Спроси у Ясеня - Скаландис Ант (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
Когда выхватываешь оружие и не стреляешь в ту же секунду, как учат учебники и инструктора по боевому самбо, ты рискуешь в основном тремя вещами: первое – кто-то может тоже выхватить оружие и выстрелить раньше; второе – оружие могут вырвать и применить против тебя; и третье (специфика нашей замечательной страны) – от тебя удерут, а потом накапают в ментовницу. В данном случае третье исключалось: он не знал меня, а стоящий позади "ниссан" должен был отбить всякую охоту от знакомства. Второе он исключил сам, внимательно просчитав свои и мои возможности. А первое оставалось, строго говоря, под вопросом, но кажется, он все-таки был безоружен.
– Вали отсюда, – повторил я почти добродушно. – Девушка попросила меня о помощи. Этого достаточно. Так что садись в свою тачку и чтобы через десять секунд тебя здесь уже не было. Я начинаю считать. Раз…
Он медлил.
– Два… – я держал теперь пистолет обеими руками.
– С-сука, – процедил он сквозь зубы, сплюнул, повернулся и не торопясь зашагал к "жигулям". Наверно, он был из тех людей, которые совсем не привыкли убегать.
И я подумал: "Ну, ладно, приятель, сейчас мы тебя испытаем".
Когда я громко произнес "Девять!", он уже закрыл дверцу, но машина еще стояла. По счету "десять" я выстрелил (в воздух, разумеется). Уж очень было интересно, как он себя поведет. И этот персонаж не обманул моих ожиданий: "жигуль" взревел, очевидно он вдавил педаль в пол на первой передаче, и рванул с места, как "мерседес", причем сильно вильнув вправо (то ли занесло, то ли он специально вывернул руль из соображений безопасности).
Я громко и радостно расхохотался, уронил "ТТ" обратно в карман и лишь тогда оглянулся.
Спасенная мною красавица стояла совсем близко и смотрела на меня в упор, но в глазах ее была вовсе не благодарность и обожание, а растерянность, недоверие, страх и еще что-то странное, чего я не мог назвать, но понимал: именно это чувство для нее сейчас главное. Упрек? Разочарование? Обида? Бессильное отчаяние? Ей было плохо, и я брякнул первое, что пришло на ум:
– Не бойся, дурашка, я тебя не обижу.
Ноль эмоций. Точнее, эмоции все те же – ноль изменений.
– Пистолет-то газовый, – соврал я. – С этим парнем все в порядке.
Этот новый заход тоже не дал эффекта. Она лишь нервно втянула носом воздух, и я счел нужным прокомментировать:
– Ветер не в нашу сторону.
Но она, кажется, даже не поняла, к чему я это сказал, и еще раз шмыгнула носом. Она плакала.
– Господи, да что с тобой?! – я вдруг словно проснулся.
И тут она, покачнувшись, сделала два неверных шага, упала мне на грудь и заревела в голос.
– Вот-те на! Девочка моя, я что-то не так сделал? Может, надо было ему помогать? Или вам обоим? Я бы сказал, обеим.
– Нет-нет, извини меня, все нормально, я просто очень перепсиховала, просто испугалась очень, у тебя сигареты есть, дай закурить, а еще бы лучше сейчас выпить, холодно очень, холодновато, устала я как собака, ты-то здесь чего делаешь, на ночь глядя, грибы что ли собираешь, тачка у тебя крутая, спасибо, спасибо, что "Голуаз", я люблю "Голуаз", особенно синие, а выпить дашь, коньяку бы сейчас неплохо…
Вот так она и говорила: без пауз, без интонаций, тихо, неуверенно, словно заученный текст на незнакомом языке. А я смотрел на ее лицо, на мокрые голубые глаза, на бледные щеки, где веснушки перемешались со следами размазанной туши, на дрожащие губы и таял от нахлынувшей нежности. Я вдруг вспомнил, кого она мне напоминает. Майку Глумову из "Малыша" Стругацких, Майку Глумову с иллюстраций Рубинштейна в питерском издании семьдесят пятого года. А потом я вспомнил, кто еще напоминал мне мою любимую Майку – знаменитая фигуристка Лозова, имя которой гремело лет пятнадцать назад. Лозова… Чистякова… Боже! Ну, вот я и вспомнил о Маше Чистяковой. К чему это сейчас? Скоро уже тринадцать лет, как ее нет на этом свете…
– Тебя зовут-то как?
– Татьяна.
– Ну, слава Богу, не Маша, – сказал я какую-то глупость и добавил, представляясь: – Михаил Разгонов, известный писатель.
– Правда, что ли? – спросила она, словно и впрямь знала такого писателя.
– Могу показать членский билет.
– Не надо.
Мы стояли на узкой тропинке очень близко друг к другу и курили. Стало уже совсем темно, и только огонек сигареты при каждой затяжке выхватывал из мрака ее чумазые щеки и крохотные капельки, застывшие на ресницах.
– Пошли, – сказал я, – чего тут стоять? Я же коньяка обещал.
"Ниссан" уютно светился изнутри маленькими внутрисалонными лампочками и мне вдруг пришло в голову, что прежде чем доставать свою походную фляжку, следует, как выразился этот Тополь, "пошукать в багажнике". Почему-то я решил, что там и коньяк будет. И, можете удивляться, но я не ошибся.
Коньяк я увидел почти сразу, едва открыл большую створку задней двери и смахнул с верхней коробки в сторону бесчисленные пакетики с орешками, сушеными фруктами, конфетами и печеньем. Я увидел коробку коньяка "Хэннеси". Запечатанную коробку. Сомнений не было. Это я возил в коробке из-под компьютера картошку или в коробке из-под голландского бренди Андрюшкины шмотки. А в этой машине коробок "из-под" явно не держали. Здесь было все без дураков: раз коробка "Хэннеси" – значит, шесть бутылок роскошного французского коньяка. Я вынул одну.
– О! – сказала Татьяна. – Красиво жить не запретишь.
– К сожалению, – сообщил я, срывая черное колечко плотной фольги и аккуратно вынимая пробку, – традиционных для этого напитка фужеров в форме тюльпана я с собой не захватил – есть только пластиковые стаканчики.
– Сойдет, – улыбнулась Татьяна.
Улыбнулась впервые за вечер. А улыбка у нее была чудесная, какая-то по-детски чистая и беззаботная. И опять накатило. Все тот же ностальгически сладкий и горький одновременно поток ассоциаций: Майка… Лозова… Чистякова… белый лед арены… белые костюмы… белый снег на замерзшей реке… белый дом… белые цветы на могиле… "белый, белый день"…
– Выпьем! – сказал я решительно, отгоняя наваждение.
– Со свиданьицем! – предложила она.
– Со свиданьицем, – согласился я.
Коньяк был мягким и изысканно ароматным, однако я выпил свои сто граммов единым махом. Удивительно, но Татьяна сделала то же самое, хотя я налил нам поровну, и не закашлялась, не поперхнулась, а облизнув губы соблазнительным язычком, сказала:
– Класс!
Мы помолчали, смакуя оставшийся во рту тонкий привкус. Потом она спросила:
– Тачку на гонорар, что ли, купил?
– Издеваешься? На гонорар от последнего романа едва можно было купить видеодвойку. Теперь мало кому платят так, как раньше. Да и тачка-то не моя, – поспешил я добавить зачем-то. – Конторская. Видишь, номер какой?
– В номерах я ничего не понимаю. А ты, значит, водитель, а не писатель, – разочарованно протянула она.
– Нет, – сказал я, – особо ценный сотрудник, которому доверяют такую машину.
– Вот как. – Не очень-то она мне верила. – И чем же ты занимаешься?
– А вот это, дорогая моя Танюшка, коммерческая тайна.
– Понятно. Ну, а едешь-то ты куда?
– Хороший вопрос. Я бы сказал, законный. На него не ответить трудно. Но можно я отвечу вопросом на вопрос? Ты куда-нибудь торопишься?
– Теперь уже нет.
– Что значит "теперь"?
– Н-ну, во всяком случае, до утра мне спешить некуда.
– Аналогично. Я тоже утром жду именно здесь одного человека.
– Женщину? – спросила она быстро.
– А это имеет значение?
– Может быть, – Татьяна загадочно улыбнулась.
– В таком случае отвечаю как на духу: я жду мужчину и сексуального влечения к нему не испытываю. А больше я ничего о себе не скажу. Давай поиграем в "Последнее танго в Париже".
– Уже не получается: мы назвали друг другу свои имена.
– Но ты не назвала фамилию.
– А ну ее к черту, мою фамилию! – с сердцем сказала она. – Не получается "Последнее танго", тем более, что я читала твой роман, твою "Подземную империю".
– Ого! Ну, и как?
