По ту сторону жизни - Лесина Екатерина (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
Вот Вильгельм о чем-то спорит с Диттером, пальцами зажимая переносицу. Он машет второй рукой и, кажется, даже кричит. Только Диттера криком не испугать.
Он отвечает что-то тихо, спокойно, но даже мне становится ясно: не отступит. И платок протягивает. Заставляет Вильгельма сесть, зажать нос.
— Откуда…
— Слух хороший. — Я покусала губы. Помада все равно легла криво, но подозреваю, этого не заметят. — Так что… рассказывайте.
— А не…
— Рассказывайте, — произнесла я с нажимом, и, удивительное дело, герр Герман подчинился. Оглянулся на дом, вздохнул и…
ГЛАВА 31
Он далеко не всегда был начальником жандармерии, что логично. Начинал свою карьеру Герман Пфанцмиг с самых низов, и тогда ему, сыну булочника и обыкновенной горожанки, шестому ребенку из двенадцати других, и в голову не приходило мечтать о несбыточном.
Напротив, Германа всегда отличало редкостное благоразумие.
А еще нежелание становиться очередным батраком на отцовской пекарне, где уже трудились четверо старших братьев и помогали все другие дети, включая трехлетнюю Бруни. Не то чтобы Герман боялся работы, отнюдь, скорее уж он явственно осознавал, что и пекарню, и прочее имущество унаследует старший его братец, уже обзаведшийся супругой и двумя детьми, а прочим…
Кого и когда это волновало?
И в шестнадцать лет Герман сбежал в жандармы.
Всего-то и нужно было отстать от семейства на ярмарке, добраться до палатки вербовщика и поставить жирный крест напротив своего имени. Писать и читать в те далекие времена Герман не умел. Научился.
Что-что, а желание учиться у него имелось, и, подкрепленное немалым рвением, служба давалась ему легко, а к дисциплине и работе он привык сызмальства — вылилось в звание унтервахмистра, что было само по себе немалым достижением. Остальные в большинстве своем год или два числились анвартерами…
Но речь не о том.
В родной городок Герман возвращаться не стал, а начальство, обрадованное — уж больно много было прошений о распределении в родные места, — отправило его, куда сочло нужным.
Город наш всегда отличался особым норовом и не всякого приезжего готов был принять. Германа принял. И пробуя его на прочность, подкинул ему тело. Бродяги.
И его бы списать, отправить в обход мертвецкой, указавши в бумагах естественную причину смерти, — в конце концов, кому какое дело до бродяги? Свезли бы на кладбище и прикопали как есть. Так нет же, к неудовольствию начальства непосредственного и далекого, чересчур старательный новичок честно потребовал вскрытия.
А там… Вырезанные на теле письмена, оскопление и вытащенные внутренности, которые заменили соломой… Отчет заставил начальство задуматься.
Второе же тело не замедлило себя ждать.
Вновь бродяга, и нездешний, ибо этот город не жаловал бродяг. И главное, на сей раз его не стали одевать, равно как и прятать, напротив, выставили на главной площади к ужасу горожан. Вырезанное сердце. Голова на пике.
Третье… и четвертое… и штатные некроманты разводят руками, а ведьмы вдруг слепнут, будто некая сила свыше закрывает им глаза. Зато на телах начинают появляться цветы…
— Мне вот прислали, лотос, мать его… священный… черный только, — герр Герман промокнул губы краем платка. — И уши… одной девицы, к которой я заглядывал… да… потом и ее нашли.
Он прищурился. И лицо изменилось, стало жестким, проглянуло нечто такое…
— Она брюхата была… не знаю, от меня или нет, только… тогда я решил, что найду ублюдков. Сам к инквизиторам попросился. Тогда их понаехало… а без толку…
Интересно. А я не помню ничего такого… хотя… это ж еще до моего рождения произошло. С другой стороны, некоторые слухи весьма живучи, не говоря уж о тех, что претворяются в легенды.
— Случай помог… твой дядя… знаю, ты с ним не ладишь, но он вовсе не такой мерзавец, как тебе думается. Тогда он захаживал к одной, скажем так, почтенной даме, занимавшейся делом не самым законным… ему нравилось общаться с юными девицами…
Это я заметила.
Но вопрос в том, насколько юны были девицы, что продажа их противоречила законам Империи, весьма к слову лояльным в отношении проституции.
— Его… гм… тогдашняя приятельница… попросила о помощи. Услышала, что их собираются продать, но… не в бордель, да… а последними жертвами были аккурат шлюхи. Молоденькие. Чистенькие. Не стоящие на учете. Но шлюхи.
Он щелкнул пальцами.
— Он пришел с этой историей ко мне. А я — к инквизиции… и там уж… за веревочку потянули и вытянули… такое дерьмо вытянули, что тогдашний начальник жандармерии пустил себе пулю в лоб. Его сыночек… и еще с дюжину обормотов, которые в жизни проблем не знали, кроме как куда родительские деньги потратить… они и возомнили себя тайным обществом. Искателями запретного знания, да…
Герр Герман замолчал, устремив рассеянный взгляд на дом, который все же смилостивился, позволив людям войти.
— …сперва пили, сношались… опиум покуривали… ничего нового… вот и надоело, захотелось поинтересней… тогда-то и стали отлавливать бродяг… калечили и выбрасывали где-то в лесу… а там уж дальше само собой… один помер… ну и им это веселым показалось… и чем дальше, тем больше… Адольф, который сын моего тогдашнего начальника, некромантом был и из неплохих… да и по нашему ведомству… ни много ни мало, а чин криминалькомиссара [2] имел. Он-то и убирался, и подсказывал, что да как… с ним еще с полдюжины обалдуев… все при родительских чинах и состояниях.
Дерьмово.
И рот наполняется горькой слюной, а я почти слышу, как начинают движение груды костей в подвале. Сколько людей погибло тогда? Сейчас… сотня? Две? Не так просто наполнить те короба, в которых по правилам должен храниться песок.
— Многие-то не верили… а они сами говорили… мол, не из забавы убивали и мучили, а во благо светлого будущего. Чего бродяг со шлюхами жалеть, сброд же, грязь под ногами общества. Мол, подобное рождает подобное, а они очищали город ото всякого отребья…
Он сплюнул, а я… что ж, ни для кого не секрет, что в обществе нашем, несмотря на усилия Церкви, пытающейся убедить, что все люди равны пред богами, витали самые разные идеи.
Взять хотя бы социал-дарвинистов с их исследованиями, за которые уцепились консерваторы, продвигая свой ограничительный эдикт: мол, раз научно доказано, что имперцы стоят над иными народами, особенно теми, чья кожа смугла, а волосы темны, то глупо закрывать на это глаза.
Каждому свое.
Были и те, кто предлагал отправить весь так называемый сброд в трудовые лагеря или же работные дома, или вовсе изничтожить, освобождая жизненное пространство иным, достойным людям.
Как по мне, сущее безумие.
Но, повторюсь, Империя велика, а людей в ней множество… ходили слухи, что где-то в предгорьях Альп есть особые города, куда пускают лишь тех, кто способен доказать чистоту своей крови до седьмого колена и финансовую состоятельность.
В общем, неудивительно, но…
— Эти, — герр Герман махнул в сторону дома, где еще спорили инквизиторы, а в подвалах гремели кости, подманивая некромантов скоплением темных эманаций, — забрали большинство… мелких сошек повесили тут, а прочих… не знаю, что с ними стало. Да и не хочу знать.
Я кивнула: иные знания бывают весьма и весьма лишними.
— Наш инспектор, как уж говорил, пустил себе пулю в голову. У него осталась супруга и две дочери, к счастью, слишком юные, чтобы можно было обвинить их в соучастии… после они отбыли из города. Его помощник подал в отставку. И не только он. В местной жандармерии людей почти не осталось. Да, кого-то из новичков перебросили, но… так уж вышло, что я сперва стал вахмистром, потом обервахмистром…
Он вздохнул и повторил:
— Уезжай. А не можешь… уйди в свой храм и не высовывайся.
Не самые радужные перспективы, но разум подсказывает, что они весьма и весьма реалистичны.
— А подскажите… — я потарабанила пальцами по рулевому колесу. — Отчего я умерла?
