Зловещий доктор Фу Манчи - Ромер Сакс (читаем книги .txt) 📗
— Отлично! — воскликнул Смит. Он был сильно возбужден. — Я надеюсь, что ты это дело устроишь, Петри. Мистер Веймаут, — повернулся он к гостю, — я буду у вас этим вечером не позже двенадцати.
Веймаут почувствовал большое облегчение. Я попросил его подождать, пока я приготовлю микстуру для больной. Когда он ушел, я спросил:
— Что, по-твоему, означает этот стук, Смит?
Он выколотил свою трубку о каминную решетку и лихорадочно начал вновь набивать ее табаком из старенького кисета.
— Я не смею сказать, ни на что я надеюсь, Петри, — ответил он, — ни чего опасаюсь.
ГЛАВА XXIX
НОВАЯ ВСТРЕЧА
Когда мы отправились в Мейпл-коттедж, уже сгущались сумерки. Найланд Смит живо интересовался особенностями местности. Вдоль дороги, по которой мы шли, тянулась высокая старинная стена, затем сменившаяся ветхим забором.
Мой друг, посмотрев через дыру в заборе, сказал:
— Здесь довольно большой участок земли, пока не очень застроенный. С одной стороны — густой лес, а внизу, похоже, должен быть пруд.
На дороге царила тишина, и мы ясно слышали приближающиеся шаги полисмена. Смит все смотрел в дыру в заборе, пока полицейский не поравнялся с ним. Смит спросил:
— Скажите, констебль, этот участок земли идет до самой деревни?
Полицейский, который рад был возможности поговорить, с готовностью остановился, засунув большие пальцы рук за ремень.
— Да, сэр. Говорят, что скоро проведут три новые дороги отсюда до холма.
— Здесь, должно быть, раздолье бродягам?
— Я иногда видел некоторых подозрительных субъектов. Но после наступления темноты здесь может спрятаться целая армия и никто не узнает.
— А часто происходят кражи со взломом в прилегающих домах?
— О нет. Любимое занятие бродяг в этих местах — это стащить бутылку молока или батон хлеба сразу после того, как они доставляются к дверям булочником и молочником. В последние дни это происходит особенно часто. Моему сменщику даны специальные указания быть особенно бдительным по утрам! — Полицейский широко улыбнулся. — Даже если он и поймает кого-нибудь, то на мелочи, а не по-крупному.
— Не скажите, — рассеянно сказал Смит. — Может быть, и нет. В такую жару, наверное, тяжело работать, не промочив горло. Доброй ночи!
— Доброй ночи, сэр, — ответил констебль, получив полкроны, — спасибо вам.
Смит смотрел ему вслед, задумчиво потягивая себя за мочку уха.
— Не знаю, может быть, это будет и крупное дело, — пробормотал он. — Пойдем, Петри.
Он не сказал больше ни слова, пока мы не подошли к воротам Мейпл-коттеджа, где стоял полицейский в штатском, явно ожидая Смита.
— Вы нашли подходящее место для укрытия? — быстро спросил мой друг.
— Да, сэр, — был ответ. — Здесь мой напарник, Кент. Заметьте, что его отсюда не видно.
— Не видно, — согласился Смит, вглядываясь в окружающую местность. — Действительно не видно. Где он?
— За разбитой стеной, — объяснил тот, показывая. — Через вон те заросли плюща ясно просматривается входная дверь коттеджа.
— Хорошо. Будьте внимательны. Если ко мне придет посыльный, его нужно перехватить, как вы понимаете. Никто не должен нас беспокоить. Вы узнаете посыльного. Это будет один из ваших парней. Если он придет — прокричите три раза криком совы.
Мы прошли к крыльцу коттеджа. В ответ на звонок Смита вышел Джеймс Веймаут, который, видимо, почувствовал большое облегчение при нашем приходе.
— Первым делом, — быстро сказал мне мой друг, — давай-ка бегом наверх и осмотри больную.
Я последовал за Веймаутом вверх по лестнице. Его жена впустила меня в маленькую аккуратную спальню, где лежала измученная, убитая горем женщина. На нее было жалко и больно смотреть.
— Вы дали ей микстуру согласно моим указаниям? — спросил я.
Миссис Веймаут кивнула. У нее был добрый взгляд, но в ее карих глазах затаился тот самый затравленный страх, что и в голубых глазах ее мужа. Больная крепко спала. Я шепотом дал некоторые указания верной сиделке и спустился в гостиную. Ночь была теплая. Веймаут курил, сидя у открытого окна. В тусклом свете настольной лампы он казался разительно похожим на своего брата, и какое-то мгновение я стоял у подножия лестницы, едва веря своим глазам. Затем он повернулся ко мне, и иллюзия пропала.
— Как вы думаете, доктор, она не может проснуться? — спросил он.
— Думаю, что нет, — ответил я.
Найланд Смит стоял на коврике у камина, нервно раскачиваясь на упругих ногах. В комнате плавали густые клубы табачного дыма: Смит тоже беспрерывно курил.
Каждые пять-десять минут его обгорелая трубка тухла (я никогда не видел, чтобы он чистил ее). Мне кажется, Смит тратил больше спичек, чем любой другой курильщик, и он неизменно носил три коробка в разных карманах своей одежды.
Привычка к табаку заразительна, и я, усевшись в кресло, тоже закурил сигарету. Для томительного ночного бдения я приготовил кипу черновых записок, блокнот и авторучку и теперь продолжал записывать свое повествование о деле Фу Манчи.
На Мейпл-коттедж пала тишина. За исключением прерывистых вздохов ветра, шелестевших сквозь нависшую над нами листву кедров, да беспрестанного чирканья спичек Смита, ничто не мешало мне писать. Однако работа не шла. Между моим разумом и главой, над которой я трудился, упрямо вклинивалась одна фраза, как если бы невидимая рука держала написанное прямо у меня перед глазами, а именно: «Представь себе человека, высокого, худощавого, с кошачьими повадками, сутулыми плечами, со лбом, как у Шекспира, и лицом сатаны, выбритым черепом и продолговатыми завораживающими глазами, зелеными, как у кошки. Вложи в него все жестокое коварство народов Востока, собранное в одном гигантском интеллекте…»
Доктор Фу Манчи! Фу Манчи, как его описал Смит той ночью, которая теперь казалась такой далекой, ночью, когда я узнал о существовании странного демонического существа.
Когда Смит в девятый или десятый раз выколачивал свою трубку о каминную решетку, в кухне прокуковали часы с кукушкой.
— Два, — сказал Джеймс Веймаут.
Я прекратил работу и положил записки и блокнот в свою сумку. Веймаут подкрутил лампу, которая начинала чадить.
Я на цыпочках прошел к лестнице и, мягко ступая, поднялся в комнату больной. Все было тихо, и миссис Веймаут шепнула мне, что Мэри по-прежнему крепко спит. Когда я вернулся, Найланд Смит ходил по комнате в состоянии сдерживаемого возбуждения, как он обычно делал перед наступлением критических событий. В четверть третьего ветер окончательно стих и воцарилась тишина, невероятная в такой близости от вечно бьющегося пульса огромной столицы. Я хорошо слышал тяжелое дыхание Веймаута, сидевшего у окна и смотревшего на черные тени кедров. Смит прекратил хождение по комнате и, не двигаясь, стоял на коврике у камина, внимательно прислушиваясь. Мы все прислушивались к этой тишине.
Внезапно ее нарушил какой-то слабый звук, доносившийся с деревенской улицы. Вслед за этим неопределенным, смутным шумом вновь наступила еще более пронзительная тишина. Еще за несколько минут до этого Смит выключил лампу. Я слышал в темноте, как он скрипнул зубами. Снаружи трижды ясно прозвучал крик совы.
Я знал, что это означает приход посыльного, но откуда он пришел и какие вести принес, мне было неведомо. Замыслы моего друга мне были непонятны, да я и не донимал его расспросами на этот счет, зная, что он находится в состоянии высшего напряжения и некоторой раздражительности, которое наступало у него, когда он был не уверен в целесообразности своих действий и точности своих версий. Он не подал мне никакого знака. Я услышал, как в отдалении часы пробили полчаса. В ветвях деревьев опять зашелестел ветерок, как будто где-то в стороне — так показалось мне, — поскольку я не слышал этих ударов раньше. В таком заброшенном месте трудно было поверить, что это был колокол собора Святого Павла. Но это был именно он.
И сразу вслед за звоном донесся другой звук — звук, которого мы все ждали, но услышав который, как мне кажется, ни один из нас не мог полностью сохранить присутствие духа.
