Метакод - Кедров Константин Александрович "brenko" (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Ты ли меня на закате ждала?
Терем зажгла?
Ворота отперла?
Лазурная небесная аура облекает образ Прекрасной Дамы. Он видит ее не днем и не ночью, а в «незакатном» небе за пятью пранами Чхандогьи-упанишады:
В этой бездонной лазури,
В сумерках близкой весны
Плакали зимние бури,
Реяли звездные сны...
Она на высокой хрустальной горе небес в облике горя¬щей звезды, и поэт воспаряет к ней огневыми кругами:
И, когда среди мрака снопами
Искры станут кружиться в дыму,—
Я умчусь с огневыми кругами
И настигну тебя в терему.
«Постигать огневую игру» небес мы только-только начи¬наем. Я не уверен, что, говоря о Прекрасной Даме, Блок вполне осознанно видел при этом очертания созвездия Девы, но на уровне звездного архетипа именно так назы¬вает он свою Даму:
Вслед за льдиной синею
В полдень я вплыву.
Деву в снежном инее
Встречу наяву. Белая
Ты, в глубинах несмутима,
В жизни строга и гневна.
Тайно тревожна и тайно любима,
Дева, Заря, Купина.
Здесь очень интересен тройной круг звездного посвящения в рыцари. Огонь видимых созвездий, «зорь» мерк¬нет ради незримого белого огня Купины. Но «Купина неопалимая» — это опять же весьма чтимый образ Девы — Богородицы, который так и назывался. Купина — огненная звездная купель, в которой можно принять новое крещение белым огнем. Вспомним здесь молочный котел Ивана — жениха Зари-Заряницы. А у Блока:
Блекнут ланиты у дев златокудрых,
Зори не вечны, как сны.
Тайны венчают смиренных и мудрых
Белым огнем Купины.
Образ Девы с детства был близок Блоку. Это вовсе не отвлеченный символ, как толкуют учебники, а совершенно отчетливый небесный лик, который видел поэт еще ребенком, когда выходил под утро в луг:
Любил я нежные слова,
Искал таинственных соцветий.
И, прозревающий едва,
Еще шумел, как в играх дети.
Но, выходя под утро в луг,
Твердя невнятные напевы,
Я знал Тебя, мой верный друг,
Тебя, Хранительница Дева.
Рядом на том же весеннем небе созвездие Волосы Вероники. Это образ спящей царевны с рассыпанными золотыми кудрями. Такой видит ее художник В. Васне¬цов в хрустальном гробу. Так видит ее и Блок в хрустальном гробе небесной тверди:
Вот он — ряд гробовых ступеней,
И меж нас — никого. Мы вдвоем.
Спи ты, нежная спутница дней,
Залитых небывалым лучом.
Ты покоишься в белом гробу,
Ты с улыбкой зовешь: не буди.
Золотистые пряди на лбу,
Золотой образок на груди.
Я отпраздновал светлую смерть,
Прикоснувшись к руке восковой,
Остальное — бездонная твердь
Схоронила во мгле голубой.
Я думаю, что отношение к небу как к величайшей тайне не следует считать данью тем или иным временам. Восторг перед видимым и невидимым мирозданием вечен. Он вспы¬хивает, как огнь, от соприкосновения очей с небом тысяче¬летней давности.
Золотой меч
Если бы существовало волшебное зеркало, в которое можно смотреться, одновременно творя свой лик, мы уви¬дели бы в нем звездное небо.
Сегодня мы знаем, что вся вселенная пронизана волна¬ми гармонических соответствий между макро- и микромиром, между человеком и космосом. «Строение физического мира неотделимо от обитателей, наблюдающих его, в самом фундаментальном смысле... Существует некий принцип, осуществляющий невероятно тонкую подстройку Вселенной. Но это не физический, а антропный принцип»,— пишет космолог П. Девис в книге «Случайная вселенная».
Вот как ощущает эту «невероятно тонкую космическую подстройку» Александр Блок:
«На бездонных глубинах духа, где человек перестает быть человеком, на глубинах, недоступных для государства и общества... катятся звуковые волны, подобные волнам эфира, объемлющим вселенную; там идут ритми¬ческие колебания, подобные процессам, образующим горы, ветры, морские течения, растительный и животный мир». В «подстройке» человека и космоса поэт не просто настройщик рояля, а композитор, музыкант—вот что до сих пор еще не осознано в должной мере. «Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно... Но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и Звуки, потому что он — сын гармонии, Поэт... Хаос есть первобытное, стихийное, безначальное; кос¬мос — устроенная гармония...
Поэт — сын гармонии. Три дела возложены на него:
во-первых — освободить звуки из родной безначальной сти¬хии, в которой они пребывают; во-вторых, привести эти звуки в гармонию; в третьих — внести эту гармонию во внешний мир».
Внести гармонию во внешний мир — значит сотворить новый космос, ибо космос, по Блоку,— это и есть гармо¬ния.
Наша цивилизация и культура оказались слишком робки перед такими прозрениями. Блок, Белый, Хлебников несли нам космическую весть, но мы заткнули уши и зажмурили глаза. Ныне космос поэтов топят в литературоведческих терминах: символизм, футуризм, имажинизм, акмеизм — какая бездна за всеми этими «измами». Разве в них дело? Небо спустилось на землю и заговорило поэтическим го¬лосом.
Теперь, на исходе XX столетия, космические прозре¬ния поэтов облеклись в блестящие звездные латы совре¬менной космологии. Они надежно защищены формулами и числами от тупости, невежества и непонимания, но мне ближе та хрупкость и донкихотская уязвимость, даже незащищенность поэтического слова, с какой предстало оно перед читателями тогда, в космической наготе и не¬винности, как Адам и Ева перед богом до первого пре¬грешения.
