На стороне мертвецов (СИ) - Волынская Илона (версия книг TXT) 📗
— Я так понимаю, вы опять намекаете на мою причастность к убийствам! — взвился Урусов и медведь у его ног глухо заревел, яростно глядя на Митю. Тут же получил шлепок по морде… и покорно улегся, прикрывая нос лапами и косясь на Урусова со страхом и обожанием. — Да где там намекаете, ваш клеврет на губернаторской лошади бросил мне это в лицо, при всех!
Клеврет на лошади? Это что же… Ингвар добрался? И даже рассказал! Митя расплылся в блаженной улыбке.
— Вам смешно? — не хуже медведя рявкнул Урусов. — Я честно не лез в ваши дела, признавая право Моранычей решать, кому жить, а кому умирать…
— Я не Мораныч! — в очередной раз завопил Митя. В ответ с небес донесся знакомый скрипучий вопль. Мара явилась. Ну, и где она была, пока его чуть не съели?
— Да-да… — со злой иронией отмахнулся Урусов. — Именно поэтому ваша мара перехватила меня на въезде в слободу и чуть не за шкирку приволокла сюда.
«Ясно, где была». — вздохнул Митя.
— А в саму слободу вы как попали? — подозрительно спросил он. — И зачем?
— Вы полагали, я позволю свалить на меня эти чудовищные убийства? — повысил голос Урусов. — Или надеялись, что толпа растерзает?
— Какая еще… — начал Митя, потом вспомнил обезумевшего Сердюкова и смолк. Это отец сейчас… против толпы?
— Обыкновенная толпа, людская, которая хуже волчьей стаи! Хорошо, что прорваться удалось, а уж на месте преступления я ваш след сра-а-азу нашел! Думаете, если я малокровный, так не справлюсь? Нет уж, сударь мой Мораныч, со своими трупами извольте разбираться сами!
— Вы обвиняете в убийствах… меня? — Митя застыл с открытым ртом. — Вы думаете, я могу кого-то… загрызть? Медведем?
— Пока вы не попытались обвинить меня — нет, не думал! Но когда увидел вас у Лаппо-Данилевского — задумался.
— Это я, когда увидел вас у Лаппо-Данилевского — задумался! — вскричал Митя. — Вот что бы вам, сударь, там делать? — он насмешливо прищурился.
— Медведя искать! — рявкнул Урусов. — У него все поместье медведем провоняло, а наши Потапенко к нему ни ногой, ни лапой. Он же оборотней за животных держит, и не скрывает того, с младшим даже на дуэли драться отказался, еще и насмехался: дескать, диких зверей стреляют, а не с ними стреляются.
Ого! И после такого его продолжают принимать в обществе? Впрочем, наивным Митя не был, если влияние Лаппо-Данилевского в губернии и впрямь так велико, как рассказывают, то… он многое может себе позволить.
— У него на день ангела жены цыгане медведя водили! Там он его и взял! Лаппо-Данилевский… медведя… — перешел в атаку Митя. — Они его вывезли из имения, стоило нам с Зиночкой… стоило мне туда приехать! А потом на нас наехали… паротелегой!
— Стоило вам… или стоило мне туда приехать? — прищурился Урусов. — Так вот почему я не нашел…
— А может, все проще? — Митя обиделся. Мало, что он снизошел до расследования… Так теперь еще его роль пытаются принизить! — Вы — сообщник! Вы этого медведя натравили на жертв, потому как — кто еще? Вы ж Симарглыч!
— Да-да, особенно на последнюю, которая погибла, когда я был на совещании у губернатора! — ехидно фыркнул Урусов.
— И свидетели есть? — не менее ехидно процедил Митя… и тут же отчаянно смутился. — Ох, ну конечно… Губернатор…
— А также ваш батюшка, ротмистр Богинский… и еще множество людей. — отмахнулся Урусов. — А управлять зверем, которого никогда в глаза не видел… — он демонстративно повернул к себе морду медведя и посмотрел тому в глаза, медведь только жалобно порыкивал. — …разве что первый, Истинный князь Сим, сын Симаргла, мог. А нынче даже глава нашего рода не сможет! Зато вы, сударь не-Мораныч с собственной марой…
Наверху снова заорали — возмущенно. Ага, не нравится, рыжая!
— Наверняка могли бы! Медведь ведь не обязательно должен быть живой!
— Но медведь-то — живой! — ехидностью тона Митя перещеголял Урусова. — И вы только что меня от него спасли! — это звучало вовсе не благодарностью. — Или думаете, я прикидывался, что меня жрут, обманывал вас, не щадя живота своего? А также ребер и… Чтимые Предки, да у меня так вообще одежды не останется, буду ходить в травяной юбке, как папуас!
— Боюсь, дамы будут возражать… — растерянно пробормотал Урусов. — Во всяком случае, губернаторша, она у нас ревнительница нравственности. Но кто тогда… про себя я точно знаю, что не я… Но если не я… Кто приказывал медведю?
Они с Митей уставились друг на друга, и гримаса тягостного недоумения на лице Урусова один в один отражала разброд, что царил в Митиных мыслях.
— Цыган… — наконец неуверенно выдохнул Митя.
— Сперва вы пытаетесь обвинить меня, теперь оскорбить весь наш род? — нахмурился Урусов. — Какой-то цыган сделал то, на что не всякий Кровный Симарглыч способен?
— А может, он Симарглыч и есть! Может, его украли в детстве! Цыгане! — крикнул Митя.
Взгляд княжича стал совершенно… зверским. Можно даже сказать, звериным, как у медведя.
— Где он, кстати? — немедленно преисполнился деловитости Митя. Огляделся… Цыгана нигде не было! — Сбежал! — ахнул он.
— Да что ж вы меня, совсем за бескровного держите! — возмутился Урусов, повернулся и зашагал за угол дома. Прижимая локтем ободранный бок, Митя захромал за ним… и встал как вкопанный перед открывшимся за углом зрелищем.
Цыган сидел на земле и… осторожно и аккуратно, робко даже… почесывал за ухом урусовскую рысь. Та довольно жмурилась.
— Раиса! — возмущенно вскричал Урусов.
Рысь открыла глаза, заполошно рыкнула, поджала хвост и… ухватила цыгана зубами за запястье, всем видом изображая строго и неподкупного стража. Цыган зашипел от боли:
— Ай, чтоб вам еще немножко о своем поговорить, паны Кровные, паны ясные, а цыгана не трогать! Глядишь, мы б с этой пушистой гожо чайо[1] и договорились бы!
— Как? — вскричал Урусов. — В тебе же нет нашей Крови? Или… — он дико посмотрел на чернявого, кудрявого, носатого цыгана, и встряхнул головой. — Нет! Говори быстро, как ты сумел подчинить медведя! И… — он поглядел на рысь, как на изменщицу-жену, а та виновато прижала уши и крепче стиснула челюсти.
— А-а-ай! А может, я ронго, колдун? — выдавил кривую улыбку цыган.
— Ту хохавэса, мэ джином! [2] — скрывая неуверенность, бросил Митя. Если уж девчонка-ведьма нашлась, почему бы не оказаться и цыгану-колдуну?
— О ром вай о гажё?[3] — настороженно покосился на него цыган. — Рубаху носишь, жилетку, ромские слова знаешь…
Митя насупился: сложно требовать от дикаря, чтоб тот опознал жилет из лучшей мастерской Петербурга… а тут еще как назло, все словечки, каких он нахватался, когда днями просиживал в отцовском участке, будто сами собой полезли — вот стоило только ввязаться в расследование!
— Ты рассказывай! — прикрикнул Урусов. — Если не хочешь сам в желудке своего медведя оказаться. Ему уже все равно… — и поглядел на медведя с явным сожалением.
— Не станет он меня есть! — простонал цыган — Раиска, чувствуя недовольство хозяина, в очередной раз стиснула клыки. — Он меня поболе, чем вас боится, со всей вашей Кровной Силой. — на смуглом лице мелькнуло самое настоящее презрение, заставившее Урусова уставиться на цыгана в изумлении. — Эх вы, Кровные господа! Лезете к зверям в нутро: глазами их смотрите, носами их нюхаете… А зачем? Звери — они простые: на раскаленный лист поставишь — плясать научится, хлыстом дашь — прыгать, а ежели не кормить, так и вовсе чего угодно добиться можно.
Урусов некоторое время стоял, хлопая глазами… а потом взревел! Лицо его жутко, чудовищно исказилось: черты лица остались человеческими, но изнутри словно пробивался неведомый зверь, неистово жаждущий крови. И этот кровавый зверь с ревом ринулся на заверещавшего цыгана!
— Нет! — Митя с воплем повис на плечах Урусова.
— Ты не понимаешь, мальчишка! Он морил его голодом! Морил, чтоб потом натравить на людей! — ревел Кровный Внук Симаргла, подбираясь к горлу цыгана. — Вы что, не понимаете, теперь медведя придется убить!
