Стражи времени (СИ) - Ванин Сергей Викторович (читать книги .TXT) 📗
Иногда, собираясь на дело, Василий прикидывался водопроводчиком, телефонистом, страховым агентом, пожарным инспектором. А однажды, директору потребкооперации одного украинского города представился журналистом газеты «Социалистическая Родина».
— Прибыл писать о вас очерк. Очень вы умело хозяйствуете. Лично товарищ Микоян имеет на вас виды. Такие кадры в Москве, нужны, в столице. Очевидно, после выхода материала в печать получите предложение оттуда, — Борзяк многозначительно поднял глаза вверх и с почтением покивал головой.
Хохол долго изучал «редакционное удостоверение», но липа была сработана на высочайшем уровне. Шалый работал с «ксиводелом» высокого класса. Старик «лепил» всё, начиная с бланков командировочных удостоверений, кончая паспортами. Мог изготовить даже удостоверение сотрудника милиции. Работа велась через проверенных людей и стоила довольно внушительных денег. Изучив «ксиву», директор сунул нос в командировочное удостоверение. Посопев, поднял трубку телефона.
— Товарищ! Дайте Москву! Газету «Социалистическая Родина»! Жду! — пробасил директор.
— Газета «Социалистическая Родина», — ответил женский голос на другом конце телефонной линии.
— Вас беспокоят из города Брилёво. Ваш корреспондент, товарищ Звирский сейчас должен находиться в командировке в Брилёве?
— Да, Звирский действительно сейчас в командировке, но, где он, в Брилёве или в Казани, я вам сказать не могу, не имею на то соответствующих полномочий. Всего доброго. — Отбой.
Василий весь диалог прослушал с обиженно-брезгливым выражением лица, ничуть не волнуясь. Вот точно так же несколько раз и он беспокоил сотрудников газеты. Ответ всегда был один и тот же. Никто никакой информации не даёт. Не те времена. Кругом полно шпионов, враги народа на каждом шагу! Но даже такой ответ хохла успокоил и, он, притащив бутылку коньяка, организовав закуску, тут же принялся потчевать московского гостя, от которого, в какой-то мере, зависела его дальнейшая судьба и карьера. Выпив рюмочку, Борзяк откланялся, сказав, что интервью состоится завтра. На следующий день директор выгнал наготовившую снеди жену за час до прихода корреспондента.
«Ну, зачем москалю смотреть на эту старую калошу? Мало того, что в дверь не пролезает, так еще глупа как пробка. Женился в свое время сдуру. Дети теперь выросли и разлетелись из гнезда, а он с этой клушей до смерти обречен куковать. Разведёшься, можешь поста лишиться, наверху пришьют моральную неустойчивость, век не отмоешься. Любовница, конечно, есть, Катенька, секретарша в конторе, красавица писанная, да и язык за зубами держать умеет. Можно, конечно, пригласить ее с подружкой. Интервью это, чертово, закончится, нужно же поужинать красиво, да и гостя ублажить не помешало бы — от него многое зависит. Газета серьезна. Заинтересовались им, наконец, труды его даром не пропали. Пахал, как вол, мотался по всей области, отрасль укреплял. О себе, конечно, тоже не забывал, что ж он дурак, что ли? А все ж таки не тот масштаб, провинция здесь. Другое дело — Москва, столица нашей Родины. Какие возможности, какие перспективы открываются! Посадить, правда, тоже могут, вон, как головы-то летят. Но то за политику. А он за Советскую власть глотку перегрызет, в случае чего. Так и надо этому хлыщу московскому выдать — партия для меня, мол, на первом месте, а личное — на сто первом. А баб этих не стоит звать, еще неизвестно, что москвич в газете напишет о таком приеме, еще развратником, бабником выведет. Нет, бережённого — бог бережёт. Сам принимать буду, авось не обидится» — думал деятель потребкооперации, в который раз производя смотр батареи бутылок, стоящей на столе.
Но встреча прошла совсем не так, как представлял себе кооператор. Едва начав беседу, московский гость резко оборвал, начавшего заливаться соловьем торгаша, задав вопрос, который тот никак не ожидал услышать от журналиста:
— Михаил Остапович, где вы прячете деньги и ювелирные украшения жены?
Михаил Остапович поперхнулся, закашлялся, водка полилась через ноздри на богато сервированный стол. Он всё понял, его провели, как последнего пацана, никакой это не журналист, это урка, жиган, сейчас он будет грабить его, а потом, получив деньги, ухлопает, как пить дать, ухлопает. А может попытаться напасть на урку, схватить бутылку, разбить об угол стола и резануть розочкой по горлу, по ставшей вдруг, в одно мгновенье, ненавистной морде. А потом заорать во всю глотку, может быть соседи допрут, что здесь что-то происходит и вызовут милицию.
— А что милиция? Вы что от милиции, да и вообще от власти какой-то помощи ждёте? — незнакомец как будто читал его мысли, голос его звучал издевательски спокойно.
— Напрасно, власть вам не поможет, Вы же эту самую власть и обворовываете, причем в особо крупных размерах, как я погляжу. А ведь у вас, любезный, дети. Дочь студентка, на врача учится. Сын, художественное училище окончил. Подает надежды, может из него хороший живописец выйдет? Даже скорей всего выйдет, с твоей-то финансовой поддержкой молодое дарование окрепнет гораздо быстрее. А вызовешь милицию…. Ведь я у тебя возьму деньги, заметь, не все, часть тебе останется. А они дадут тебе срок, посадят ведь тебя за воровство и должностные преступления, а богатство твое, которое ты все это время нечестно наживал, просто конфискуют. Вот и останешься ты при пиковом интересе. Мало того, что гол как сокол станешь, так еще и в лагерь отправишься, а семья твоя опозорена будет. До конца своих дней ни сын, ни дочь, ни жена не отмоются. Да они тебя все ненавидеть будут, как же, папаша вор, всю жизнь им испортил. А вас, Михаил Остапович, в лагере обязательно удавят. Там такие, как вы там не в почете. Знайте это. Ну, так как? Будем в милицию звонить?
Не будем никуда звонить, — откашлявшись, устало молвил деятель кооперативного движения. — Возьми нож со стола. Подними третью, четвертую и пятую паркетины, видишь, там тайник? Забирай всё к чертовой матери и катись, глаза б мои тебя не видели!
Шалый внимательно осмотрел добычу, денег было намного больше, чем он ожидал обнаружить, так же имелись сберкнижки на предъявителя, естественно. Он сразу обратил внимание, что суммы разложены в разные сберегательные кассы города. Не дурак кооператор-то, хорошо шифруется. Сумма на книжках тоже была гигантской.
«Нужно половину получить, если больше снимать, подозрительно может показаться, спалиться можно. Ладно, черт с этим Михайлой, пусть радуется» — Василий отделил половину стопки сберкнижек и бросил на стол перед торгашом:
— На, держи, буржуй советского разлива, я не жадный.
Михаил Остапович продолжая хлопать глазами, тяжело дышал.
— Так, теперь последний этап операции, — меж тем продолжал Борзяк. — Ты почему «рыжьё» зажал, гражданин хороший? Давай, колись, а то пальцы сейчас начну ломать, ну!
— Шкаф платяной у стены открой, — еле лепетал Михаил Остапович. — Там на задней стенке фальшпанель установлена, отодвинь её. Забирай всё, только жизни не лишай.
— Ладно, мочить тебя не стану, хотя стоило бы. Детей твоих пожалею. А ты, не рыпайся, сиди тихо, забудь, что я у тебя побывал. В случае чего, и дочь твою и сына закопают так, что и следа от них не останется. Понял?
— Понял.
— То-то. И запомни, мне срок по любому меньший, чем тебе будет. Потому, что я чищу частных лиц, а ты грабишь государство. А за государство завсегда больше карают.
Борзяк аккуратно сложил добычу в портфель и, попрощавшись, вышел. Прибыв на вокзал, Шалый купил билет до Москвы. Он взял купе и, сразу, получив белье, залёг спать. Портфель он, нимало не опасаясь, пристроил в головах. В купе он ехал в гордом одиночестве, что его очень устраивало. Борзяк возвращался в Москву, домой с гастролей, оставшись довольным собой и взятым кушем. Проснувшись, и, выпив душистого чаю с лимоном, он с удовольствием прокрутил в голове события истекшего дня. Ловко он обставил зарвавшегося торгаша, Михайлу Остаповича. Можно быть стопроцентно уверенным, что никуда жаловаться он не побежит, а постарается забыть о визите московского «журналиста». Можно было бы, конечно, прямо сразу ухлопать этого деятеля, итог был бы один и тот же. Но к чему пальба, когда можно изящно и непринужденно вынудить его отдать несправедливо нажитое.
