Подарок инкассатору - Константинов Евгений Михайлович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
— Чего ты хмуришься? За честь мундира обидно? А если бы в композиции вместо простых алкашей за тем же столиком стояли три мента, а под столиком вместо лейтенантши обычная проститутка им ширинки расстегнула, тогда бы обрадовался, да? Сказал бы, мол, класс. И назвал бы композицию, к примеру… «Ничто человеческое им не чуждо», да?
— Пошляк ты, Шуба, — Клюев не смог сдержать улыбку и, чуть помедлив, спросил уже серьезно:
— В магазине ты с Викторией…
— Про магазин ничего кроме показаний гражданки Савельевой мне добавить нечего. Вика меня встретила, что-то стала говорить, я, не слушая, на нее рявкнул, кажется, даже плечом толкнул, чтобы проход не загораживала. Ей бы на этом успокоиться, но она… Я, когда очнулся и Вику при последнем издыхании увидел…
Серега вдруг почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Такого с ним не случалось давненько. Он вновь взялся за бутылку, в которой осталось совсем немного, как раз на две рюмочки.
— Погоди-ка, Борисыч, — сказал он, до последней капли разлив коньяк и, прихватив пластилиновый плот, ушел в комнату, чтобы через полминуты вернуться с непочатой банкой экспортной «Балтики» в одной руке и с платформочкой «остров-пляж» в другой.
— Вот, — поставил он под нос Клюева платформочку, с которой вчера перенес на материковое Застолье спиннингиста Шубу, но оставил укрытую пледом бездыханную девушку. — Хотел вчера помянуть, но как-то не получилось. Предлагаю это сделать сейчас.
— Ты хочешь сказать… — Клюев замер с протянутой к рюмке рукой. — Хочешь сказать, что это…
— Узнал?
— Виктория?
— Давай, не чокаясь — за упокой души, — Серега опрокинул рюмку, с характерным пшиком откупорил «экспортное» и стал пить пиво маленькими глоточками.
Клюев вместо рюмки взялся за плед, прикрывающий до шеи пластилиновую фигурку, откину его в сторону и уставился на прикрытое лишь трусиками тельце девушки, с двумя крохотными ранками — чуть выше пупка и под левой грудью.
— Откуда тебе известно, что пули попали именно сюда? — немного погодя, спросил милиционер.
— Ты сам сказал, — пожал плечами Костиков.
— Я сказал только то, что в Викторию Ким было произведено три выстрела…
— С близкого расстояния и почти в упор, — добавил Серега.
— Да. Но! Я не говорил ни тебе, ни кому-либо постороннему, что гражданку Ким… — Клюев, прищурившись, посмотрел на скульптора, — поразили только две пули…
— А я, к примеру, не рассказывал соседям по лестничной площадке, что пью с тобой водку. Хотя они вправе это предположить, — не моргнув глазом, парировал Серега.
— У тебя лупа далеко? — неожиданно поинтересовался Клюв. И тут же, спохватившись, сунулся в свою планшетку: — Не надо, у меня самого имеется!
Милиционер и в самом деле достал из вместительной планшетки увеличительное стекло в пластмассовой оправе и на длинной ручке и через него уставился на пластилиновую фигурку.
— Ты меня, конечно, извини, — нарушил затянувшееся молчание Серега, — но с этим делом надо бы в морг, к патологоанатому…
— Не шути, Шуба, — Клюев поманил его пальцем и передал лупу. — Лучше сюда посмотри, только с другой стороны.
Он развернул платформочку на сто восемьдесят градусов и подсказал:
— Не на тело смотри, а на песок — рядом с правой кистью.
Не совсем понимая, зачем разглядывать песок, скульптор увидел рядом с кистью Вики каракули. Если допустить, что это буквы, то их было три: З Ю З.
— Что означает это «ЗЮЗ»? — спросил капитан. — Это ведь ты написал?
— Больше некому, — растерянно сказал Серега. — Наверное, как-то случайно вышло…
— А как, говоришь, у вашего зама прозвище?
— Пан Зюзя…
— Случайно, говоришь, вышло? — Клюев поднял до сих пор не выпитую рюмку и вновь посмотрел Костикову в глаза. — Помянем девушку.
— Я давно уже помянул…
Юрий Борисович Клюев уехал, оставив Сергея Костикова с пустой бутылкой из-под коньяка, двумя пустыми банками из-под пива и тяжелой, забитой сонмищем мыслей головой.
Голову необходимо было проветрить на свежем воздухе. Вообще-то неплохо было бы прямо сейчас узнать расписание электричек c платформы «Беговая» в сторону Кубинки и Звенигорода, сбегать в магазин, потом быстренько уложить в рюкзак ружье, набитый патронами патронташ, флажку с закуской, болотные сапоги, запасной свитер и махнуть на охоту. С сегодняшнего дня в Подмосковье как раз открывалась весенняя охота: на утренней зорьке — с подсадной уткой, на вечерней зорьке — на вальдшнепа.
По Белорусскому направлению в пределах шестидесяти километрах от столицы Серега знал несколько прекрасных полянок, где во второй половине апреля каждый вечер обязательно тянул длинноносый лесной кулик. И главное — добраться до тех полянок можно было довольно быстро и без проблем: на метро, потом примерно час на электричке и с полчаса пешочком. Каких-то два часа, и из шумной Москвы ты переносился в неповторимую свежесть весеннего леса!
Открытие охоты всегда было для Костикова, как и для десятков тысяч его коллег по увлечению, настоящим праздником. Но сегодня вечером вместо стрельбы по летящему вальдшнепу он будет лепить пластилинового тетерева и другой охотничий антураж, чтобы выполнить обещание, данное подполковнику Заводнову и в срок закончить композицию «Охотники на привале».
Да и не тот был момент, чтобы, спустя два дня после случившейся трагедии, выезжать за пределы Москвы с объемистым рюкзаком за плечами. Серега не думал, что за ним установлена слежка, но мало ли. Тот же Клюев мог ему позвонить или даже вновь наведаться в гости…
И по большому счету, не хотел скульптор куда-то ехать, а хотел понаблюдать за живчиками и кое о чем поразмыслить. Голову же можно было проветрить хотя бы, прогулявшись до магазина. Что Серега и сделал, купив пачку пельменей и пачку крупных креветок, вяленую щуку, шесть банок все той же экспортной «Балтики» и, на всякий случай, бутылку водки. Уже возвращаясь домой, обратил внимание, что джип Артура Арутюняновича Новикова из двора исчез.
После сегодняшнего визита милиционера у Сереги и к Артуру, и к Вячеславу Лисавину появился один и тот же вопрос — почему они оба так сильно беспокоились, чтобы никто не узнал об их связях с Викой. Убийца убрал ее, как свидетеля, но если быть таким уж «профессионалом», то следовало убрать и второго свидетеля — Марину Савельеву, ради такого важного дела, вернувшись за пистолетом к лежавшему без сознания сборщику.
Можно было прийти к выводу, что убийца не боялся Савельеву, потому что она не знала его в лицо. В отличие от Вики, в которую он для надежности выстрелил трижды.
Клюев абсолютно правильно насторожился, увидев на теле пластилиновой Вики две раны. Серега эти раны не оставлял, они появились на миниатюрке сами, скорее всего, в тот момент, когда две пули поразили Вику-кассиршу. А третья пуля пролетела мимо, и Серега об этом не знал. Как не знал и Лисавин, произнесший по телефону фразу: «…девка ударила мужика, а на следующий день вдруг три пули схлопотала».
Все знали, что стреляли семь раз, так как у Костикова в пистолете остался всего один патрон. Но кто помимо милиции знает, сколько раз стреляли в инкассаторов, а сколько в Вику? Разве что Марина Савельева и то не обязательно. А вот Вячеслав Васильевич Лисавин откуда-то это знал.
Серега вспомнил, как Вика в последние секунды жизни что-то карябала на асфальте. На сыром асфальте следов не осталось, а на желтом песочке острова-пляжа ее уменьшенной копии удалось написать три буквы, и если бы хватило сил, возможно, появилась бы четвертая… Сейчас Серега мог поспорить, что этой четвертой буквой оказалась бы «Я»…
«Оказалась бы…» Опять сослагательное наклонение. Исходя из этого, Вика на последнем издыхании могла бы написать, к примеру, «Зюзя + Вика…», или «Зюзя — прости!», или «Зюзя — убийца.».
Факт, что Вика успела увидеть своего убийцу, но вопрос — был ли он ей знаком?
Ни пельмени, ни креветки готовить Серега не стал — до поры до времени убрал в морозилку. Водку пить тоже не хотелось, пивко же под вяленую щуку пошло нормально. Щука оказалась пересоленной, дубоватой и специфически пахучей, но именно такую Серега, в отличие от своих друзей, и любил; главное — зубы не сломать.
