«Фирма приключений» - Багряк Павел (читать книги полностью txt) 📗
На Таратуру тем временем он возложил более тонкую задачу: сопровождать Дину Ланн в ее вертолете, который отправлялся с верхней площадки аэровокзала примерно через полчаса после отлета комиссара. Обеспечить присутствие полицейского инспектора в вертолете президента Бакеро, специально присланного за Диной Ланн, было делом не из легких, но тут Гард прибег к помощи Интерпола, связавшись через него с полицейскими властями соседнего государства и объяснив им необходимость присутствия инспектора Таратуры подле невесты президента в качестве ее тайного телохранителя: имеются, мол, косвенные данные об угрозе в ее адрес, исходящий от «противников президента Кифа Бакеро». Эту туманную формулировку с готовностью приняли в соседней стране, ибо коль скоро она исходила от могучего соседа и «друга», то проигнорировать ее было никак невозможно.
В результате лаконичных деловых переговоров (а при посредничестве Интерпола иных, как правило, не бывает) второй пилот вертолета, прибывшего за невестой Бакеро, должен был внезапно «заболеть», и его заменяли другим пилотом, то есть инспектором Таратурой, который, как и подобает каждому уважающему себя инспектору в современном мире, с одинаковой легкостью водил все движущиеся предметы, начиная с детской коляски и кончая «летающими тарелками».
Дине Ланн комиссар ничего не сказал об этой операции, но не потому, что между ними не возникло доверия. Доверие как раз возникло, но ни к чему ей было знать лишнее. Гарду вообще легко давался контакт с самыми разными людьми, независимо от их пола и возраста, причем даже в тех случаях, когда он обращался к ним, как говорится, по делам службы. В отличие от своих коллег, то есть высших чинов полиции, Дэвид Гард был совершенно не способен проявлять по отношению к собеседнику индюшиную надменность, столь свойственную людям бездарным и малодушным. (Впрочем, ни одному индюку, как бы он ни важничал, еще не удавалось скрыть от окружающих свою плебейскую куриную сущность.) Гард же всегда был естествен и прост с людьми, уважителен к ним, доброжелателен, умея при этом оставаться самим собой, так как не играл в демократы, а был им. Когда же он имел дело с представительницами слабого пола, то в нем невольно просыпалось рыцарски-старомодное чувство уважения и едва ли не преклонения перед ними, чувство, по которому так стосковались живущие в прагматичном обществе женщины. Стоит добавить к сказанному, что, по мнению Фреда Честера, Гард только потому остался холостяком, что присущее ему рыцарство не позволило в свое время отдать предпочтение какой-либо одной из милых его сердцу дам, так как одновременно с этим ему пришлось бы безмерно огорчить всех остальных.
Короче говоря. Дина Ланн еще при первом знакомстве с комиссаром полиции, несмотря на слезы и панику, вызванные исчезновением Кифа Бакеро, все же смогла интуитивно понять, что люди, подобные Дэвиду Гарду, обычно встречаются в реальной жизни куда реже, чем среди киногероев. И когда Гард позвонил в дверь ее квартиры, она не то чтобы обрадовалась, но почему-то сразу почувствовала себя куда увереннее, чем была, словно рядом с ней оказался давно знакомый, надежный и мудрый, вроде дядюшки Христофора, человек.
— Примите, — сказал Гард девушке, едва переступив порог ее дома, — мои искренние поздравления и, не скрою от вас, одновременные соболезнования, поскольку генерал Дорон, как мне кажется, сделал все, чтобы омрачить вашу радость.
— Ах! — воскликнула Дина Ланн. — Вам уже известно? (Гард скромно улыбнулся и слегка пожал плечами: а как, мол, могло быть иначе?) Я до сих пор не могу прийти в себя от его гнусного предложения! — продолжала Дина.
— Не надо отчаиваться, — сказал Гард. — Во-первых, вы, наверное, попытались это предложение отклонить? Хотя я на собственном опыте убедился, как трудно иметь дело с Дороном: ни хитростью, ни откровенностью взять его невозможно, только силой! Она одна способна поставить его на место. Но, во-вторых, я не могу поверить и в то, что вы не сумели хоть как-то себя обезопасить.
— Откуда у меня, слабой женщины, сила, господин комиссар? — вставила Дина Ланн. — Конечно, я себя немного обезопасила — но как?! Мне удалось получить обещание генерала ограничить мою гнусную шпионскую обязанность возле Кифа конкретными сроками!
— Боюсь, уважаемая госпожа Ланн, что обещание, данное этим человеком, стоит не больше клятвы лисы добровольно отдать себя на воротник вашего манто.
Дина Ланн улыбнулась:
— Точно! Чтобы иметь хоть какую-то гарантию, я предложила генералу обменяться равными по значению «секретами», и он, представьте, на это пошел! Значит, теперь не только я у него в руках, но и он в моих… Правда, весьма относительно, как вы понимаете. Но вот здесь, мне кажется, я все-таки его чуть-чуть провела…
— Не обольщайтесь, дорогая Дина, генерал ни в чьи руки так просто не дается, уж на что я цепок, и то… Вы ему, вероятно, по простоте душевной действительно открыли нечто важное, а он вам, уверен, подсунул залежалый товар.
— А вот и нет! Уж тут вы, господин комиссар, не знаете, и не притворяйтесь, что не хотите знать! Но вам я и без ваших хитростей скажу откровенно, как было дело. А было ровно наоборот: я надула генерала Дорона, а он мне, вы не поверите, сказал истинную правду! Ну, выйдет из меня разведчица, а? Или по крайней мере дипломатический работник?
Примерно в таком духе текла их беседа, из которой комиссар Гард без всякого нажима узнал и о мнимом любовнике Дины Ланн по имени Сафар (над чем искренне посмеялся, представив себе, как Дитрих роет землю, отыскивая загадочного джентльмена), и о действительной беременности Дины (по поводу чего выразил озабоченность), и о том, почему Киф Бакеро так стремительно и неожиданно вознесся в президентское кресло. Узнал он и о судьбе О'Чики, и о том, по какой причине Киф Бакеро впал в немилость генерала Дорона, распорядившегося его уничтожить из-за провала какой-то операции, кстати связанной с комиссаром Гардом (Гард, разумеется, мгновенно понял, что этой операцией могло быть только покушение на него, совершенное Хартоном). И даже о том узнал Гард, что перед скорым отлетом в соседнюю страну Дина Ланн должна еще встретиться с подружками по колледжу, переговорить с адвокатом мистером Портишем, устроить Сафара, заказать свадебные наряды, сделать прическу и непременно позвонить любимому дядюшке Христофору, который, к слову сказать, связывает с племянницей и ее браком какие-то надежды, о которых пока еще не сказал «своей птичке», как он называет Дину Ланн, ибо дядюшка Христофор полагал, что Дина, соглашаясь в свое время работать машинисткой в дороновском «ангаре», по собственной воле попала в клетку, уготовив себе роль «птички», живущей в неволе, но это вовсе не означает, как говорил дядюшка, что эту клетку нельзя сделать золотой… (И Гард, слушая девушку, мучительно вспоминал, где и от кого, и совсем недавно он слышал примерно то же самое, то есть и о «птичке», работающей у Дорона, и, кажется, о клетке, но так и не вспомнил.)
Все, все сказала Дина Ланн Гарду, ибо женщины ее склада лучше сотни психологов понимают, кому и что можно сказать, особенно тогда, когда не выложиться ну просто нельзя, невозможно, — сию минуту, сейчас, а там хоть голову под топор… Этих сведений, конечно, не хватало комиссару Гарду для того, чтобы прояснить ситуацию, связанную с бывшими клиентами «Фирмы Приключений». Но их было вполне достаточно, чтобы утвердиться в решении немедленно вылетать в Даулинг и лично возглавлять операцию: момент, несомненно, становился кульминационным; Кроме того. Гард теперь просто по-человечески был обязан защитить Дину Ланн от Дорона, человека расчетливого, как компьютер, и не более, чем компьютер, морального.
Они распрощались не как тайные заговорщики, а как добрые друзья, объединенные одной заботой, и прямо от Дины Ланн комиссар, заехав в управление, поспешил на центральный аэровокзал, где его ждала команда и полицейский вертолет.
В управлении Гард дал последние инструкции Таратуре, сообщив ему предварительно в весьма сжатом виде результаты своего визита к Дине Ланн. Затем он выяснил, работала ли глушилка, заказанная им на время, пока он беседовал с девушкой, и успокоился, убедившись, что работала; спецмашина стояла прямо напротив окон квартиры Ланн, стало быть, Дорону и его людям не удалось записать разговор комиссара с девушкой, и единственное, чем мог довольствоваться генерал, так это сведениями о самом факте их получасового общения.
