По ту сторону жизни - Лесина Екатерина (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
— И древним… — добавила я.
— И древним, — Диттер не оскорбился, что я его перебила, — семейством. Почтенная вдова председательствовала в попечительском совете, ее брат руководил, три их сына работали, равно как и дочери… Агнесс была младшей. Семейного дара ей не досталось, напротив…
— Темная?
Он кивнул.
— И семью это не радовало?
Он снова кивнул. И я тоже. Темная в светлой семье — это… нонсенс или вполне однозначное свидетельство супружеской неверности. Полагаю, родись девчонка с явным даром, ее бы быстренько объявили умершей, спихнув в приемную семью. Но если дар был слабеньким и проявился, когда девочке было лет пять, то… все становилось сложнее.
Хотя, опять же, никто не мешал решить проблему. Однако светлые славятся своим благородством, которое здорово портит жизнь и окружающим, и им самим…
— В семье ее недолюбливали…
Скорее с трудом выносили, но семья древняя, городок маленький, а правила хорошей игры установлены. И приходится улыбаться, делая вид, что все хорошо, просто-таки отлично…
— И у нее накопилось изрядно обид. Мне она показалась хорошей кандидатурой на роль осведомителя…
Ага, а осведомлялся он вполне конкретным способом. Нет, будь девчонка светлой, ей хватило бы стихов и прогулок под ручку, но темные куда практичней. А потому готова остатки души заложить, беседы проходили в постели.
— У нее были сложные отношения со всеми, но при этом Агнесс отличалась умом и наблюдательностью. Она первая заметила неладное и долго сомневалась, стоит ли мне рассказывать…
— И ты принес клятву?
— Принес, — криво усмехнулся Диттер.
— На крови?
Дурак? Как есть… редкостный, я бы сказала. Кто же с клятвами шутит?
— Я пообещал, что помогу ее сестре… старшей… четвертая в роду… она всегда хотела доказать братьям, что и женщина может быть отличным целителем. Она нашла, как ей казалось, идеальный способ. Забирать жизненную силу у одних, чтобы отдавать другим…
Диттер замолчал.
А я призадумалась… с целителями такое случается. Бывали прецеденты из тех, о которых говорить в обществе не принято, но… у старых родов есть свои хроники, порой весьма и весьма подробные. Так что идея не нова: забрать жизнь у тех, кто представляет собой мусор человеческий… шлюхи, воры, бандиты… безумцы, чье существование есть позор семьи… нищие и побирушки… их ведь много, таких, чьей смерти мир не заметит, зато есть другие, нуждающиеся во спасении. Искушение велико.
Убери старую шлюху, и ребенок, единственная надежда и отрада родителей, будет жить. Перережь горло алкоголику, который уже почти умер, и подари его силу юноше, над которым льет слезы невеста… возьми и отдай… и постарайся не сойти с ума, поскольку обряды запрещенные запрещены отнюдь не из любви властей к народу своему. Думается, что этот размен многим там, в кругах, близких к короне, показался бы вполне приемлемым, но… смерть не любит подобных игр.
И тот, кому подарят жизнь, перестанет быть собой, а целитель, решившийся на подобный размен, весьма скоро сойдет с ума…
— К тому времени, как я задержал ее, она плохо осознавала, что происходит. Она подрабатывала в приюте для стариков и явилась туда с бутылкой сонного зелья. Твердила, что нашла способ помочь всем, что старикам осталось немного и половина их себя уже не осознает, а потому не считается в полной мере людьми… в общем, к моему стыду задержание получилось громким.
Вдали послышался характерный рев мотора. И скоро наше одиночество будет нарушено. Вовремя, ибо вонь, от тел исходящая, становится почти невыносимой. Я поморщилась: зелье способствовало ускорению процессов? Надо бы взять пробы тканей. Провести анализ. Но я сидела и слушала…
— Агнесс не сдержалась… она явилась в участок и прилюдно обвинила меня… во многом. Это услышали и… семья от нее отказалась. Мать вычеркнула имя Агнесс из родовой книги. Братья велели убираться из города. Ее обвинили в том, что произошло с той девицей… — Диттер поморщился. — Их не волновали убийства… более того, подозреваю, они были в курсе происходящего… наблюдали… мне вообще показалось, что это своего рода эксперимент…
Да уж, а говорят, что светлые — это добро. Хотя… почему бы и нет? Если бы у девицы получилось остаться в своем уме, глядишь, и в городке трупов прибавилось бы… Светлые, они такие, высокоморальны во всем, только мораль, как правило, применяется по личному усмотрению. Темные не сильно отличаются, но мы хотя бы не пытаемся казаться лучше, чем есть на самом деле.
— Ту девушку попытались объявить невменяемой, но… — Диттер поднялся. — В данном случае мы не делаем различий…
— Что с ней стало?
— Казнили…
И проклятье сработало?
— Агнесс пришла после суда… она выглядела очень плохо. И да, мне было стыдно.
Верю. Было. Мне тоже случалось частенько испытывать стыд, главное, чтобы чувство это работе не мешало.
— Я извинился…
Только извинения не подействовали.
— Я предложил помощь. Если не мою, то… есть орден. Что бы про нас ни говорили, мы заинтересованы в сохранении равновесия.
И беспризорная озлобленная ведьма потенциально опасна.
— Сменить имя… выправить документы… переехать… ей нашлось бы место. Да и…
— Не захотела?
— Повесилась.
Ага… и прокляла напоследок, закрепив собственной смертью проклятье. Дура…
— Ты идиот.
— Знаю. Мне говорили…
— Ничего, повторить — оно полезно…
Грохнула дверь. Раздались шаги. И Диттер вздохнул:
— Я не должен был с ней связываться.
— Ты не должен был с ней играть, — вот уж чего мы не любим, так это манипуляций. Не знаю почему, однако сама мысль, что кто-то станет играть со мной вызывает нервическую дрожь и желание сомкнуть руки на шее этого потенциального покойника.
А что до ведьмы…
Самоубийство и проклятье, конечно, интересный вариант, но уж больно бестолковый. И на месте Диттера я бы не себя грызла, а хорошенько покопалась бы в той смерти. Вот… не в характере темных руки на себя накладывать. Уж больно мы жизнь любим.
А проклятье…
Есть сто один способ испортить человеку жизнь. А заодно уж растянуть удовольствие на годы…
Не верю. Но…
— Вам везет, — герр Герман прижал к носу платок. — А здесь воняет…
ГЛАВА 37
Домой нам разрешили вернуться ближе к полуночи. И подозреваю, герр Герман с превеликим удовольствием оставил бы нас в уютной камере на ночь, а то и на две и вовсе переправил бы в теплые объятья тюремного надзирателя, но…
Показания слуг. И клятва, принесенная Диттером на Писании. Да и кому с инквизицией связываться охота.
— Знаешь, — я с удовольствием вдохнула теплый воздух и потерла грудь. Сердце вяло трепыхалось, разгоняя по телу темную кровь, неудобств по этому поводу я не ощущала и вообще, кажется, смирилась с нынешним своим состоянием. Стоило признать, что в нем есть некоторые плюсы. — А… давай прогуляемся.
Диттер возражать не стал. Благо к этому времени дождь окончился. На мостовой блестели лужи, и луна любовалась в каждой полным своим отражением. Она походила на головку отменного мьезельского сыра, к такому хорош терпкий сладкий портвейн… И мысли ни о чем. Кто думает о важном с портвейном в руках.
Помнится, когда-то мы убегали от компании… втроем… я, Патрик и Адлар. Пробирались на набережную, было у нас там местечко на старом мосту. Патрик забирался на перила, хвастаясь ловкостью своей, Адлар качал головой — он по натуре своей был слишком осторожен. Я… просто наслаждалась свободой.
Странно думать, что они умерли.
И я умерла.
Я вернулась, но сути-то вопроса это не меняет…
— Ты зануда, — Патрик танцует на узеньких каменных перилах, и мелкая крошка летит в темноту. Где-то внизу всхлипывает вода. А я… я хохочу.
— Я просто проявляю оправданное благоразумие, — Адлар пьет портвейн из горлышка. Я держу вторую бутылку. Мы все слегка пьяны, но не настолько, чтобы потерять память. Или присоединиться к вечеринке, постепенно перерастающей в нечто совсем уж непотребное.
