Та сторона мира - Дембский Еугениуш (Евгений) (книги серии онлайн .txt) 📗
— Привет, — первым начал он.
Я поднял чашку из тончайшего фарфора, мой единственный «блюуотер», за который отдал когда-то семь сотен у Митцвольда, и глотнул кофе.
— Послушай… — медленно проговорил он.
— Нет, это ты послушай! — прервал я его. — Не знаю, известно ли тебе, что мне платят не за то, что я просто хожу на работу, как тебе, а за вполне конкретные усилия. Сегодня ты мне устроил ту еще работенку, хорошо еще, клиент не пытался меня обмануть. Иначе твоя дальнейшая карьера стала бы не более реальной, чем ночной полет на батарее отопления до Испании и обратно.
Я знал, что поступаю несправедливо, что Джеймс хочет сказать мне нечто важное, что должны были возникнуть невероятные обстоятельства, чтобы Вуди присвоил себе мой успех. До сих пор мы всегда как минимум делили его пополам, поражения же я брал на себя. Но сегодняшний день не был обычным днем даже для такого непробиваемого типа, как я. Мне просто нужно было на ком-то отыграться.
— Знаю. Зайди завтра ко мне. Я все тебе объясню. Проверь, есть ли у тебя на счете место для моей благодарности. — Он улыбнулся и подмигнул.
Экран погас. Несколько минут я сидел неподвижно, словно ожидая, что Джеймс появится на нем снова, затем ткнул клавишу «Новости» и кнопку выбора. Автомат нашел канал с новостями, и я увидел на экране крышку люка, по которой несколько часов назад прыгал. Диктор спокойным голосом сообщал о том, что Киналья, несмотря на тяжелую рану, полученную после первого обмена выстрелами, и сильную потерю крови, отстреливался, не давая себя схватить на месте. Лишь сброшенная в подвал шашка с одурманивающим газом обезвредила многократного убийцу. Я вспомнил, что сам же и оставил пистолет на полу подвала. Потом на экране мелькнула карета «скорой», кто-то толкал оператора, картинка плясала так, что голова кружилась, но все равно я заметил, что полицейские уложили на носилки оторванную пулей из «элефанта» ногу и под окровавленной простыней Киналья выглядел так, словно обе конечности у него на месте. Следы затирались сразу же. Следы моей работы. Я успел еще увидеть заднюю часть «скорой», с ревом сирены и всеми возможными сигналами уносившейся прочь. Затем экран заполнило лицо Вуди, пробор посреди головы мог служить образцом прямой линии, но галстук был слегка сбит набок — эта крошечная деталь ненавязчиво давала понять, что капитан только что завершил опасным финальным аккордом почти двухлетнюю погоню за самым жестоким убийцей нашего века. Подобное должно было внушать симпатию. И чувство благодарности. Я задумался о том, не знаю ли я, случайно, что, собственно, нужно Вуди. Потом достал из сейфа пачку листов, лежавших там уже три года, мельком просмотрел их и пошел спать. Какое-то время я лежал, пытаясь вспомнить некую увиденную на экране подробность, внезапно показавшуюся мне странной, но чем дальше я задумывался, тем больше путались у меня в голове экраны — экран видеофона и экран с новостями. В конце концов я заснул.
Проснувшись около восьми, я полежал еще минут пятнадцать в постели, хотя обычно этого не делаю, и закурил натощак сигарету, хотя подобного также избегаю. Будь у меня на расстоянии вытянутой руки бутылка молока или пива — я бы выпил, поскольку это также выходило за пределы ежедневного ритуала, но для этого мне пришлось бы встать, а вставать сразу же после пробуждения как раз являлось моей привычкой. Так что я лежал и курил, не затягиваясь, потом, держа сигарету вертикально, чтобы не стряхнуть трехсантиметровый столбик пепла, встал и, держа под сигаретой ладонь, дошел до пепельницы. Я окинул взглядом комнату в поисках чего-то, хотя не только не знал, чего именно, но даже не пытался отдать себе отчет в том, что, собственно, ищу. Бросив в пустоту несколько слов, за которые явно не удостоился бы премии Североамериканской комиссии по чистоте языка и культуре общения, я направился в ванную.
Тщательно смыв под сильной струей воды все впечатления вчерашнего дня и сегодняшнего до отвращения фальшивого утра, я побрился и нагишом двинулся на кухню. Включив старую запись «Каштанового ручья» Сая Хойта, я поставил на конфорку сковородку, выдавил на нее из тюбика несколько капель жира, сменил фильтр в кофеварке и поставил вариться кофе, а затем пошел в комнату и оделся в чистое. Первую чашку кофе я выпил натощак, затем съел яичницу с ветчиной. Вторая чашка кофе, уже без сливок, и вторая честно выкуренная сигарета симпатичным образом завершили завтрак. Я еще немного послушал Хойта, а потом выключил плеер и, не убирая посуду, вышел из квартиры с папкой, в которую сунул вынутые вчера из сейфа бумаги и вырезки.
У ворот гаража я ждал почти минуту — видимо, компьютер не прогнозировал сегодняшнего использования «бастаада» и запихал его куда-то за другие машины. Зато автомобиль был начищен до блеска, баки полны бензидола, и так далее — я не стал просматривать до конца довольно длинную распечатку с кодами выполненных за ночь услуг. Бросив папку на заднее сиденье, я сел за руль и тронулся с места. Проехав первые сто метров, я убрал крышу и ехал дальше, откинувшись на спинку сиденья, положив локоть левой руки на борт и с выражением полнейшего равнодушия на физиономии. Впрочем, с тем же успехом я мог бы ехать вверх ногами, никто не обращал на меня ни малейшего внимания — такой город. Такие времена, такие люди.
Здание городского полицейского управления находилось к юго-востоку от моего дома; я миновал довольно свободный в это время центр и начал подниматься на холмы, на которых расположился Динни Хилл, район юристов. На полпути к самой высокой точке города находилось управление, ничем не примечательное здание, о назначении которого говорили лишь несколько десятков антенн на крыше и неестественно блестящие стекла, которые невозможно было пробить даже крупнокалиберной пулей. Естественно, окна никогда не открывались, казалось даже, будто стекла вросли прямо в стены.
Я въехал на стоянку, непонятно отчего миновав въезд на площадку, где я обычно парковался, и из-за этого мне пришлось минуты полторы лавировать между рядами автомобилей, словно шарику в мультифлиппере. В конце концов я нашел свободное место и, стараясь не утратить расположения духа, направился к оказавшимся теперь в трехстах метрах воротам.
Я подверг свое хорошее настроение еще одному испытанию, с наивным видом подойдя к дежурному и спросив, на месте ли капитан Вуди. Он удивленно посмотрел на меня:
— Мне сперва показалось, будто это не вы, а ваш двойник. Уже года три мне не приходилось слышать, чтобы вы спрашивали о капитане. Обычно вы просто заходите, и все. Что-то случилось, мистер Йитс?
— Да нет. Я просто слегка загримировался, и мне было интересно, узнаете ли вы меня, сержант. Иду наверх. — Я повернулся и ушел. Тихий щелчок клавиши за спиной подтвердил, что сержант и впрямь потрясен моим поведением. Я надеялся, что Джеймс прочувствует это столь же глубоко.
На втором этаже я подошел к двери с табличкой с его именем и два раза постучал по мягкой обивке. В третий раз палец ударил в пустоту. Кто-то изнутри рванул дверь на себя.
Не окажись я вчера свидетелем настоящей звериной ярости, я бы подумал, глядя на стоящего на пороге Вуди, что столь взбешенного существа я еще ни разу в жизни не видел.
— Заходи, и хватит устраивать цирк, — сказал он, хотя слово «сказал» было наименее подходящим для этой смеси шипения и рыка.
— Добрый день. — Я поклонился и вошел.
Сев в кресло и внимательнее присмотревшись к Вуди, я решил прекратить придуриваться. Джеймс склонился над микрофоном интеркома и ударил по клавише:
— Я в городе, Гарднер, и не соединяй со мной даже президента. — Он выключил микрофон и быстро закурил. Я с удивлением понял, что это вовсе не сцена, разыгранная специально для меня, и достал пачку «Ред дромадера» и зажигалку. Несколько секунд мы деловито раскуривали свои сигареты. Потом я причмокнул сквозь зубы.
— Ну ладно, твои аргументы меня убедили. И закончим на этом, — сказал я.
— Нет-нет! — Он описал указательным пальцем круг в воздухе. — Я не собираюсь изворачиваться, только не знаю, с чего начать. Э-э-э… — Он подошел к столику, возле которого я сидел, и упал в кресло. Сильно затянувшись, он тут же начал говорить. Маленькие облачка дыма вырывались вместе со словами из его рта. Тембр его голоса несколько изменился. — Я женюсь. На дочери Иэна Огдена, Одри. — Он говорил быстро, без пауз между фразами, хотя они так и напрашивались. — Ты знаешь, кто такой Огден. Я должен занимать высокое положение в его глазах, очень высокое. Собственно, у меня нет шансов на то, чтобы полностью его в этом смысле удовлетворить. Этот этап для меня, к счастью, уже пройден, он дает мне Одри как бы авансом. Но мне приходится теперь пахать за двоих. Понимаешь?
