Но сколько не водила пальцами по ткани, тщательно прощупывая покрывало — окрашенные нити могли выцвести, ягод не находилось. Да и ягоды ли это были?
Мысли о видении в доме Руты щекотались под волосами, отгоняя покой. Марушка притащила к кровати первый попавшийся травник и, открыв его на середине, села читать. Буквы расплывались перед глазами, выводили хороводы и сливались друг с другом. Марушка подергивала ногой и моргала, стараясь сосредоточиться на чтении.
«…и если побег его стар, то крепок, что виноградная лоза». Она перечитывала одну строчку снова и снова, стараясь уловить нечто важное, но предательски ускользающее. На картинке, в которую девочка уткнулась невидящим взглядом, изображено было растение, тянувшееся по кирпичной кладке, с округлыми листьями, подернутыми темными полосками и зазубринками у кромки.
— Змеевник! — Марушка еще раз перечитала строчку о крепости побегов плюща и подскочила к окну, становясь на цыпочки и высовываясь вполовину.
Едва достававший до оконницы, когда она впервые увидела овитую изумрудной порослью башню, напитавшись влагой, змеевник зацепился тонкими усами уже за подоконник и ставни, оплетая окно и пробираясь в комнату. Девочка дернула свежий росток: тонкий усик остался у нее в руках. Она вздохнула, перекатывая побег между пальцев, но потом решительно вернулась к кровати и принялась листать страницы травника: «Ну, и сколько нужно времени, чтоб ему стать лозой?»
* * *
Из-за щелей в стенах, куда спокойно можно было поместить ладонь ребром, в сарае образовалась прекрасная слышимость, и Лис время с рассвета до полудня провел сам того не желая, слушая отборную брань из жилых комнат. Под конец он так проникся к несчастной Милке, терпевшей вздорную старуху, что даже позавидовал, какая покладистая и терпеливая невеста досталась Ворону. На все выпады сумасшедшей Милка стоически молчала. Только добравшись до сарайчика — занести Лису краюху хлеба, пнула стену с таким отчаянием и силой, что, казалось, шаткая конструкция рухнет на их головы, и пообещала, что сама отравит старуху, если та не помрет наконец. Сунув ему хлеб, Милка кротко извинилась и убежала набирать воду, чтоб отдраить стены и пол — хозяйка дома буянила как никогда.
