Путь Короля. Том 1 - Гаррисон Гарри (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Спустя два наполненных событиями часа Шеф сидел на лавке в усадьбе рикколльского тана и пристально взирал на пожилого седовласого англичанина. Дом кишмя кишел викингами: кое-кто устроился на корточках, а кто-то уже растянулся на полу. Видны были клубы пара: пропитанная влагой одежда быстро сохла в помещении, согретом теплом десятков тел. Как заранее было велено, налетчики старались не замечать происходящего.
А меж тем сидящие за грубо обструганным столом люди по-прежнему не спускали глаз друг с друга. Шеф придвинул к себе кожаный сосуд с пивом, отпил сам и протянул сидящему напротив человеку с железным хомутом на шее.
— Ты же видел, как я сделал глоток, — сказал Шеф. — Значит, яда там никакого нет. Не дурачься, пей. Если бы я хотел для тебя дурного, можно было сделать это куда быстрее.
При звуке столь свободной английской речи трэль широко округлил глаза. Он взял сосуд и щедро влил в себя его содержимое.
— Кто твой господин? Кому ты платишь подати?
Перед тем как ответить, человек решил покончить с пивом.
— Тан Эднот получил эту землю в кормление от короля Эллы. Но он убит в бою… А остальным владеют бенедиктинцы.
— Ты с ними расплатился к прошлому Михайлову дню? Если нет, надеюсь, ты надежно упрятал деньги. Монахи не жалуют тех, кто уклоняется от уплаты податей.
Глаза раба заволокло страхом, стоило Шефу упомянуть монахов и их подход к нерадивым плательщикам.
— Ну а если на шее у тебя хомут, ты лучше меня знаешь, как монахи поступают с беглыми рабами… Ханд, покажи-ка ему свою шею.
Ханд молча развязал тесьму, на которой висел амулет Идуны, закатил ворот и явил взору раба мозоли и рубцы, оставленные годами ношения железного воротника.
— Встречал ли ты здесь беглецов, которые рассказывали тебе об этой штуке… — Шеф подбросил на ладони амулет Идуны и вернул его Ханду. — Или вот об этих… — С этими словами он указал на Торвина, Фармана, Вестмунда и других жрецов, расположившихся поблизости от собеседников. Те по очереди и так же молча показали англичанину свои амулеты-пекторали.
— А если рассказывали, то, быть может, они говорили тебе, что таким людям можно довериться…
Содрогнувшись, раб опустил глаза.
— Я — добрый христианин… И слыхом ничего не слыхивал о всяких языческих штуках.
— Я говорю с тобой о доверии. А не о язычниках и христианах.
— Вы, викинги, приходите затем, чтобы хватать здесь рабов. А не для того, чтобы выпускать их на свободу…
Шеф нагнулся вперед и постучал по ошейнику.
— Вот это тебе досталось не от викингов. Ну да ладно. Я — англичанин. Разве ты не понял еще этого по моей речи? А теперь слушай хорошенько. Я собираюсь отпустить тебя. Ты же должен найти тех, кто нападает на нас ночью, и сказать им, чтобы они прекратили свои вылазки. Мы им не враги. Их враги остались в Йорке. Если они дадут нам спокойно уйти, — обещаю, мы никого не тронем. А потом ты расскажешь своим друзьям об этом знамени.
И Шеф указал в противоположный угол помещения, где за клубами дыма и пара виднелся выводок полковых шлюх. Те, заметив обращенный к ним жест, поспешно вскочили и растянули полотнище, которое они до того с необыкновенным усердием вышивали. На нем, в обрамлении красного шелка, найденного среди награбленного хлама на одной из телег, из кусков белой полотняной материи, подернутой серебряной нитью, вышит был кузнечный молот с двумя бойками.
— Другая армия — та, которая осталась в Йорке, — воюет под другим знаменем, под знаменем черного ворона, птицы, которая лакомится падалью. Знак, которым отмечают себя христиане, — это знак страдания и скорой гибели. Но наш знак — это знак людей дела. Скажи об этом всем. А сейчас ты получишь от нас залог того, что способен в будущем сотворить для тебя молот… Мы снимем с тебя ошейник!
Раб затрясся от ужаса.
— О нет… Бенедиктинцы, когда вернутся, они же…
— Казнят тебя через страшные муки. Что ж, запомни и передай остальным. Мы предложили тебе свободу — мы, язычники. Но из-за страха перед христианами ты пожелал остаться рабом. А теперь иди!
— Я осмелюсь смиренно просить вас. Прошу вас, не убивайте меня за то, что я сейчас скажу… Но ваши воины опустошают погреба, в которых мы храним мясо. Они лишают нас надежды пережить эту зиму. Если вы не остановите их, то к весне вымрут многие детишки…
Шеф вздохнул. Предстоял тяжелый разговор.
— Бранд, расплатись с этим человеком. Он должен получить деньги. И смотри заплати ему настоящим серебром, а не этими побрякушками, которые чеканит архиепископ.
— Мне заплатить ему?! — взревел Бранд. — Это он обязан мне платить! Как я получу свой вергельд за убитых парней? Да и с каких это пор армия оплачивает свой постой?!
— Армии больше не существует. И никакого вергельда он тебе платить не обязан. Ты и так без спросу гостишь на этой земле… Так что заплати-ка ему. А уж я позабочусь, чтобы ты от этого не обеднел.
Что-то бормоча себе под нос, Бранд принялся распутывать тесьму на кошельке. А распутав, отсчитал шесть серебряных уэссекских пенни.
Раб долго отказывался поверить в то, что произошло. Потом с минуту пялился на монеты, что теперь поблескивали в его ладони, словно бы он никогда не держал в руках таких денег. Впрочем, так оно, скорее всего, и было.
— Я расскажу им, — едва не закричал он. — И о знамени сказать не забуду.
— Если ты это сделаешь и вернешься этой же ночью, я заплачу тебе еще шесть пенни — причем этим ты ни с кем делиться не будешь.
Когда, сопровождаемый воинами, которые должны были отвести его за огни караула, потрясенный раб удалился, Бранд, Торвин и остальные смерили Шефа осуждающими взглядами.
— Будь уверен: ни раба, ни денег тебе не видать, — сказал Бранд.
— Это мы посмотрим… Пока же мне нужны будут две большие сотни верховых. И чтобы лошади под ними были дюжие и кормленые. Выступим сразу после того, как вернется раб.
Бранд с треском распахнул ставню. На дворе вовсю бушевала вьюга.
— И куда тебя на сей раз понесет? — буркнул он.
— Для начала я должен буду вернуть тебе твои двенадцать пенни. Есть у меня и другие цели… — Сосредоточенно насупив лоб, Шеф принялся что-то неспешно выцарапывать на поверхности стола острием ножа.
Бенедиктинцы из обители Св. Иоанна в Беверли, в отличие от братии церкви Св. Петра в Йорке, не были защищены от внешнего мира стенами легионов. Впрочем, взамен этого их данники, а также поселяне, обитавшие на равнинных землях восточной части Йоркширской пустоши, без особого труда могли вывести в поле две тысячи крепких воинов, не считая гораздо более многочисленных легковооруженных копьеносцев и арбалетчиков. В течение всей осени они считали, что набеги пришельцев им не страшны, — с оговоркой, что против них не выступит какое-либо значительное боевое соединение. Но к этому они особо готовились. Ризничий бесследно исчез со всеми наиболее драгоценными реликвиями монастыря, а появившись днями позже, счел необходимым переговорить наедине только с самим настоятелем. Монахи держали в постоянной готовности половину всех своих ополченцев; другим же поручено было надзирать за ходом сбора урожая и заготовками на зиму.
И прошлым вечером у них наконец отлегло от сердца. Лазутчики донесли, что Великая Армия распалась надвое, что часть ее и вовсе пожелала отправиться на юг, то есть вдаль от монастырских владений. И однако в середине зимы ночь в Англии длится от заката до зари шестнадцать часов; а этого вполне довольно, чтобы решительно настроенные верховые сумели одолеть расстояние в сорок миль. Первые несколько миль проводник вел их по извилистым и раскисшим проселочным тропам; в дальнейшем же, когда начались пригодные для верховой езды дороги пустоши, всадники начали набирать скорость. Небольшие задержки каждый раз вызывались необходимостью обойти стороной каждое лежащее на пути поселение. Проводник по имени Тида превосходно справился со своими обязанностями и оставил их лишь тогда, когда на фоне бледнеющего небосвода замаячила остроконечная кровля самой обители. Из сторожевых домишек в тот миг как раз высыпали заспанные рабыни, чтобы начать разводить костры и молоть на утреннюю кашу пшено; с невообразимым писком и причитаниями заскакивали они внутрь, стаскивали с отмахивающихся вояк одеяла, слыша в награду за свое усердие проклятия, которые очень скоро вкупе со всем остальным создавали невообразимый переполох, без которого, похоже, англичане не умели взглянуть в лицо неожиданностям.
