Ген поиска (СИ) - Мадоши Варвара (электронные книги без регистрации txt, fb2) 📗
Однако я крайне редко пользуюсь подобными приспособлениями. Хотелось бы мне сказать, что я слишком горд для этого, как и мой дедушка. Однако перед собой лукавить нечего: мне попросту лень! Обычно у меня есть кому поручить манипуляции с ненавистными предметами, предназначенными для более крупных и иначе сконструированных существ.
Вот и в этот раз я кивнул Пастухову на бирку: надень, мол.
Он, что характерно, послушался. Вообще-то я собак не слишком люблю, но есть и у них достойные похвалы качества: один раз обсудив вопрос о вожаке, Пастухов начал и в самом деле воспринимать меня как лидера. Насколько далеко простиралось его доверие, мне не было известно, но в любом случае, я не собирался испытывать его границы.
За дверью с провокационной надписью оказался характерный каменный коридор, который закончился небольшой камерой с транспортным аппаратом: капсулой, закрепленной в металлической раме.
— Не особенно надежно выглядит, — заметил Пастухов.
— Зато сейчас вы оцените, насколько это быстро, — пообещал ему я. — Своим ходом мы как долго добирались бы до Рубинового конца? Час? Больше?
— Ну, своим ходом я бы бежал часа три, — честно признался Пастухов. — Не думаю, что вы быстрее. А вот на извозчике и в самом деле примерно как вы сказали.
— Вставляйте ключ в гнездо, — я показал ему место на пульте. — А теперь полезайте в капсулу, я за вами.
Пастухов с сомнением поглядел на черную шахту пневматического хода, которая начиналась прямо от держателя. Железные рельсы, на которых лежала капсула, уходили вниз и терялись в темноте. Освещения там предусмотрено не было. Я знал, что пневмоходы проверялись на предмет износа и аварий раз в неделю, но тогда в них лезли инженеры с фонарями.
— А зачем нам вообще в Рубиновый конец? — спросил он. — Мне бы надо в мой участок вернуться, это в Дельте…
— Затем, — сказал я, — что в Рубиновом конце живу я. И еще живет мой дед.
— А что нам до вашего деда?
— Дед — один из старейших генмодов в городе, — пояснил я. — Почетный глава нескольких профсоюзов. Если пневмосистема ремонтируется с его ведома, значит, скорее всего, мы с вами сели в лужу и никакого заговора нет. Если же нет… — я многозначительно промолчал.
— Ну ладно, — нехотя согласился Пастухов. — Но если меня будет мутить, я уж позабочусь, чтобы вырвало на вас!
Боюсь, в этот момент я распушил шерсть и зашипел совершенно непроизвольно.
В общем, без дальнейших споров мы залезли в капсулу, закрыли ее и закрепили. После чего я нажал кнопку, и капсула рухнула в темноту прохода.
…Признаться, я не то чтобы недолюбливаю пневмосистему. Я отношусь к ней индифферентно — теперь. После того, как дед как-то заставил меня кататься на ней день напролет, чтобы я справился со своим страхом и неприятием. Разумеется, правильно сделал: быстрый транспорт — слишком полезная вещь, чтобы закрывать самому себе доступ к нему из-за глупых фобий! Однако до сих пор не могу сказать, что наслаждаюсь каждым путешествием и, боюсь, использую пневмосистему реже, чем это было бы разумно. Максимум, на что меня хватает: держаться с достоинством.
А вот Пастухов отреагировал совершенно непредсказуемо!
Едва мы рухнули вниз с горки в недра темных тоннелей, он испустил такой вопль, что я и впрямь испугался недавней угрозы и отодвинулся от него настолько далеко, насколько позволяла тесная капсула. Однако через секунду вопль повторился, и я с удивлением понял, что так звучит чистый восторг.
— Уля-ля! Ух ты! — орал помощник младшего инспектора, переполненный восхищением. — Вот это да! А-а-а-а-а!
Когда капсула прибыла на место и я выбрался из нее на шатающихся лапах, мой спутник перепрыгнул через борт и начал крутиться на месте, учащенно дыша.
— Здорово! Невероятно! Парням рассказать — не поверят! Давай еще, Мурчалов, а⁈
От восторга он даже перешел на «ты». Я решил это поддержать: для собак такое обращение — верный признак роста доверия, а мне доверие Пастухова еще пригодится.
— Нет уж, поумерь свой пыл, — сказал я сухо. — Теперь нам еще до моего дома две станции на трамвае… и тебе придется платить! — это я добавил мстительно, потому что детская радость младшего инспектора стала мне откровенно поперек горла.
Пастухов не возражал против платы за трамвай — ну еще бы! Перемещение по пневмотрубе стоило гораздо дороже, а трамваи у нас субсидируются городом, особенно в рабочих и студенческих районах. Рубиновый конец целиком отнесен к «студенческим» районам. Так что и тарифы там невысоки, и Пастухову, как служащему правопорядка, все равно полагался бесплатный билет — который, кстати, распространялся и на одно сопровождающее лицо (а вдруг полицейскому придется везти подозреваемого в участок на общественном транспорте?).
Несмотря на помощь моего спутника, я успел порядочно продрогнуть, пока мы добрались до дома моего деда, и раз десять пожалеть о том, что не дождался Прохора.
Про себя я решил, что, пожалуй, переночую у деда в гостевой спальне — мне ни капли не хотелось снова выходить на февральский вечерний мороз, — а утром пошлю за Прохором какого-нибудь мальчишку-посыльного, чтобы он отнес меня домой.
Дед с матерью в то время как раз обитали в доме по улице Нарядная, который я занял после. По состоянию и положению в обществе дед мог бы жить и роскошнее, однако неоднократно заявлял, что «это все чудачества». Он считал, что четыре спальни, кабинет и гостиная со столовой, не считая помещений для слуг — вполне достаточное пространство, если твоя семья невелика. В молодости я мечтал обитать в большом особняке, и чтобы меня выносили оттуда на бархатных подушках; с возрастом начал с дедом соглашаться.
Когда я позвонил в дверь, мне открыл дедов камердинер Александр. Это был пожилой добродушный человек с седыми бакенбардами, которого я, несмотря на все его жизнелюбие и покладистость, побаивался все детство. Может быть, причиной было то, что я как-то увидел его рубившим головы живым курицам на заднем дворе (не знаю уж, зачем деду понадобилось покупать живых куриц), может быть, причина была в чем-то другом. Помню, познакомившись с Прохором, дед с усмешкой заметил: «Похоже, привычка выбирать необычных камердинеров — это у нас семейное».
— А, молодой барин! — воскликнул Александр. Он так называл и меня, и деда — «барин», по сарелийской привычке.
— Добрый вечер, Александр, — сказал я. Тут я не погрешил против истины: день незаметно перетек в синие зимние сумерки, решеткой выбросив на ноздреватые сугробы длинные тени фонарных столбов. — Это младший инспектор Пастухов, со мной. Передай деду, что мы по важному делу.
Дед мой старомоден, даже мне к нему надо докладываться.
— Хорошо, молодой барин, — поклонился нам Александр. — Доложить о вас также матушке?
— Она отдыхает после обеда? — уточнил я. — Тогда не надо.
Я люблю свою мать, но особа она экзальтированная, и выносить общение с нею бывает иногда трудно. В особенности это лишнее, когда ты не один и время твое ограничено.
Не прошло и пяти минут, как Александр вернулся и пригласил нас в дедов кабинет. Это означало, что он нынче в хорошем настроении.
Все же я помедлил перед дверью кабинета, прежде чем войти. Моя неприязнь к собакам во многом следствие дедовского воспитания. Как-то он отнесется к Пастухову?
— Ну что ты мнешься за дверью, Васька! — раздался желчный голос деда. — Входи!
С помощью специальной ручки для генмодов я приоткрыл дверь — она отворялась из кабинета наружу — и не без внутреннего трепета, который всегда сопровождал у меня визиты к деду, переступил порог.
Кабинет, как всегда на моей памяти, был идеально убран, огромный стол, затянутый зеленым сукном — девственно пуст. По-моему, дед бросил заниматься делами задолго до моего рождения. Однако горе тому, кто посмеет побеспокоить его, когда он вкушает послеобеденный отдых!
А что касается чистоты, так на это у деда был отдельный пунктик: он терпеть не мог бумажную пыль. Как он умудрился при этом всю жизнь проработать казначеем и архивариусом, понятия не имею. Наверное, увидь он нынешнего меня, как я почиваю на стопке журналов или спокойно расхаживаю по документам или книгам, его бы удар хватил… Или, скорее, удар бы хватил меня (вероятно, по уху): лапа у дедушки была тяжелая!
