С ключом на шее (СИ) - Шаинян Карина Сергеевна (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Но Янка вернулась. Упертая сука. Ведь похоронили уже, зачем?!
Ольга поняла, что плачет, беззвучно и безнадежно, как выброшенный в канаву слепой щенок. Яростно шмыгнув носом, она размазала слезы по щекам и, подволакивая тапочки, прошаркала в прихожую. Дотронулась до замков, подергала цепочку. Старая дверь выглядела жалкой и ненадежной, и блестящие новенькеи замки, прикрученные к крашеной фанере, казались неуместными, как вечернее платье в больничной столовке. Ольга еще раз тронула цепочку, заглянула в комнату, скользнула глазами по экрану Полинкиного телефона. Там ритмично скакали радужные пони, и Полинка, подхихикивая, дергала носком в такт, но музыка из наушников доносилась нехорошая — резкая, грубая, хрипло-разухабистая. Почувствовав присутствие за спиной, Полинка поправила наушники. Музыка стала почти неразличимой; может, она вообще послышалась. Лучше не проверять… Ольга отступила от дивана и понуро побрела в ванную. Мельком посмотрела в зеркало: один короткий взгляд, проверить, что волосы не торчат клочьями, а в уголках рта не осталось шоколадных пятен, — и тут же отвести глаза.
(«Вы, красивые, все любите на себя смотреть, — говорит он. — Ты типа скажи, что не такая. Чего ты стесняeшься?» Он обхватывает пальцами ее подбородок, силой поднимая голову. Ее голое тело плавает в стекле — торчащие ребра и мослы, крошечная грудь, длинные руки, узкие бедра и бесконечные, мальчишески тощие ноги. Гладкая, холодно-смугловатая кожа. Прямые, как солома, волосы падают Ольге на глаза, и он нежно отводит их за ухо. Теснее прижимается к ее спине, упирается твердым в задницу. «Ну хватит, — говорит она и пытается вывернуться. — Пойдем уже в кровать». — «Да погоди ты!» Он держит слишком крепко. Она закрывает глаза, чтобы не смотреть, и он кусает ее за ухо. Обхватывает пальцами сосок. — «Да посмотри же ты! Мужу-то можно признаться, что тебе нравится. У тебя что, комплексы?». Он сильнее сжимает пальцы; боль дергает Ольгу, как за ниточку, и она широко распахивает глаза. «Давай, смотри, какая ты красавица! Прямо супермодель. Тебе любоваться собой надо, а не комплексовать!». Ольга смотрит прямо перед собой, прямо на себя. Ее тело. Его тело. Ничего больше. Если смотреть только прямо — может быть, плавающая за беззащитными, обнаженными спинами голодная тень не попадется на глаза. Ноздри Ольги раздуваются, ногти впиваются в ладони. Грудь быстро поднимается и опускается от частого дыхания. «Вот умничка, — радуется он. — Давно бы так». Его голос становится маслянисто-мягким, глаза теряют выражение, ладонь обхватывает и мнет ее грудь. Ольга крепче сжимает кулаки и, глядя на голые тела в зеркале (но не голодную тень за ними, ни в коем случае не на тень), представляет, как костяшки ее пальцев вминаются в его дурацкий толстый нос. Голодная тень в зеркале понимающе улыбается, и Ольга с отвращением закрывает глаза. «Идем скорее в кровать», — говорит она, и на этот раз он не спорит).
Ольга поплескала в лицо холодной водой, смывая налипшую за день колючую пыль. Потянулась было к пенке для умывания и устало уронила руку. Сил намыливаться, смывать, размазывать по лицу крем не осталось. Ольга плеснула в лицо еще пригоршню воды, закрыла кран. Вслепую нащупала полотенце. Прижала его к лицу, убеждая себя, что отмылась. Она достаточно чистая. И тень в зеркале, нависающем над левым плечом, никогда не пробьется сквозь стекло, чтобы потребовать обещанное.
…Он послушный и доверчивый, как кутенок. Изредка Ольга оборачивается, смотрит, как он топает за ней — след в след, как и было велено, чтобы не протонуть. Он кажется почти красивым — надежда освещает его изнутри. Ольга пообещала все исправить, и он верит ей. Смотрит так преданно, что Ольгу охватывает злость: почему они так не могут? Зачем вечно спорят и препираются? Почему не слушаются?
Она шагает размашисто, развернув плечи, подняв лицо навстречу солнцу и соленому ветру. Ей никто не помешает. Найда хотела увязаться следом, но Ольга ей не разрешила, чтобы не путалась под ногами. Утоптанный торф упруго толкает в пятки. Черная блестящая ворона устроилась на макушке кособокой лиственницы и горячо выкрикивает что-то сама себе. Ольга приседает над кустиком брусники, вычесывает пальцами прошлогоднюю ягоду и закидывает в рот горстью, не разбирая, вместе с лаковыми листочками. Ее руки покрываются липкими багровыми пятнами. Ольга смахивает с красной, будто кровью измазанной губы приставшую соринку и идет дальше.
— Так он тебя послушается? — спрашивает Груша в десятый, наверное, раз, и от раздражения Ольга сбивается с шага.
— Конечно, — в десятый же раз отвечает она. — Я ему скажу, чтобы сделал, как было. Ему это раз плюнуть.
На всякий случай она бросает короткий взгляд через плечо. Груша по-прежнему преданно идет за ней. Он спрашивает не потому, что сомневается. Ему просто нравится слушать ее ответы. Нравится думать, что все можно исправить.
— Ты не думай, Егоров на самом деле нормальный пацан, — говорит Груша. — Мы тебя больше пальцем не тронем, клянусь! И рыжую с жирным тоже. А если кто к вам полезет — только скажи, мы с ним сразу разберемся.
— Договорились, — кивает Ольга. Больше она не оглядывается. Впереди уже виден глаз Коги, голубой, как на картинке из детской энциклопедии.
Ольга почти бегом спускается с сопки. Ей хочется, чтобы все побыстрее закончилось. Она выскакивает на тропку, идущую кругом озера; отсюда Коги выглядит почти черным. Молодая осока, которой не было еще неделю назад, покрывает болотистую границу воды. Среди длинных режущих листьев прячутся крупные, нежные головки ирисов, и Ольга думает, что надо будет потом нарвать для мамы: настоящие цветы, прямо как из магазина. Стоялая вода подернута пленкой ржавчины и нефти, но она сполоснет стебли. Уж точно получше трех противных гвоздик, которые мама принесла домой вчера.
— Тут нет никого, — ноющим голосом говорит Груша, и Ольга чуть вздрагивает от неожиданности: она про него почти забыла.
— Подожди минутку, — говорит она, выходя на пляж. Кеды зарываются в блестящий белый песок, и из-под носка выворачивается халцедон, прозрачный и яркий, как мандарин. Ольга подбирает его и сует в карман. Янке понравится.
Потом мир становится немножко другим, самую малость неправильным, самую чуточку неверным, и Голодный Мальчик выходит на пляж.
— Я уж замаялся ждать, когда вы придете, — говорит он Ольге. — Жрать же охота.
Он небрежно оттирает ее плечом и шагает прямо к Груше, на ходу вытягивая из кармана свою страшную трубочку. Груша издает тоненький скулящий звук. Ну точно как щенок, слепой меховой шарик с зубами-иголками и розовым брюхом. И пахнет от него, как от щенка, такой чуть сладковатый, чуть молочный запах, который всегда кажется Ольге каким-то коричневым.
Груша скулит чуть громче, и Ольга с размаху бьет Голодного Мальчика по руке. Голодный Мальчик застывает. Его лицо оказывается так близко, что Ольга видит только его глаза. Две черные дыры, в которых медленно вращаются пятна радужно-бурой пленки; этот водоворот засасывает свет, ветер, крики чаек, Ольгу. Она кожей чувствует его мертвое дыхание. Оно забивается в ноздри и иссушает глаза. Оно пахнет затхлыми барбарисками и бездной. Голодный Мальчик широко улыбается. Его глаза превращаются в два шарика блестящего базальта, вымороженного, как бесснежная зимняя ночь, чернее вороньих перьев, древнее земли. Два шарика тьмы проворачиваются в глазницах, устремляясь к Груше. Базальт плавится, превращается в темную болотную воду, трясину под матрасом, густую черную жижу, оставшуюся от мертвых динозавров. В ней отражается Груша с широко раскрытым ртом, Груша, которого все глубже затягивает в мучительно неторопливый водоворот, и Ольга понимает, что Голодному Мальчику не нужна его костяная трубочка — так же, как ей не нужна вилка, чтобы съесть кусок мяса.
— Беги, — говорит Ольга, и Груша прерывисто вздыхает. — Беги.
Голодный Мальчик не пытается помешать. Он только улыбается еще шире — сытой, удовлетворенной ухмылкой. Ольга стоит с ним лицом к лицу, слушая шаркающие шаги, болотное хлюпанье, шорох и треск веток, ломающихся под ногами Груши. Не спуская глаз с Ольги, Голодный Мальчик медленно подбирает трубочку и выпрямляется. От его дыхания немеют щеки, ноздри горят изнутри, и этот огонь проникает под череп, оставляя отвратительное ощущение пустоты подо лбом. Ольга стоит, глядя в довольные глаза Голодного Мальчика, пока не перестает слышать Грушу. Только тогда она разворачивается и бежит следом, ровно и плавно, легко выбрасывая длинные ноги. Ветер свистит в ушах. Ей нравится бежать. Еще больше ей нравится знать, что она больше никогда не придет на Коги.
