С ключом на шее (СИ) - Шаинян Карина Сергеевна (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
— Значит, ты там была, — тяжело выговорил отец и закрыл лицо ладонями. — Боже, Яна…
Это не я, хотела сказать она. Это просто бред. Я не такая, как ты думаешь, не такая!
Она вспомнила вкус железа. Скользкое ощущение горячего сырого мяса во рту. Запекшуюся на губах кровавую корку. Дружескую ухмылку Голодного Мальчика — ухмылку, предназначенную своей. Пора прекратить врать. Папа вырастил ее. Он знал, какая она на самом деле. Он и Голодный Мальчик — знали.
Но оставаться рядом с этим знанием не хотелось ни секунды.
— Думаю, мы не увидимся завтра, — тихо сказала она и взялась за ручку двери. Ручка не подавалась; Яна толкнула дверь и услышала, как глухо лязгнул засов. Недоуменно моргая, снова подергала ручку. Повернулась к отцу, с трудом раздвигая загустевший воздух.
— Куда это ты собралась? — саркастично спросил он и вдруг осекся. Подскочил к столику, закопался в пиалу с отбитым краем. Эта посудина стояла в прихожей, сколько Яна помнила, до краев заполненная мелочью, шнурками, пуговицами с торчащими из дырок нитками и черт знает чем еще. И… она не успела додумать — отец уже выудил из пиалы связку запасных ключей и суетливо затолкал в карман. Застиранные спортивные штаны обвисли под тяжестью набитого в них железа, обнажив полоску поросшего рыжей шерстью вялого живота, и Яна непроизвольно обтерла руки о полы куртки. Где-то есть третий ключ, подумала она и тут же поняла: у дяди Юры.
— Я с тебя больше глаз не спущу, — сказал отец. — Иди сиди в комнате, — велел он. — Мне надо подумать…
У Яны вырвался короткий нервный смешок. Проводив взглядом сгорбленную спину отца, удалившегося на кухню, она вытащила сигареты. Сунула одну в рот, судорожно сжав зубами фильтр. Она уже поднесла зажигалку, когда вспомнила, что папа никогда не курил в комнатах. Снова безрадостно хохотнув, она вынула ноги из кроссовок и прошлепала на кухню.
Он тоже курил — на своем месте, у торца стола, спиной к двери. Столько лет живет один — но так и не нашел себе места поудобнее. И кухня совсем не изменилась, только прибавился электрический чайник и микроволновка. Яна прошла мимо, примостилась на подоконнике. Пододвинула обросшую окаменелым пеплом двустворчатую раковину. Наконец щелкнула зажигалкой. «Кхм-кхххыыым!» — громко сказал отец, и Яна, пожав плечами, отвернулась к окну. Вздрогнула, увидев израненные бульдозером сопки. Распаханные участки походили на сочащиеся желтым нарывы. Смотреть на них было неприятно.
Вдыхая едкий дым и соленую влагу, сквозящую в приоткрытое окно, она принялась рассматривать отца, прикидывая шансы добыть ключи. Он сидел, раздраженно тыча пальцем в телефон — читал что-то, кажется, — демонстративно не обращая на нее внимания. Если подскочить и быстро сунуть руку в карман… Она представила, как это могло бы быть, и содрогнулась. Даже если он не успеет отреагировать, если не придется бороться — все равно… гадко. Совершенно невозможно. Немыслимо. Во рту вдруг появился привкус зиры, и Яна торопливо затянулась истлевшей до фильтра сигаретой.
Отец посмотрел на часы и резко отложил телефон.
— Где его только носит, — пробормотал он и поднял голову. — И зачем ты вообще явилась? — страдальчески задрав брови, спросил он. — Чего тебе на материке не сиделось, объясни мне! Только, ради бога, не ври…
— Меня Филька позвал, — сказала Яна, помолчав.
— Какой еще Филька?!
— Мой друг.
— Чушь, — отрезал отец. — У тебя не было друзей. Кто бы стал с тобой водиться?!
Яна криво улыбнулась, спрыгнула с подоконника и вышла из кухни. Постояла перед дверью квартиры, сложив руки на груди и вытянув губы трубочкой. У отца не доходили руки подклеить обои — но поставить современную дверь он собрался. Яна потыкала пальцем в металлическую пластину, из которой торчали ручка и гнезда замков, ковырнула ногтем один из болтиков и принялась сосредоточенно копаться в инструментах, валявшихся на столике. Хорошо, что отец недавно что-то ремонтировал. Ей не хотелось рыться в темнушке.
Отвинтить пластину оказалось легко — и совершенно бессмысленно: штуковина оказалась декоративной накладкой. Шипя уголком рта мрачный мотивчик, Яна бессмысленно подергала ручку. Поколебалась, выбирая между стамеской и перочинным ножом с толстым коротким лезвием, и взяла нож. Всунула между дверью и косяком, пытаясь отжать язычок. Он даже не дрогнул, и Яна начала колупать вокруг замка, пытаясь поддеть хоть что-нибудь. Взгляд отца сверлил спину, и не надо было оборачиваться, что бы знать: он стоит, сложив руки на груди, и ждет, пока Яна спохватится. Очнется. Поймет, что ее засекли, и наказание за проступок неминуемо.
С замком ничего не выходило. Яна выпятила губу и сдула каплю пота, нависшую над глазом. Раз замок не дается — надо отковырять от стен всю дверную коробку. Закусив губу, Яна воткнула нож под косяк, нещадно обдирая обои. В стене что-то посыпалось, и Яна принялась с энтузиазмом расколупывать что-то ломкое и податливое.
Раздражающе зазудел в кармане мобильник. Яна выудила его, не прекращая орудовать ножом. Поймала изумленный взгляд отца — и поняла, что ей не положено иметь собственный мобильник: ведь папа не решал, что ей нужен телефон. Виновато взглянула на экран — незнакомый номер. Пробормотав: «Спамеры проклятые», она уже хотела сбросить звонок, но в последний момент передумала.
— Янка? — донесся голос, такой слабый и напуганный, что она едва узнала его. — Янка, приходи скорей… у меня тут дядь Юра…
— Что?! — выкрикнула Яна.
— Он без сознания, я не знаю, что делать, Ян… Полина, где скотч?! — вдруг визгливо крикнула Ольга в сторону. Твердо выговорила в трубку: — Ты должна прийти.
— Я не могу, — сказала Яна. — Прости, я не могу. Ты не поверишь. Меня… — она истерически хихикнула, — меня папа не пускает.
— Понятно, — проговорила Ольга бесцветным голосом. Яна еще слушала короткие гудки, когда отец пошевелился: сдержанное, грозное, знакомое движение.
— Юрий… — начала говорить она, но отец перебил ее:
— Значит, я тебя не пускаю, — с напором выговорил он. — Ты бы хоть сейчас поскакала — уже не знаю, к кому — но я тебя не пускаю. Просто так. Без причин. Назло, да?
Яна бросила на него бешеный взгляд и, отвернувшись, с силой воткнула нож в уже заметную щель.
— Я с тобой разговариваю! — заорал отец. Горячий воздух упруго ударил в затылок, и Яна резко пригнулась, разворачиваясь; локоть взлетел, защищая голову. Отец, оскалившись, навис над ней, снова занес руку. Яна шарахнулась, ударилась плечом, непроизвольно закрывая лицо, — ей скоро сорок, а рефлексы все те же: прикрыться, сжаться, и уже трясется подбородок и разевается рот, предвещая рев. Ярость прокатилась по телу, как анестезия, лицо онемело и стало горячим, а глаза — твердыми, как каменные шарики.
— Ты совсем сдурел! — дико заорала Яна, подавшись к отцу, и — будто под тяжестью ее злобы — он уронил уже нацеленную ладонь. В выцветших глазах мелькнул страх; взгляд метнулся к рукам Яны, и она осознала, что так и сжимает нож, выставив его перед собой.
Он медленно выдохнула сквозь зубы и с усилием выпрямилась. Напоказ защелкнула лезвие и убрала нож в карман.
— Если ты меня ударишь, я дам сдачи, — негромко сказала она. — Нам обоим потом будет очень стыдно.
Отец горько усмехнулся.
— Да ты понятия не имеешь, что такое стыд, — сказал он. — Давай, вали. И нож прихватить не забудь. А потом расскажи всем, что это дядя Юра. Давай. Одного невиновного из-за тебя уже в ментовке угробили. Юрка, видно, следующий.
…Только приближаясь к дому Ольги, Яна наконец начинает замечать окружающее. Смутно вспоминается массивный стол в темном, обшитом деревом зале, ящики для образцов, в которых раньше лежали цилиндры шурфов, а теперь — россыпью навалены халцедоны (пустышка, говорит папа, вертит в руке пламенеющий оранжевым камешек и сует его обратно в ладонь Яны, нефтяникам они ни к чему, ну-ка поднажми, до привала еще полчаса). Человек-ворона в изжелта-сером свитере, украшенном замысловатыми косами, хищно нависает над столом, выбирает образец, подносит к глазу, прищуривая другой. Он смотрит сквозь камень на бледную щель окна, откладывает и берет следующий.
