Обнаженное солнце (сборник) - Бирс Амброз (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Помолчав несколько секунд, Грегори произнес:
— Может, нам удастся заставить вас вспомнить и об этом. А пока идите, Колфилд, ложитесь спать.
Когда пленник ушел, капитан Грегори откинулся в кресле и закрыл глаза, наслаждаясь возможностью помолчать. Он размышлял о том, что Колфилд — странная птица. К примеру, чем объяснить его паническую боязнь средств оживления памяти? Он явно что-то скрывает. В то же время совсем не производит впечатления пугливого человека.
Может, по причине излишней для полицейского щепетильности Грегори не любил навязывать подследственным средства, вызывающие полное восстановление памяти, как и не любил излишне подчеркивать их безопасность. Ему было отлично известно, что трое из каждых двадцати, прошедших эту процедуру, теряли рассудок, хотя были подозрения, что эти люди и до того имели изъяны в психике. Грегори было куда легче, если подследственный сам вызывался подвергнуться такой процедуре.
Колфилд со своей стороны производил впечатление весьма образованного человека и, возможно, знал, что существует опасность сойти с ума. Но Грегори был почти убежден, что Колфилда останавливал не риск, а нечто связанное с его прежней жизнью.
Грегори не мог превозмочь нетерпения. Ему приходилось в жизни выслушивать признания, которые заставляли его не очень густые волосы вставать дыбом. Он не получал никакого удовольствия от этого, и моральные устои подследственных, если они не относились к делу, его не трогали. Но убедить Колфилда в этом он не мог. В то же время до тех пор, пока заключенный не согласится подвергнуться процедуре, Грегори не получит всех данных, касающихся инцидента на “Подсолнечнике”, и не сможет проверить точность того, что узнал от бывшего механика. Поэтому они были вынуждены сознательно лезть в пекло буквально с завязанными глазами.
“Может быть, изменить тактику? — подумал он. — Хватит ломиться в дверь, попробуем окна”. Приняв такое решение, Грегори за весь следующий день не задал Колфилду ни одного вопроса. Тем временем “Декарт” несся на встречу со “Змеем” и неопознанным метеоритным потоком. На второй день Грегори вошел в маленькую, шесть на шесть, каюту Колфилда.
— Вы лежите, лежите, я здесь сяду, — сказал он вежливо, откидывая прикрепленное к стене сиденье. — Мне хотелось бы обсудить с вами некоторые личные вопросы, и я подумал, что вам удобнее говорить о них без свидетелей.
Колфилд насторожился, но промолчал.
— Я уже говорил, что ваша личная жизнь меня не касается, — продолжал Грегори. — Но подобный разговор имеет определенную психотерапевтическую ценность. Приятнее расслабиться, говоря об обычных, каждодневных вещах вместо надоевших допросов.
Грегори помолчал, потом продолжал:
— О чем бы вы хотели поговорить? Может, о ваших студенческих днях? Или о первом корабле? Может, о вашей жене?.. — Грегори взглянул на фотографию, которую Колфилд прикрепил к стене. — Конечно, если вы откажетесь, мы снова перейдем к случаю на “Подсолнечнике”.
— Вы все уже знаете о моей жене, — резко ответил Колфилд. — Она пришла в госпиталь расспросить о капитане. Она жалела меня, потому что я сильно пострадал. Я сочувствовал ее горю. Так все и началось. Через несколько месяцев мы поженились и жили счастливо, пока она не умерла два года назад.
— Странно, — сказал Грегори. — Мы ведь проверили все, что так или иначе касается механика Джеймса Эндрю Колфилда. До катастрофы он не производил впечатления человека, способного осесть и вести тихую жизнь. Он был крайне непоседливой натурой. Хотя, может быть, ваша жена была тем человеком…
— Она была именно тем человеком, — перебил его Колфилд. — И я не намерен обсуждать с вами ее характер. И учтите, я не соглашусь на вспоминание…
Разочарованному Грегори ничего не оставалось, как вернуться к допросу.
Еще через четыре дня на экране радара возникла звездочка — патрульный корабль “Змей”, а в двух тысячах миль за ним можно было различить туманное поблескивающее облачко — авангард метеоритного потока. На мостике “Декарта” царил мороз. Нолан и Хартман буквально источали холод. Колфилд делал вид, что не замечает открытой враждебности молодых офицеров. Капитан Грегори, недовольный собой за то, что не смог склонить Колфилда согласиться на сеанс воспоминаний, молча глядел в иллюминатор, наблюдая, как сближаются корабли.
В отличие от “Декарта” “Змей” не был предназначен для посадок на планеты и потому был облачен в сад. Но мир, в который Китли время от времени удалялся, чтобы отдохнуть от невероятной тесноты маленького корабля, ничем не напоминал сад “Цербера”. Там не было цветов, кустов и травянистых пригорков, пейзаж ничем не напоминал земной. Из корпуса “Змея” вырастали фантастические формы, разрисованные столь талантливо и точно, что составляли с окружающим космосом одно целое. Сад Китли был по-своему прекрасен холодной, жесткой красотой одиночества. Он заставлял представлять себе ледяные вершины избитого ветрами горного хребта под звездным небом.
Да, этот сад был прекрасен, но и страшен. Он наглядно свидетельствовал о том, что капитан “Змея” слился с космосом. Но для большинства посетителей достаточно было одного взгляда на эти космические урочища, чтобы никогда больше их не видеть.
Грегори все еще разглядывал сад, когда Китли вышел в открытое пространство и перешел на “Декарт”. Вскоре он был уже на мостике. Они принялись составлять карту потока, пользуясь компьютером “Декарта”. Грегори был так увлечен работой, что совершенно забыл о Колфилде. Остальные офицеры делали вид, будто не замечают его. Вдруг вопрос Китли заставил Грегори вспомнить о пленнике.
— Данные, сообщенные подследственным, — сказал Китли, — не только неполны, но и в ряде отношений весьма неточны. — Не могло ли так случиться, что он сообщил их, чтобы избавиться от утомительных допросов? Мог ли он их попросту придумать?
На неподвижном лице Колфилда ничего не отразилось, хотя в глазах сверкнул гнев.
— Не хватало еще обвинять меня в трусости, — сказал он и поднялся. Не спросив разрешения и не попрощавшись, он покинул мостик. Грегори сделал вид, что не заметил его ухода.
Через пятнадцать минут началась настоящая работа.
Грегори развернул корабль и соразмерил его скорость со скоростью потока таким образом, чтобы поток постепенно обгонял его. “Змей” двинулся в том же направлении, но держался на периферии потока, тогда как большой корабль постепенно смещался к его центру. На переднем радаре поток выглядел роем разлетающихся искр. Постепенно они приближались, превращаясь в расплывчатые пятна, разбросанные так широко, что казались безопасными. Это объяснялось тем, что “Декарт” вторгался в поток со скоростью улитки. Относительно частиц потока его скорость измерялась в сотнях миль в час. Если бы с потоком встретился обыкновенный корабль, то его скорость относительно скорости потока исчислялась бы тысячами миль в секунду. Сгустки света медленно расползались к краям экрана и перекочевывали на боковые экраны. Их опасность, их смертельный потенциал можно было осознать, наблюдая за цифрами, мелькающими на табло компьютера, который определял их число и плотность на каждые сто кубомиль.
Неопытный глаз ничего странного не уловил бы. Ему показалось бы, что корабль висит в центре устрашающего в своем великолепии космоса.
Еще один экран компьютера строил пространственную модель потока. Поток представлял собой неправильной формы веретенообразное облако. Небольшое скопление материала выдавалось из основной массы. Грегори направил “Змея” к этому выступу, а затем переключил свое внимание на пространственную модель.
Справа от него Хартман наклонился вперед, натянув ремни и держа палец над кнопкой экстренного ускорения. Его взгляд метался между экранами и записывающими устройствами, и Грегори вдруг испугался, не вывихнет ли лейтенант глаза. Капитан едва не рассмеялся, но вовремя осекся. Положение, в котором они находились, было достаточно серьезным.
Конечно, он чувствовал бы себя куда спокойней, если бы данные Колфилда были проверены вспоминанием. Без сомнения, бывший механик что-то скрывал и понимал, что при сеансе ничто спрятанное в его мозгу не останется тайным. И Грегори оставалось только планировать всю операцию на основе сомнительных показаний Колфилда.
