Мессия Дюны - Герберт Фрэнк Патрик (книги без регистрации полные версии txt) 📗
Негромко, как маленькому ребенку, он опять задал тот же вопрос:
— Скажи, сколько Пряности ты приняла? — и левой рукой взял ее за плечо.
— Механика слов столь неуклюжа, столь примитивна и двусмысленна, — отвечала она, ускользая из-под его руки.
— Ты должна сказать, — настаивал он.
— Погляди на Барьерную Стену, — указала она, и содрогнулась; там, куда указывала ее рука, скалы рушились под напором невидимых волн. Она отвела глаза, поглядела на лицо гхолы, черты его изменялись: старели, молодели… снова старели… и опять становились молодыми. Он был подобен самой жизни, уверенной в собственной бесконечности. Она хотела бежать, но он схватил ее за левое запястье.
— Я немедленно вызываю доктора, — проговорил он.
— Нет! Вот-вот придет видение! Я должна узнать!..
— Ты немедленно идешь к себе, — строго сказал гхола.
Она глядела на его руку. Плоть их соприкасалась, из руки его словно бил ток, пугавший и соблазнявший ее. Рывком она высвободилась, задыхаясь, проговорила:
— Вихрь не удержишь!
— Тебе нужен врач! — отрезал он.
— Как ты не понимаешь! — чуть ли не в отчаянии возразила она. — Я не вижу всего, одни только дергающиеся и колышущиеся обрывки. Я должна вспомнить будущее. Как ты не понимаешь этого?
— Что мне будущее, если ты умрешь? — отвечал он, мягко подталкивая ее к семейным апартаментам.
— Слова… слова, — бормотала она, — я не могу объяснить. Одно следует из другого… но если нет причины, нет и следствия. Мы не можем оставить Вселенную, какой она была. Сколько бы мы ни пытались, все время возникает провал.
— Ложись, — скомандовал гхола.
Как он туп, — подумала она.
Ее охватили прохладные тени. Мышцы собственного тела извивались червяками. Она не ощущала под собой твердого ложа. Только пространство. Все прочее не было материальным. Ложе истекало телами — ее собственными. Время множилось, напрягалось, и она не могла выделить хоть что-то единое. Вокруг было время, оно шевелилось, вся Вселенная уползала то назад, то вперед… во все стороны сразу.
Оно не вещественно, — объяснила себе Алия. — Его нельзя обойти, стать под ним. И нет места для точки опоры.
Вокруг нее сновали люди. Множество неизвестных держало ее за левую руку. Она посмотрела, как течет ее плоть, вдоль прикоснувшейся руки поглядела на жидкую массу лица: Дункан Айдахо! Глаза были… не те. Но это был Дункан: мальчик-мужчина-подросток-мальчик-мужчина-подросток. И каждая черта лица его выдавала тревогу о ней.
— Не бойся, Дункан, — прошептала она.
Он стиснул ее руку, кивнул и сказал:
— Лежи смирно.
В голове его крутилось: она не должна умереть! Не должна! Женщины Дома Атрейдес не должны умирать! Он резко тряхнул головой. Мысли эти противоречили логике ментата. Смерть необходима, чтобы могла продолжаться жизнь.
Гхола любит меня, — думала Алия.
И мысль эта стала опорой в море времени. Знакомое лицо, а за ним… комната. Она узнала одну из спален в апартаментах Пауля.
Застывшая и неизменная фигура что-то делала с трубкой, вставляя ее в горло Алие. Она попыталась сдержать спазм рвоты.
— Вовремя успели, — произнес голос семейного врача. — Надо было раньше вызвать меня. — В словах его угадывалась подозрительность. Трубка змеей выползала из ее горла.
— Я сделаю ей инъекцию снотворного, — сообщил врач. — И пришлю сюда кого-нибудь из ее собственных прислужниц.
— Я останусь с ней, — сказал гхола.
— Это неприлично! — возразил медик.
— Останься… Дункан, — прошептала Алия.
Он погладил ее руку, чтобы она поняла, что он слышит ее.
— Госпожа, — проговорил врач, — лучше, если…
— Я сама знаю, что лучше, — возразила она. От слов горло саднило.
— Госпожа моя, — укоризненно сказал медик, — вам прекрасно известно, что слишком много меланжи принимать опасно. Я могу предположить, что вам его подложили в…
— Ты глуп, — задыхалась она. — Откуда, по-твоему, берутся видения? Я прекрасно знала, что принимала и почему. — Она схватилась рукой за горло. — Оставь нас. Быстро!
Врач пропал из виду, заявив на прощание:
— Я обязан предупредить вашего брата.
Почувствовав, что врач вышел, Алия всем вниманием обратилась к гхоле. Теперь видение уже маячило перед ней: субстрат, на котором сверху коркой медленно нарастало настоящее. Она видела, как гхола двигается на волнах времени, теперь уже не загадочный, ставший обыденным и привычным.
Он — средоточие всего, — думала она, — в нем и гибель, и спасение.
И она содрогнулась, понимая, что наконец ей открылось то, что давно провидел ее брат. Слезы сами собой обожгли глаза. Она резко тряхнула головой. Никаких слез! Капли эти — просто пустая трата влаги, им не место в строгом течении пророческого видения. Пауля нужно остановить. Однажды, только однажды, она сумела забежать дальше его во времени и оставила свой голос там, где еще должен был пройти брат. Нити паутины грядущего сходились к нему, словно лучи света к фокусу линзы. Пауль находился в самой сердцевине лучей и знал об этом. Он удерживал все линии событий, не позволяя ни одной из них отклониться в сторону или тем более вырваться.
— Почему? — пробормотала она. — Это ненависть? Или Пауль хочет в отместку поразить само Время? Это ненависть, Хейт?..
Услыхав свое имя, гхола отозвался:
— Простите, госпожа?..
— Если бы я только могла выжечь все это из своего сердца! — выкрикнула она. — Я никогда не хотела быть иной.
— Пожалуйста, Алия, — бормотал гхола. — Успокойся, усни.
— Как я хотела бы уметь смеяться, — прошептала она. Слезы текли по ее щекам. — Но я сестра Императора, и брату моему поклоняются как богу, Люди боятся меня. А я не хотела этого.
Он стер слезы с ее щек.
— Я не хочу быть частью истории, — прошептала она. — Я хочу, чтобы меня любили… я хочу любить.
— Тебя любят, — отвечал он.
— Ах… верный, верный Дункан, — прошептала она,
— Пожалуйста, не зови меня этим именем.
— Но это твое имя, — отвечала она, — а верность — редкий и дорогой дар. Впрочем, ее можно продать… не купить — только продать.
— Мне не нравится твой цинизм, — нахмурился он.
— Пошли к чертям твою логику! Это — правда!
— Спи, — сказал он.
— Ты меня любишь, Дункан? — спросила она. — Да.
— Это случайно не ложь? — спросила она. — Не та ложь, в которую проще поверить, чем в правду? Почему я боюсь поверить тебе?
— Ты боишься того иного, что скрыто во мне, как боишься иного, скрытого в тебе самой.
— Ты же мужчина, не только ментат, — огрызнулась она.
— Я и ментат, и мужчина.
— Раз так — сделаешь ли ты меня своей женщиной?
— Я сделаю все, что прикажет любовь!
— И дашь мне свою верность?
— И верность.
— Ею ты и опасен, — проговорила она.
Эти слова смутили его. Ни лицо, ни мышцы тела этого не выдавали, но она знала, ведь в видении он волновался. Она чувствовала, что запомнила только части видения, что ей следует постараться припомнить все. Там, в тенях пространства, таилось еще одно восприятие, оно словно бы не имело отношения к органам чувств и возникало в голове само собой, рождало боль.
Эмоция!.. Да, эмоция! Она возникла в видении не сама по себе, а как следствие, но эмоция эта позволяла Алие найти причину. Ее охватила сложная смесь туго свитых воедино страха, любви и горя. И они наполняли видение, сливаясь в единую маску, огромную и первобытную.
— Дункан, не отпускай меня, — прошептала она.
— Спи, — отвечал он, — не пытайся противиться сну.
— Я должна… должна объяснить. Пауль решил стать наживкой в расставленной им ловушке. Он служит силе и ужасу. Насилие… обожествление… словно оковы охватывают его. Он потеряет… все. И горе погубит его.
— Ты говоришь про Пауля?
— Они хотят, чтобы он погубил себя собственными руками, — задыхалась Алия, выгибаясь всем телом. — Его ждет огромное горе, страшное горе. Они хотят лишить его любви, — Алия села на постели. — Они создают такую Вселенную, в которой сам Пауль не захочет жить. В которой он не сможет позволить себе жить!..