Сорняк из райского сада - Иванова Татьяна Антоновна (книга регистрации .TXT, .FB2) 📗
— Ничего страшного, я уже встала.
— Ах, да, Ирина Валерьевна, передайте Путилову, что я пока не выйду на работу. Все еще никак не могу расквитаться со своей юридической конторой. — Солгала она, понимая, что теперь ей совсем не до работы. — До свидания!
— До свидания, Серафима!
— Что с тобой? — спросила Анна Сергеевна, которая тайно подслушивала разговор дочери с секретаршей, и сейчас словно приведение, бесшумно выросла в дверном проеме.
— Ты такая бледная, Симочка, что случилось?
Серафиме хотелось кричать, ее сердце разрывалось на части!
— Это правда! — стонало оно. — Это правда! Но почему Машка? Зачем она это сделала?
— Что же делать? Что теперь делать?
Она посмотрела на Анну Сергеевну.
— Рассказать обо всем маме?
— Глупости! Она не поверит, начнет утешать, или вообще подумает, что у меня "съехала крыша".
И тут ей пришла в голову мысль, что так подумают все, кому она захочет рассказать о своем сне!
— А кому рассказать? Вернее, кому надо рассказать? Или, или…
сама? А, что она может сделать сама? Надо обо всем
подумать! Надо хорошенько подумать!
Серафима взглянула на Анну Сергеевну.
— Не беспокойся, мама, все нормально. А бледная я потому, что плохо сегодня спала.
…Сначала она подумала, что сама пойдет к Марии и на ее глазах достанет пистолет, который та спрятала на антресоли, а потом, прижав ее к стенке, заставит пойти в милицию и во всем признаться.
Но, где гарантия, что пистолет до сих пор лежит там? Маша вообще давно уже могла вынести его из квартиры, или перепрятать в какое-нибудь более надежное место. Может, тогда рассказать ей о том, "как все было" и посмотреть на ее реакцию? Но, что это даст? Доказать-то Серафима все равно ничего не сможет!
Да, и потом, если честно признаться самой себе, она боится увидеть Машу. Она уверена, что увидев ее, не сможет сдержаться, чтобы не вцепиться в нее изо всех сил… Одним словом, без ненужной, бесполезной паники, дело не обойдется, и все пойдет прахом! Ее окрестят ненормальной истеричкой, только и всего!
Может обратиться к Валере Кудрину, и задействовать службу безопасности? — Нет! Валере нравится Машка. Серафима заметила это еще в Альпах. А личная симпатия в такой ситуации может только навредить делу. И вообще, служба безопасности уже поставила на всем этом большой крест. — Нет, здесь надо действовать по другому, и скорее всего на законном основании. Остается только милиция! Те пока еще не закрыли дело, да и генерал Степаненко держит его под контролем. — Расскажу им все как есть, — подумала Серафима, — а там, может, они и сами отыщут какую-нибудь зацепку. А если не отыщут, или вообще не воспримут все это всерьез? Ладно, там будет видно!
ГЛАВА 21
Егор Свиридов зашел в кабинет Верескова.
— Что у тебя, Егор? — спросил подполковник.
— Андрей Олегович, тут такое дело, что и не знаю, как доложить.
Вересков удивленно взглянул на лейтенанта поверх своих очков-половинок.
— Ну, что еще?
— Вчера вечером мне позвонила Серафима Голубева и захотела немедленно встретиться. С утра я побывал у нее дома, причем не в квартире Анны Сергеевны, а в ее личной, которая находится в Ясенево.
— Какая разница? Что очень важно, где ты с ней встретился?
— Думаю, это значимо, Андрей Олегович, потому, что она не хотела вести разговор в присутствии Анны Сергеевны.
— Хорошо, что дальше?
— Она мне такое рассказала… И Егор, приумолк, показывая тем самым, что он находится в полном недоумении.
— Да, что ты как красна девка, Свиридов, мнешься, да жмешься! Выкладывай, все как есть!
— В общем, она рассказала, что ей приснился сон, из которого выходит, что убийца ее отца, — Мария Кружилина! Причем, она уверена, что это был вовсе не сон, а самая настоящая правда, и у нее на этот счет даже есть доказательства!
— Слушай, Егор, а она часом не рехнулась, на почве горя, не впала в так называемую флустрацию?
— Не похоже, Андрей Олегович.
— Постой, постой, но ведь Кружилина ее близкая подруга, она сама говорила об этом на допросе, и даже обиделась, когда мы бросая тень на всех сослуживцев, коснулись и этой самой Марии.
— Было такое дело! А теперь она утверждает обратное. В общем так, Андрей Олегович, Голубева сейчас сидит у Вас в приемной.
— Господи, зачем сейчас-то?
— Ну, что я мог ответить ей на все это? Да, и потом, она сама изъявила желание рассказать обо всем Вам, то бишь руководителю расследования, и именно сейчас! Сказала, что пока не поговорит, никуда отсюда не уйдет!
Вересков покачал головой.
— Час от часу не легче! Ладно, приглашай, только сам не уходи, поприсутствуй.
Серафима вошла в кабинет подполковника и поздоровалась.
— Здравствуйте, Андрей Олегович! Думаю, Ваш лейтенант уже успел доложить, что на прием просится, по меньшей мере, свихнувшаяся Серафима Голубева? — она понимающе улыбнулась.
— Здравствуйте, Серафима Алексеевна, проходите, садитесь. Свиридов, напротив, сказал, что Вы на таковую не похожи!
— Очень любезно с его стороны. Но, все равно, начну издалека, чтобы потом больше не касаться темы моего психически нестабильного состояния в период постстресса!
Вересков, внимательно на нее взглянув, отметил, что девушка определенно находится в самом настоящем здравомыслии.
— Дело в том, что еще задолго до смерти папы, со мной стали происходить какие-то странные вещи. Я, например, одно время постоянно ощущала рядом с собой чье-нибудь присутствие, мне казалось, что некий незримый объект, не имеющий плоти, но обладающей душой, по человеческим понятиям, участвует в моей личной жизни. Потом это ушло куда-то на задний план, но появилось нечто другое.
— Что же?
— Думаю, я стала чувствовать человеческую ауру.
Серафима умолкла на минуту, чтобы оценить, какое впечатление произвел на подполковника ее рассказ, и находится ли она на правильном пути в своем убеждении.
— Я Вас внимательно слушаю, Серафима Алексеевна. А в чем это заключалось?
— В том, что я физически стала ощущать тепло, исходящее от человека, а точнее струящуюся из его глаз энергию, особенно в моменты проявления особо сильных чувств с его стороны, ну, например, влюбленности!
Одним словом, я уверена, что у меня стали проявляться экстрасенсорные способности. И именно с этим, а не с чем — то другим, я связываю свой сон, который и сном-то, пожалуй, не назовешь.
— Почему? — поинтересовался Вересков.
— Ну, во- первых потому, что все события, привидевшиеся мне, были четкими и последовательными, такими, какие бывают только в реальной жизни, а не во сне, а во вторых потому, что мне приснился человек, о существовании которого я даже не подозревала! И он, этот человек, как выяснилось потом, прилетал к папе на фирму из Германии. — Серафима рассказала оперативникам об Эрвине Линденберге, и о том, что она спросила о нем у Косовой Ирины Валерьевны, не далее как вчера.
— Угу! — отметил про себя подполковник. — Про немца она могла знать заранее. Может, отец упоминал, или сама видела прежде, а потом забыла.
Серафима же, уловив в его лице некую долю сомнения, спросила, рассказывать ли ей дальше?
— Конечно! — вежливо ответил Вересков.
И она, во всех подробностях, подкрепленных личными переживаниями со слезами на глазах, рассказала им со Свиридовым о своем кошмарном сне.
— Егор, налей воды! — приказал подполковник лейтенанту, сидящему за столом с той стороны, где стоял графин с водой, после того, как девушка умолкла.
— Спасибо, не надо! — упредила Серафима Егора, и, достав носовой платок из сумочки, вытерла слезы.
— Андрей Олегович, я понимаю, что пришла к Вам, в общем-то, ни с чем! — сказала она. — Но, Вы, все-таки, подумайте над моим рассказом, сопоставьте факты, допросите еще раз Кружилину, других людей! В общем, сама я пока к ней не пойду!
