С ключом на шее (СИ) - Шаинян Карина Сергеевна (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Его дочь так расти не будет. Светлана поймет. Должна понять.
Нигдеев выходит на улицу, к висящему у магазина телефону-автомату. Набирает домашний номер. Светлана отвечает только после пятого гудка, и от ее резкого, недовольного «алло» все слова, заготовленные Нигдеевым, улетучиваются. Из трубки доносится отчаянный рев Лизки. «Положи, я кому сказала!» — рявкает Светлана и снова бросает в трубку: «Алло! Кто это? Вас не слышно! Алло!». Нигдеев жмет на отбой и, помявшись, вытаскивает записную книжку.
Он набирает номер, небрежно записанный на последней странице, и, корчась от отвращения, спрашивает, кому сдавать деньги на батюшку. Набирает другой и долго слушает длинные гудки в Юркиной квартире. Представляет холодный, сладко-соленый ветер в лицо. Вес ружья в руках, давление приклада. Бурое сутулое пятно на склоне сопки. Отдача тяжело толкает в плечо, выстрел на мгновение оглушает — и уносится, сорванный ветром. Мохнатая туша неуклюже оседает в стланиках. Тварь, посмевшая объесть тела, судорожно загребает лапами и затихает. Длинные гудки сменяются одним сплошным, а Нигдеев все стоит, изо всех сил сжимая трубку, и вместо пыльной стены телефонной кабинки видит медвежью тушу, распростертую на песке, блеск охотничьего ножа, вспарывающего брюхо. Нигдееву даже немного жалко зверя, но по-другому нельзя: медведь, пробовавший человечину, не остановится… Шкура расходится под ножом, рана исходит паром, и в нос бьет железный запах крови. Горячий, понятный запах.
Тетка с фиолетовыми, навеки сложенными в брезгливую складку губами сердито барабанит кулаком по стеклу. Нигдеев выбирается из будки и нога за ногу плетется обратно к садику. Снова думает, почему же все это свалилось именно на него, — потому что иначе придется подумать, почему все это на него свалилось, и ледяные щупальца тумана заснуют по затылку.
— …двоих в радиусе выследили, — неохотно говорит Юрка и тяжело замолкает. Он так и мнется в коридоре, и с его сапог уже нападали маленькие сопки.
— И что? — нетерпеливо спрашивает Нигдеев.
— А ничего. Оба пустые, зря только завалили. — Юрка опускает глаза, быстро проводит языком по сухим губам. — Пустые оба, — повторяет он с нажимом и смотрит Нигдееву в глаза.
Нигдеев на мгновение зажмуривается и сжимает кулаки так, что ногти впиваются в ладони. (Мертвый пацан кусает меня за ногу, боже, мертвый пацан ест меня). В морду дам, с чугунной яростью думает он. Пусть только попробует вспомнить, только заикнется — в морду дам сразу, чтобы не разводил тут…
Мертвый пацан кусал меня за ногу.
— Вот, — Юрка сует в руки Нигдеева подтекающий пакет, и тот вздрагивает, прикоснувшись к липкой влажной бумаге. — Я для тебя пару кило пригрел, пусть Светка котлет накрутит.
Этот медведь и близко не подходил к телам. В его распахнутом лезвием ножа желудке копались два охотоведа и судмедэксперт и не нашли ничего, кроме пригоршни кедровой скорлупы и мышиной шкурки, — но к горлу все равно подкатывает.
— Пусть сала в фарш положит, — говорит Юрка. — А то больно тощий, ни жиринки нагулять не успел.
Нигдеев уносит медвежатину на кухню и прячет в самый дальний угол морозилки. Загораживает пакет говяжьими мослами и мятой картонкой столичных пельменей. Промороженные кости грохочут, заглушая все звуки. Из коридора тянет сквозняком. Нигдеев захлопывает холодильник и слышит, как Юрка неразборчиво бубнит:
— …обязательно положи сала, и луку, и, главное, перчику, перчику побольше… Там два кило, а то и побольше, урвал…
Запах в квартире неуловимо изменился: из коридора вперемешку с Юркиной таежной вонью доносится свежий аромат холодного ветра, духов и молочной каши. Нигдеев закуривает, тщательно следя, чтобы огонек не дрогнул в руке. Бросает спичку в пепельницу и возвращается в коридор, зажав сигарету в зубах. Юрка все бормочет про сало, вжимаясь в угол, чтобы освободить место дамам.
— Отстань от жены, я сам приготовлю, — говорит Нигдеев. — Дичь женских рук не терпит.
Светлана беззвучно хмыкает, снимая с Лизки курточку. Будто невзначай пробегает напряженным взглядом по обуви на придверном коврике, курткам на вешалке. Устремляет взгляд за тумбочку, туда, где удобно поставить чемодан или сумку. Лампочка в коридоре тусклая, а лицо Светланы почти неподвижно, но Нигдеев все же видит облегчение: еще не сегодня. Светлана присаживается на корточки, чтобы снять с Лизки сапожки. Юрка нависает над ними, переминаясь с ноги на ногу.
— Пааа! — требовательно вопит Лизка, и Нигдеев с улыбкой наклоняется, упирается руками в колени. Маленькие пальчики вцепляются в бороду, и он смеется.
— Тем более вас же теперь четверо будет, — говорит Юрка. — Лишний кусок мяса всегда пригодится.
— Пардон, — отвечает Нигдеев, твердым быстрым шагом устремляется в сортир и, едва успев захлопнуть дверь, падает на колени перед унитазом.
— Медвежатинки, — проговорил Нигдеев онемевшими, будто замороженными губами. — Медвежатинки тебе…
Отвыкшее от движений лицо пошло складками, сморщилось от усилия, и Нигдеев с ужасом и отвращением понял, что Юрка сейчас подмигнет. Волна напряжения неумолимо поползла по щекам, правый глаз пришел в движение. Нигдеев смотрел, как завороженный. Краем глаза он увидел, как вспыхнул экран мобильника; моргнул, сумел наконец отвести глаза. Телефон заелозил по столу, зажужжал, и Нигдеев схватил его торопливо и жадно, как спасательный круг. Увидел, как обмякает, уходит за свою вялую маску Юрка. Энергично рыкнул: «Слушаю!».
— Алексей Суропин беспокоит, — вальяжно откликнулись в трубке, и Нигдеев крепче сжал мобильник. Закатил глаза, одними губами произнес: «Пионер!» — и Юрка ухмыльнулся в ответ весело и насмешливо, почти как раньше. А Пионер продолжал: — Вот, нагрянул к вам на недельку, обзваниваю старых знакомых. Ну, как дела?
— Помаленьку, — осторожно ответил Нигдеев. — Как тебя занесло? По делам? Или соскучился?
— Разве что по рыбалке, — Пионер довольно хохотнул, и Нигдеев, не стерпев, скрипнул зубами. — Кстати, не одолжишь спиннинг? А то я думал — ни минутки свободной не будет, а тут целый день образовался… Съездили бы в воскресенье на Лагури, как раньше, а? Или ты занят будешь?
— Да не то чтобы… — неуверенно ответил Нигдеев.
— Да я понимаю, — говорил тем временем Пионер. — К тебе же дочка в кои веки приехала, да? Говорят, ты на радостях даже на конференцию плюнул. А может, с собой ее прихватим? Она у тебя вроде девица боевая.
— Да что Лизке в нашей дыре делать, — засмеялся Нигдеев. — Она с матерью в Испании отдыхает.
Ответом ему была крошечная растерянная пауза. Сбой в ровном разговоре ни о чем. Твердый кирпичик тишины и как трещина в нем — хруст позвонков Юрки, который настороженно выпрямился на стуле и повернул голову, наставляя поросшее седым волосом ухо на телефон.
— Лиза — это твоя младшая? — осторожно уточнил Пионер. — А…
— Слушай, у меня суп убегает, — буркнул Нигдеев. — Ты спиннинг лучше в «Романтике» новый купи. А свой я тебе не дам, еще опять сломаешь.
Он сердито ткнул на отбой и швырнул телефон на стол. Юрка выжидающе посмотрел на него, и Нигдеев пожал плечами:
— Лизка в Барселону поехала… С чего он взял вообще?
…Когда автобус выезжает из зеленого пластикового ангара, заменяющего городу О. аэропорт, Лизка прижимается к окну, и ее носик расплющивается в розовую кнопку. Нигдеев смеется и машет рукой, и Лизка машет в ответ. Он смотрит, как бабушка оттягивает ее от мутного стекла. Узкие губы тещи шевелятся; она вытаскивает большой клетчатый платок, плюет на него и трет Лизкино лицо. Автобус разворачивается и пылит по бетонной дороге туда, где черноту стлаников разрезает желтый прямоугольник взлетно-посадочной полосы. День на редкость ясный, так что, прищурившись, можно разглядеть белую тушку самолета и темные кресты винтов. Нигдеев машет в последний раз и идет к припаркованной на пустынной площади машине, радуясь, что второе лето подряд удается отправить дочку на материк — хоть фруктов поест, — и немного печалясь, что увидит теперь Лизку только в сентябре.
