Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник (СИ) - Холод Корин (читаемые книги читать txt) 📗
Линг решительно поднялся на ноги и в ту же секунду услышал приближающиеся шаги. Собачий Хвост не знал, откуда пришла эта способность, равно как и умение играть на флейте, но отлично понимал, что шаги принадлежали главному объекту его размышлений. Во внутренний дворик вошёл Белый Лис.
Вопреки всем правилам признанного и непризнанного этикета, Линг не стал кланяться при появлении своего нанимателя и неожиданно для себя увидел на лице гайдзина одобрение.
— Сколь я понимаю, твои мысли привели тебя к какому-то решению, — произнёс Белый Лис. Против обыкновения, он говорил по-китайски, и Линг каким-то внутренним чутьём осознал, что это специально для него. На душе чуть потеплело, но Собачий Хвост решил не поддаваться этому внезапному доверию и упрямо вскинул подбородок:
— Да. И я хочу сказать о нём, желаете вы его слушать или нет.
Европеец чуть склонил голову и внезапно улыбнулся.
— Я, наконец, слышу речь не запуганного мальчика, но молодого мужа. Уверенного в себе притом. Что ж, я слушаю тебя, Линг.
— Я хочу знать, к чему нас готовят. Я хочу знать, что с нами происходит. Я хочу услышать это только от вас и ни от кого иного прямо сейчас, и если не получу ответа, готов разорвать все договорённости.
Линг ожидал, что, как прежде в подобных моментах, его голос задрожит и сорвётся на невнятное бормотание, и с изумлением слушал, будто со стороны, свой холодный, ровный тон.
Белый Лис кивнул, подошёл к бассейну, наклонился, ополоснул руки и потёр ими лицо.
— Я рад, что не ошибся во всех вас, Линг, — заговорил он, и Линг чуть расслабился, услышав спокойствие в голосе гайдзина. — Вы начали задавать нужные вопросы в нужное время. А знаешь, что отдельно радует меня в тебе? — он повернулся и посмотрел Лингу в глаза. — То, что ты произнёс слово «мы». Остальные двое всё-таки сказали «я». «Что происходит со мной, к чему готовят меня». И это означает, что выбор был сделан верно. Я отвечу на ваши вопросы, только позволь мне сделать это для вас всех, хорошо?
— Конечно. — Уверенность в том, что им действительно ответят на вопросы, а не прикопают в этом же дворике, была совершенно необоснованной, но почему-то Собачий Хвост нисколько в этом не сомневался. — Но хотя бы общий ответ я хочу получить немедленно.
Белый Лис удовлетворённо кивнул.
— Как бы банально ни звучала моя фраза, но именно это я и хотел услышать. От тебя и сейчас. Ответ, который ты требуешь, столь же прост, сколь и нереален. С вашей помощью я хочу найти врата в ад Фэньду и способ спуститься туда.
Он взглянул на опешившего Линга и весело улыбнулся.
— Какая у вас похожая реакция. Ладно, идём к остальным, я дам вам подтверждение того, что я не сошёл с ума, и в подробностях отвечу на все ваши вопросы. Да, и отдай потом флейту, всё-таки я сам вырезал, старался.
Белый Лис повернулся и зашагал прочь из дворика. Линг потряс головой в тщетной надежде, что разбушевавшийся вихрь мыслей уляжется от этого сам собой, и последовал за своим нанимателем.
Глава тринадцатая
— в которой повествование наконец-то кусает за хвост пролог, а подоплёка уже известных событий обретает оттенок определённости.
Чернигов. Период от года до трёх дней до драки в баре «Великое Древо».
Даже у всемогущества есть свои пределы. Особенно, если упомянутое всемогущество — кажущееся. Древние боги спотыкались о волю и силу духа смертных, эмиссары процессов регулярно сталкивались с оружием, мощь которого не могли превзойти. А Тень нарвалась на детективное задание, в котором были известны преступник и жертва, но состав преступления — а главное, замысел и мотивы — оставались под покровом тайны. Сколь бы ни были велики возможности вольнонаёмной помощницы, но просеивать и проверять память тени каждой песчинки в древнерусских городах пришлось бы десятилетиями. Другого же варианта, кажется, не оставалось. День за днём, неделя за неделей команда под руководством Ольгерда и кураторством самой Тени осматривала, обнюхивала и даже пробовала на вкус все возможные следы Серебряной Княгини.
— Без толку, — фыркала Тень, в очередной раз мерцающим полу-призраком проносясь по помещениям и открытым пространствам Пскова, Киева, Новгорода и прочих указанных в задании городов. В оных помещениях и пространствах, согласно признанным историкам, жила, правила, гуляла и занималась прочими насущными делами княгиня Ольга. И каждый раз толстячок Ильяс жевал губами, что-то высчитывал на своём компьютере, кивал Ольгерду, а тот непреклонно заявлял:
— Ещё раз. Подробно, по всем экспонатам.
— Вообще-то это вы должны быть моими рабами, а не наоборот! — Тень честно пыталась быть грозной, но натыкалась на умильный взгляд потомка викингов и вздыхала: — Ладно. Но это в последний раз. Пусть твои орлы отдуваются.
— Они и так землю носом роют. В буквальном смысле, — бурчал Ильяс, погружаясь в дебри аналитики. — А вот подвесочку (скамеечку, камушек, кусочек древнего дерьма) стоит рассмотреть подробнее. Есть свидетельства…
Тень закатывала глаза, стонала и уносилась проверять «в последний раз», не дожидаясь раскрытия ненужных подробностей, тем более что они каждый раз оказывались ложными или незначительными. Предполагаемые вещи Ольги не несли в себе ни грана памяти.
Такая или почти такая картина повторялась в течение трёх месяцев, после чего Тень окончательно взбунтовалась, заявила, что ей обещали совершенно не то, и покинула группу Ольгерда. Пообещав, впрочем, обязательный еженедельный отчёт о своих собственных изысканиях.
— Честное слово, так лучше, — пояснила она командиру группы чуть позже, когда раздражение сошло на нет. — Мы изначально так и задумывали с Алехандро. В одиночку я справлюсь быстрее, а если положиться ещё и на волю госпожи случайности — мне вообще равных не будет. Жди вестей, викинг.
— Будем надеяться, — протянул Ольгерд. — Мы будем и сами крутиться по мере сил и возможностей, но… чую я, что задание наше затянется на гораздо более долгий срок, чем мы полагали.
Скепсис и предчувствия Ольгерда оправдались. Минуло почти восемь месяцев с момента этой беседы и неполный год с начала поиска Серебряной, прежде чем тени над прошлым начали расступаться…
Нет, совсем не зря обходили стороной люди эту неприметную скамейку в тени черниговских клёнов. Не зря мамаши оттаскивали детей и деточек от неровно окрашенных мутно-белой краской её досок. Не зря старики, нервно держащиеся за сердце, и толстяки, с тем же лицом хватающиеся за желудок и печень, обходили стороной этот уголок, укрытый летом от палящего солнца широкими, разлапистыми листьями, а зимой от снегопада — сплетением густых ветвей. И ещё более не зря Тень решила примоститься здесь со стаканчиком мороженого, устав от долгих и, как казалось ей тогда, бесцельных поисков.
На скамейку падали прихотливые узорчатые тени тонких голых веточек, слегка припорошенных ноябрьским инеем. Но одного шутливого, краткого прикосновения к их памяти хватило, чтобы Тень задохнулась от боли и страха той, что когда-то сидела на её месте, пусть и не на скамейке, а на земле. И ведь прошло — почти четыреста лет, а чувства той, кого уже не было здесь, до сих пор были свежи, как открытая рана, достаточно было сковырнуть корочку…
«…нет, Господи, пожалуйста, нет, только не это, почему он всё ещё жив, я же просила, Господи, нет!!!..»
Чужая память и чужие эмоции ударили так сильно, что пломбир выпал из пальцев, сведённых судорогой. Тень лёгким движением подхватила мгновенно ставшее безвкусным и неинтересным лакомство и, собравшись с силами, вновь окунулась в бездну чужой памяти. Памяти сильной настолько, что до сих пор её отголоски отпугивали праздношатающихся.
«Я ошиблась. Я промахнулась. Я… я не хотела. Почему?!! Почему ты наказываешь меня, Господи??! Почему он ещё жив?!!»
Страх, боль и отчаяние звали за собой настолько сильно, что Тень почти не поняла, как совершила переход вслед за ними, куда-то под Псков, на огромный, кое-как прогретый тусклым предзимним солнцем валун. Всё, на что её хватило в тот момент, — скрыть себя от посторонних глаз, чтобы местные туристы не взирали открыв рот на невесть откуда взявшуюся женщину, одетую явно не по погоде, да ещё и восседающую на вековом менгире.
