Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике - Дворецкая Елизавета Алексеевна (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Можно было бы здесь заметить, что побочная дочь Фрейвида Огниво, ставшая женой Торбранда конунга и кюной Фьялленланда, и так не осталась в убытке. Но такова была Хёрдис – рабыня она или повелительница, ее нрав оставался при ней. Ей всегда не хватало того, что она имела, никакие жизненные завоевания не казались ей достаточными, всегда перед глазами мелькало что-то еще, еще какая-то недостигнутая или недостижимая цель, без которой она не могла чувствовать себя удовлетворенной. Она так ненавидела Квиттинг, землю, на которой жила сначала рабыней, а потом женой великана Свальнира, но, когда она наконец ушла оттуда, Квиттинг не ушел из ее мыслей. Он не признал ее своей, он проклинал ее, а она хотела быть там, где ее не хотели видеть, хотела управлять тем, что не хотело ей подчиниться, управлять хотя бы чужими руками, даже не ожидая никаких особых выгод для себя. Просто она так хотела, и собственного желания ей было достаточно, чтобы сдвинуть горы.
Не каждая рабыня может стать женой конунга.
– Важно то, что слэттов Бергвид ненавидит тоже, – продолжала она. – И Вигмара Лисицу, как любого, кто не хочет подчиниться его власти, кто не желает признавать его конунгом квиттов. А Вигмар не признаёт его и никогда не признает – зачем ему такой конунг, когда у него и так есть все, что ему нужно? Если Бергвид узнает, что Вигмар выдает свою дочку за Хельги ярла, он взбесится и полезет на стену. Он захочет помешать этой свадьбе, если только сумеет. Вот я и хочу, чтобы он сумел. Чтобы кто-то помог ему. Например, ты.
– Я?
– Да. Ты пойдешь к нему, расскажешь ему об этом обручении и растолкуешь, чем ему это грозит, если он сам не понял. А когда он пойдет войной на Вигмара Лисицу, мы тоже придем и добьем победителя.
– А чего мне там делать? – Ормкель не пришел в восторг от этих замыслов и казался озадаченным. – Он и сам все это сообразит.
– А если нет? Умом он никогда не отличался, как и вся его родня. А главное – я должна знать, когда Торбранду конунгу собирать войско и когда вести его на Квиттинг. Для этого мне нужен там свой человек.
– Но как я дам тебе знать? Пока я доберусь оттуда сюда, уже будет поздно.
– Ничего не давай, я сама возьму! – Кюна Хёрдис усмехнулась. – Вот так!
Она быстро протянула руки к голове Ормкеля и маленьким бронзовым ножом срезала прядь светлых волос. Ормкель охнул и отшатнулся, а кюна уже помахивала прядью, как боевой добычей.
– Вот это расскажет мне все о тебе! – посмеиваясь, сказала она. – Я буду все о тебе знать, а тебе для этого больше ничего не придется делать.
– Не думаю, чтобы из этого что-то вышло! – недовольно ответил Ормкель, видя, что попался. Прядь волос, как любая часть живого человека, дает власть над ним, и он с головой очутился в руках ведьмы Хёрдис. – Квитты меня знают. Да Бергвид и не поверит ни одному фьяллю.
– Поверит! – уверенно ответила Хёрдис. – Он собирает к себе всякую шваль и никогда не смотрит, какого она племени. Он набирает себе в дружину всех, кто приходит: беглых рабов, объявленных вне закона, хоть троллей рогатых! Скажи ему, что поссорился с Торбрандом конунгом, и Бергвид примет тебя как лучшего друга! Можешь приносить какие угодно клятвы, я сама позабочусь, чтобы боги на тебя не гневались. Позаботься только о том, чтобы вовремя исчезнуть, когда дело дойдет до драки. Как там выжить, тебя не нужно учить. Ты это умеешь сам, потому я и выбрала тебя.
– Не умел бы, хозяйка, не сидел бы я теперь тут… Ормкель ушел, а кюна Хёрдис еще некоторое время сидела на лежанке, играя маленьким ножом с троллиной головой. Она знала еще одну важную вещь, которой не сказала Ормкелю. Ворожба открыла ей, что сын ее Торвард когда-то убьет Бергвида Черную Шкуру. Но она также знала, что перед этим Бергвид убьет Ормкеля. До тех пор еще много, очень много времени, но тем больше у Ормкеля оснований пойти к Бергвиду и заставить его служить фьяллям. Хёрдис Колдунья давала Ормкелю возможность заранее отомстить за свою будущую смерть, а такая удача выпадает не каждому! Он должен быть ей благодарен! Вот и пусть постарается ради своей же будущей чести!
Вскоре после праздника Середины лета Альдона собралась в Кремнистый Склон. Не было ничего особенного в том, что дочь Вигмара Лисицы хочет оказать внимание хёвдингу соседней округи и своему бывшему воспитателю в придачу. Но вся усадьба знала, что на самом деле она едет за Лейкниром. После их с Бьёрном отъезда полная людей усадьба стала казаться Альдоне пустой, и отсутствие брата Бьёрна здесь было ни при чем. Всегда, сколько она себя помнила, Лейкнир находился рядом с ней; стоило ей вызвать в памяти любой, выдающийся или обычный, случайно припомнившийся день восьми-, десяти-, двенадцатилетней давности, и Лейкнир Грива, то подросток, то взрослый молодой мужчина, но всегда одинаково непричесанный, обнаруживался в картине воспоминания где-то возле нее. А если его не было, то она точно знала, где он, зачем удалился и когда должен вернуться. Он принадлежал ей, как собственная рука, и так же всегда был наготове для любого дела. И теперь, когда он вдруг пропал, потерялся, уехал, ничего не сказав о возвращении, она чувствовала такую же растерянность, как если бы от нее впрямь сбежала рука или нога.
Знатные гости разъехались, волнения улеглись, разговоры об этом надоели, все стало как всегда. Усадьба Каменный Кабан теперь казалась тихой, малолюдной, скучной. Раньше длинноногий, длиннорукий и шумный Лейкнир заполнял собой всю усадьбу: куда ни пойдешь, он то сидит у очага и оживленно с кем-то спорит, то борется с кем-то во дворе, одновременно поучая противника, что тому делать, то хохочет громче всех, если рассказывают что-то забавное. А теперь он исчез, и на его месте образовалась заметная пустота. Пустота эта шла за Альдоной, куда бы она ни направилась. Казалось, весь дом утратил что-то важное и стал бессмысленным и безвкусным, как каша без соли. Исчез человек, который все эти годы будил в душе Альдоны вкус к жизни и придавал смысл всему остальному, а теперь она в изумлении вглядывалась в окружающие предметы, пытаясь понять, что в них изменилось. Ей было скучно хлопотать утром по хозяйству, зная, что нигде она не наткнется на знакомое плечо и лохматый светло-желтый хвост волос, кое-как связанный ремешком, и скучно было прясть вечерами. Лейкнир имел привычку сидеть на полу возле ее прялки, слева, там, где он не мешал ее руке с веретеном, и касаться плечом ее колен; она еще всегда грозила приплести к нити его «гриву». Теперь он там больше не сидел, и непонятно стало, зачем вообще прясть.
Даже праздник Середины лета, самые счастливые и радостные дни в году, показался скучноватым. Никто не принес им в девичью спозаранку огромную охапку луговых цветов и не вывалил на лежанку, как в прошлом году, когда они с Гьёрдис и Эльгердой, тогда еще незамужней, еле выбрались из-под этого снопа, визжа от прикосновения к теплой коже отчаянно-холодной росы. И танцы в этот раз показались бессмысленным топтанием, потому что во всем мужском кругу не нашлось никого интересного. В усадьбе и округе имелось сколько угодно мужчин, и все они явились на луговину к большому праздничному костру, но Альдона смотрела на них равнодушно. Все они были в ее глазах одинаковы, потому что она знала: того, кто любит ее больше жизни, среди них нет. И все эти красавцы, одетые в лучшие цветные рубахи, казались ей не лучше стада баранов. И собственная красота утратила смысл, и новое платье не радовало Альдону, потому что кто же будет на нее смотреть? Того, кому она всегда нравилась, рядом с ней нет. Он сидит где-то на луговине под Раудбергой и бессмысленно кидает веточки в костер; ему так же скучно, как ей. И вот они имеют, считай, два испорченных праздника.
Дни тянулись, не принося облегчения, и после середины лета выносить эту пустоту стало невозможно: Альдона не спала по ночам, ворочалась, беспокоилась, как будто потеряла ключ от ларца с самым дорогим сокровищем. Так не могло больше продолжаться. Когда он вернется, все в мире встанет на свои места. А если для этого надо сесть на лошадь и пять дней потрястись в седле – ну, что ж, ничто хорошее не дается даром.
