Еретики Дюны - Герберт Фрэнк Патрик (читаемые книги читать txt) 📗
— Любовь ведет к несчастью. Любовь — это очень древняя сила, в свое время служившая своим целям, но для сохранения человечества она больше не нужна. Запомни ошибку этой женщины — боль.
Одраде предавалась мечтам, пока не достигла почти двадцати лет. Она действительно наконец вернется, когда станет полной Преподобной Матерью. Она вернется и найдет ту любящую и надежную женщину, найдет, хоть она и не знает никаких имен, кроме мама и Сибия. Одраде припомнила смех взрослых приятельниц, называвших эту женщину Сибией.
Мама Сибия.
Орден, однако, разглядел в ней мечтательность и стал доискиваться до источника. Это тоже было включено в очередной урок.
— Мечтания, грезы наяву — это первое пробуждение того, что мы называем одновременным потоком. Это существенный элемент рационального мышления. Так можно очистить свой ум ради лучшего мышления.
Одновременный поток.
Одраде сосредоточила взгляд на Таразе, сидящей за столом в этой утренней комнате. Травма детства должна быть упрятана в отведенное ей отдаленное местечко-память. Все это было далеко, на Гамму, планете, которую люди Дана перестроили после времен Великого Голода и Рассеяния. Люди Дана — в прежние дни Келадана. Одраде твердо взяла в руки рациональное мышление, опираясь на Иные Памяти, хлынувшие в ее сознание во время Спайсовой Агонии, когда она действительно стала полной Преподобной Матерью.
Одновременный поток. Фильтрация сознания… Иные Памяти.
Какие же могучие инструменты дал ей Орден. Какие опасные инструменты. Все эти другие жизни таятся прямо за занавесом сознания, инструменты предназначенные для выживания, а не для удовлетворения праздного любопытства.
Тараза говорила, считывая возникавший перед ее глазами материал:
— Ты слишком много копаешься в своих Иных Памятях. Это высасывает энергию, которую лучше сохранять.
Затопленные синевой глаза Верховной Матери впились в Одраде буравящим взглядом.
— Ты, порой, подходишь прямо к самому пределу того, что может вынести плоть. Это может навлечь на тебя преждевременную смерть.
— Я осторожна со спайсом. Мать.
— Еще бы тебе не быть! Тело способно вынести лишь определенное количество меланжа, лишь определенное количество блужданий в прошлом!
— Нашла ты мой изъян? — спросила Одраде.
— Гамму! — одно слово, равное целой речи.
Одраде поняла, никуда не деться от травмы тех лет на Гамму. Те годы — слабое звено, которое должно удалить с корнем, низвести до разумно допустимого уровня.
— Но меня посылают на Ракис, — сказала Одраде.
— И смотри, помни об афоризмах умеренности. Помни, кто ты есть!
Тараза опять наклонилась к своему дисплею.
«Я — Одраде!» — подумала Одраде.
В школах Бене Джессерит, где первые имена обычно терялись, списки учащихся составлялись по последнему имени. Подруги и приятельницы переняли обычай употреблять имя, стоявшее в списках. Они рано усвоили эту древнейшую уловку — сопричастность к секрету личного имени раскидывает силки, в которые ловится душевная привязанность человека.
Тараза, тремя классами старше Одраде, была назначена «опекать» младшую ученицу — тандем, умышленно созданный учителями.
«Опекать» означало некоторое количество руководства младшей, а также то, что при взаимоотношениях равенства некоторые самые необходимые основы закладываемых знаний усваивались лучше. Тараза, имевшая доступ к личному досье подопечной, начала называть младшую Дар. Одраде в ответ на это стала называть Таразу Тар. Два эти имени приобрели некую неразрывную связь — Дар и Тар. Даже после того, как Преподобные Матери их услышали и сделали им выговор, они порой допускали такую ошибку, хотя бы ради собственного удовольствия.
Одраде, поглядев теперь на Таразу, сказала:
— Дар и Тар.
Углы рта Таразы дрогнули в улыбке.
— Что есть такого в моем досье, что ты еще не изучила по нескольку раз? — спросила Одраде.
Тараза откинулась и подождала, пока ее песье кресло приспособится к ее новой позе. Она положила сцепленные руки на стол и поглядела на младшую.
«А ведь на самом деле она и не так уж моложе меня», — подумала Тараза.
Однако со школьных времен, Тараза воспринимала Одраде только как принадлежащую младшей возрастной группе, и возрастную пропасть между ними не скрыть никаким проходящим годам.
— Осторожнее поначалу, Дар, — сказала Тараза.
— Этот проект уже давно миновал начальную стадию, — ответила Одраде.
— Но твоя роль в нем начинается только сейчас. А затеяли мы такое, чего раньше никто и не пытался.
— Узнаю ли я теперь полностью проект, связанный с этим гхолой?
— Нет.
Вот и все. Вся видимость высокого доверия и «надобности понимать» отметена единым словом. Но Одраде это понятно. Таков порядок, изначально заведенный еще с первого Дома Соборов Бене Джессерит, претерпевший за тысячелетия только очень незначительные изменения. Подразделения Бене Джессерит разделяются твердыми вертикальными и горизонтальными барьерами на изолированные группы, отсюда, с вершины, тянутся к ним нити единого командования. Обязанности — «предписанные роли» — распределены и исполняются отдельными ячейками. Задействованные в одной ячейке не знают, что делают их современники внутри других параллельных ячеек.
«Но я знаю, что в параллельной ячейке находится Преподобная Мать Лусилла, — подумала Одраде. — Это подсказывает логика».
Она понимает необходимость такой, скопированной с древнейших тайных революционных обществ, структуры — Бене Джессерит всегда рассматривал себя как постоянных революционеров. Эта революция была заторможена лишь Тираном — Лито II.
«Заторможена, но не отменена и не остановлена», — напомнила себе Одраде.
— Насчет того, к чему ты приступаешь, — сказала Тараза. — Оповести меня, если ощутишь какую-либо непосредственную опасность для Ордена.
Это было одним из тех особенных пожеланий Таразы, смысл которых Одраде схватывала инстинктивно, без слов — а уж потом находила словесное воплощение для этого смысла. Она быстро ответила:
— Бездеятельность будет для нас еще хуже.
— Мы приходим к выводу, что может быть опасность, — сказала Тараза. Она говорила сухим голосом. Таразе не нравилось пробуждать в Одраде талант инстинктивного ясновидения, которым она обладала от неподконтрольных воздействий своей генетической линии — Атридесы с их опасными талантами. Была специальная пометка в генетическом досье Одраде: «…тщательное изучение всего потомства». Двое из этого потомства были тихо умерщвлены.
«Мне не следовало пробуждать сейчас талант Одраде, ни на единый миг», — подумала Тараза. Но порой искушение бывало слишком велико.
Тараза отправила проектор под крышку стола и заговорила, глядя на пустой стол.
— Находясь вдали от нас, даже если ты найдешь идеального отца-производителя, ты не должна скрещиваться без нашего разрешения.
— Ошибка моей настоящей матери, — высказала предположение Одраде.
— Ошибку твоей настоящей матери следовало распознать еще в то время, когда она скрещивалась!
Одраде и раньше не раз это слышала. Это было то, что в линии Атридесов требовало самого тщательного наблюдения со стороны Разрешающих Скрещивание. Талант, конечно. Она знает о своем таланте, происходившем от генетической линии, с одинаковой силой давшей мирозданию и Квизатца Хадераха, и Тирана. К чему, однако, Разрешающие Скрещивание стремятся теперь? Насколько отрицательно их отношение? Больше никаких опасных рождений! Она никогда не видела никого из своих детей после их рождения, — вовсе не такая уж странно для Ордена. И она никогда не увидит ни единой записи своего генетического досье. Здесь тоже Орден оперирует, тщательно разграничивая силы.
«И эти более ранние запреты на некоторые мои Иные Памяти!»
Она обнаружила незаполненные места в своих Памятях и открыла их. Вероятно, только Тараза, да еще, может быть, двое членов Совета (Беллонда, вероятней всего, и еще одна старая Преподобная Мать) владели сверхчувствительным доступом к подобной информации о происхождении.
