Парадокс великого Пта - Жаренов Анатолий Александрович (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
— Правда, тетя. Вы сидите на стуле за стеклом. Как в магазине. Я даже подумала, что здесь построили новый магазин и посадили в него большую куклу.
— Сейчас я его выключу, — прошептала Маша, с трудом поднялась и шагнула по направлению к пульту. Луг с цветами и девочка закачались, перевернулись и исчезли. Но зато в лаборатории оказалась еще одна Маша. Она стояла около умывальника, привязывала к крану белую марлевую ленточку и бормотала:
— Сейчас я тебе заткну ротик.
— Сейчас я проснусь, — приказала себе Маша настоящая и услышала, что кто-то вставляет ключ в замочную скважину. Дверь открылась, и на пороге возникла третья Маша. На лице ее была написана растерянность. Она окинула взглядом комнату и быстро подошла к пульту памятрона. Ее рука коснулась тумблера.
Маше настоящей стало страшно, она выскочила в коридор, захлопнула дверь и, тяжело дыша, прижалась к ней всем телом. В комнате было тихо. Маша перевела дыхание.
В голове неотвязно вертелась мысль, что надо обязательно выключить памятрон. Обязательно… Иначе произойдет что-то такое… Но додумать ей не удалось… Взгляд ее упал на коробку с предохранительными пробками, висящую в конце коридора. Быстрей!.. Там, кажется, есть рубильник, можно выключить весь этаж… Быстрей… Раз!.. Звенит стекло… Ничего, что рука в крови… Два… Свет в коридоре гаснет…
Когда на следующее утро Маша привела Лагутина к лаборатории, они с удивлением обнаружили, что дверь заперта. Но самое странное заключалось не в этом. Ключ, это было видно в замочную скважину, торчал изнутри…
— Ты же не могла проскочить через закрытую дверь, — сказал Лагутин.
Маша кивнула.
— Допустим, что тебе все это приснилось, — продолжал он. — Допустим, что ты испугалась и без памяти выбежала из лаборатории. Хлопнула дверью. Ключ повернулся.
— Не мог он повернуться сам, — тряхнула головой Маша. — Это исключено. Замок страшно тугой. Я с трудом запираю дверь.
— Тогда что же?
— Памятрон, — сказала Маша.
— Ты понимаешь, что говоришь?
— Да, — сказала Маша. — Я их ощущала. Они были живые. Мне до сих пор страшно.
Она повела плечами. Лагутин пробормотал:
— Положеньице. Ты никому не рассказывала?
— Только тебе. Пусть думают, что я полезла менять перегоревший предохранитель и нечаянно разбила стекло.
— Это хорошо, — заметил Лагутин. — Ты у меня молодец. Но в лабораторию ты одна больше не пойдешь.
— То есть как? — удивилась Маша.
— А так вот. Не пойдешь — и все. Достаточно одной ошибки.
— Это все умывальник, — жалобно сказала Маша. — Он так нудно капал.
— Вот-вот, — усмехнулся Лагутин. — Цепь причин и следствий, приведших к гениальному открытию. А ведь все могло быть иначе. Щелчок тумблера. Экран открыт. И…
— Не надо, — Маша передернула плечами. — Все хорошо, что хорошо кончается.
— Ты считаешь, что все хорошо кончилось?
— А как же? И пора бы уже перестать читать мне мораль. Не уподобляйся испорченному умывальнику. Это действует на нервы и мешает думать.
— О чем же ты думаешь?
— О том, что все это страшно интересно. Знаешь, что я думаю. Мы зря возились с крысами. Это поле действует только на человека. Совершенно случайно мы вторглись в такие области, где каждый шаг сулит столько замечательных открытий.
— Пока я открыл только дверь. Да и то с помощью перочинного ножа, — заметил Лагутин недовольно.
Маша нахмурилась.
— Ты не веришь? — спросила она.
— Поставь себя на мое место. Ты бы могла поверить? Одно дело галлюцинации. И совсем другое — это происшествие. Не может же наше “поле памяти” материализовать галлюцинации. Это вообще черт знает что. Тут я готов встать на точку зрения твоего папы.
— Ты не веришь, — задумчиво произнесла Маша. — Но ведь ты идешь против фактов.
— Факты? — Лагутин потер подбородок. — Есть только один факт. Это ключ. Все остальное можно объяснить. Ты заснула. Увидела сон. Испугалась, наконец. Вот только эта проклятая дверь.
— Да, да, — подхватила Маша. — И наш памятрон, который выключился только потому, что я разбила коробку с предохранителями. И режим частот, в котором мы еще не работали. В конце концов можно повторить опыт…
— В конце концов, — рассердился Лагутин, — я должен сначала поговорить с умным криминалистом. Надо еще понять, почему одновременно отказали реле защиты и ручное управление экраном. Почему экран оказался поднятым? Почему все испортилось в один день? Кстати, ты когда пришла вчера в лабораторию?
— В половине одиннадцатого. Я немного запоздала.
— А накануне вечером экран был опущен. Сам он, как ты знаешь, подняться не мог.
— Ты думаешь, что в лаборатории кто-то был? Что кто-то поднял экран, а я этого не заметила?
— Согласись, что все это крайне странно выглядит.
Через полчаса после этого разговора Лагутин сидел в кабинете директора института, а еще через четверть часа приехал следователь. Плотный мужчина в сером костюме показался Лагутину знакомым. Где же он видел это широкое улыбчивое лицо? Не в клинике ли? Правильно. Они еще обменялись тогда двумя фразами о Бухвостове. Но кто-то помешал продолжить разговор.
— Диомидов, — сказал пришедший, протягивая руку по очереди всем троим. — Федор Петрович. Мне сообщили, что у вас возникли затруднения? — Он улыбнулся Лагутину как старому знакомому и сказал: — Вот мы и снова встретились. Я, между прочим, давно хочу с вами побеседовать.
— Да, — вмешался директор. Ему еще никогда не приходилось отвечать на вопросы следователей. Он был смущен и растерян. Ему очень не нравилось все это. — Да. Я, видите ли, сам только что введен… Вот Иван Прокофьевич, — он взглянул на Лагутина, — словом, Иван Прокофьевич полагает необходимым посвятить вас в некоторые сомнения, возникшие в результате одного рискованного эксперимента.
Получалось длинно и витиевато. Директор рассердился на то, что не сумел гладко выразить свою мысль. Но он никак не мог справиться с волнением и говорил не то, что надо.
— Случайного эксперимента, — продолжил он, — который провела в отсутствие Ивана Прокофьевича его помощница Мария Кривоколенова.
— Дочь академика? — уточнил Диомидов.
