Карлики - Дегтярев Максим Владимирович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Подписано: Тамака Таники.
— Хм, любопытная идея, — похвалил я, имея в виду связь со злополучным трехкрылым треугольником. Бескрылое легкомыслие — звучит не слишком осмысленно и непохоже, чтобы знак на груди у Номуры означал именно это.
— Бабочки и пыль — возрождение и смерть, вечные темы, — последовало объяснение для тупых. Я продолжал рассматривать текст, как вдруг вместо него появилась довольная Марго — компьютер решил, что Марго для нас важнее.
— Вы чего так уставились? — удивилась она.
— На твоем месте только что были стихи, — с укоризной в голосе объяснила Татьяна.
— На каком таком, моем месте? Ааа, на экране что ли? Ну извините… Не поздновато ли для стихов? — и она хихикнула.
— Для стихов никогда не поздно, — отрезал я.
— Про что хоть стихи?
— Про бабочек, — ответили мы хором.
— Ну вы даете… почитайте и мне, что ли, — попросила она.
Татьяна уполовинила Марго — так, чтобы стал виден текст.
— Марго, ты не возражаешь, если мы тебе правое ухо подрежем? — прокомментировал я Татьянины действия.
— Режьте, оно все равно великовато — не то что левое, — разрешила она. Татьяна зачитала ей про бескрылую бабочку.
— Тоскливые стихи вы читаете… — пошмыгав носом отозвалась Марго, — и зачем кошке такой трофей.
Никакой тайны из бабочек у меня не получилось, и я спросил ее напрямик:
— Марго, расскажи нам какую-нибудь историю про трехкрылую бабочку. Только не спрашивай, зачем.
Марго задумалась минуты на две, а потом выдала:
— Я где-то читала, но уже не помню где… Была такая история, произошла она давным-давно и, к тому же, на Земле. Одна путешественница гуляла где-то в тропиках — на Амазонке, по-моему. Сорвала она как-то раз цветок орхидеи и стала обрывать с него лепестки…
— А это еще зачем? — удивился я.
— Тогда так гадали, чет-нечет, понимаешь? У них цветы были вместо генератора случайных чисел. Ей нужно было выбрать, куда идти дальше, заблудилась она, одним словом. Так вот, на цветке сидела золотая бабочка и лепестки были тоже, золотые. Путешественница оборвала бабочке крыло — перепутала с лепестком. Бабочка оказалась очень мстительной. Когда путешественница, измученная долгой дорогой, уснула, бабочка подлетела к ней и убила… Вот такая трагическая история, — подвела итог Марго.
— Ты все напутала, — возразила Татьяна, — у Эверса немного иначе… Та путешественница коллекционировала бабочек и, найдя золотую бабочку, проткнула ее иглой. А дальше было примерно так, как ты сказала.
— Ну не знаю, — странно, но Марго не хотелось спорить, — вы просили, я рассказала… Я, собственно, по другому поводу звоню. Ты на симпозиум едешь?
— А тебя почему это волнует? — поинтересовался я у Марго. Она призналась:
— Так я тоже хочу, а туда только одно свободное приглашение осталось. Ну так ты едешь? — снова спросила она.
Татьяна вопросительно посмотрела на меня. Делать было нечего, и я согласился взять Татьяну на Оркус.
— Никуда она не едет, — ответил я за Татьяну.
— Ну и чудненько! — обрадовалась корыстная Марго, — тогда — пока!
Марго пропала. Татьяна поспешила чмокнуть меня в щеку. После столь трогательной благодарности, я уже не имел права передумать.
5
Всю ночь я проворочался, изобретая для Ларсона самую страшную месть на свете. Впечатление от вчерашнего розыгрыша не рассеялось и к утру. Но как отомстить Ларсону, я так и не придумал.
В этот день мне почти удалось добраться до Отдела. У самых дверей Отдела я притормозил и подумал, а за каким чертом я сюда приехал — Шефа на рабочем месте не было, от шутника Ларсона меня тошнило, Яна наверняка начнет приставать по поводу галлюцинирующего визора. Я вышел на улицу. За ночь и земля и деревья покрылись тонким слоем инея. Тень от здания мешала фаонскому солнцу растопить иней прямо с утра. И пока земля и деревья из седых не превратились в мокрых, я решил повторить свой вчерашний маршрут, а заодно, еще раз продумать, что сказать Ларсону. Или сделать.
Рабочий день начался полчаса назад и те сотрудники, что предпочитали утреннюю пробежку вечерней, уже покинули лес. Я снова был один, но вот что странно: ларсоновский розыгрыш так меня встряхнул, что за все время прогулки я ни разу не вспомнил о своих вчерашних страхах. Или, лучше сказать, страх ни разу не вспомнил обо мне, хотя я о нем как раз вспомнил, но только под конец прогулки — когда шел к стоянке; и я удивился, почему это он не появляется. На Ларсона я больше не обижался, но в Отдел так и не пошел. Вместо этого я с полчаса покружил над городом, затем полетел к Институту Антропоморфологии.
Я поджидал Типса у заднего выхода корпуса "D". Флаер припарковать здесь было негде, пришлось коротать время сидя на бетонной скамье напротив выхода. Через десять минут я пожалел, что с утра не надел куртку с обогревом. Техники из службы энергоснабжения и регенерации дежурили посменно. Их утренняя смена заканчивалась, когда у всех остальных сотрудников Института наступало время обеденного перерыва. Долговязый, угрюмый Типс появился в компании сослуживцев. Я окликнул его:
— Типс, можно вас на пару слов.
Он покосился на коллег.
— Мы тебя подождем, — сказал один из них.
— Лучше не стоит, — каменным голосом посоветовал я.
— Я тебя предупреждал, что они от тебя не отстанут, — напомнил Типсу его коллега. Остальные техники, включая Типса, посмотрели на него с какой-то странной укоризной. Наверное, он них был признанным занудой. — Ладно, держись, — ободрил зануда.
Поочередно оглядываясь, они пошли вдоль корпуса Института по направлению к стоянке.
— Ну что вам еще?! — спросил Типс недовольно, — меня уже три раза вызывали. Не знаю я ничего про этого Брауна.
— Два, — поправил я его, — два раза вызывали.
В «Деле Брауна» я нашел только две записи беседы с Типсом. Он вскинул подбородок и пропыхтел:
— Ну два, и что с того?
— Вы куда шли? К стоянке флаеров? — спросил я, с трудом вынося его грубоватый тон.
— Вообще-то мне к «трубе», — ответил он уже мягче.
— В таком случае, я вас довезу, куда скажете, — пообещал я ему, — но прежде мы немного побеседуем. Когда вы познакомились с Брауном?
— Полтора года назад — может, чуть больше. Об этом у вас все записано. Со мной беседовал этот, как его… майор, по-моему…
— Виттенгер, — подсказал я.
— Да, он самый, — подтвердил Типс, — он уже не ведет это дело?
— Виттенгер занимается убийствами. Браун не его клиент. Итак, вы познакомились полтора года назад. И с тех пор вы работали в одно смене?
— По-разному — то в одной, то попеременно…
Он, по-видимому, хотел напомнить, что об этом он тоже уже говорил Виттенгеру, но промолчал. Я снова спросил:
— Почему вы назвали Брауна недоумком?
— Так вот вы про что… Что, я прямо так и сказал?
— Все записано, — подтвердил я. Если до этого он только пыхтел, то теперь, точно, вскипел:
— Да пусть хоть трижды записано — я же вам не врач! Я говорю, что думаю. Будь я психиатром, может и обязан был бы объяснять почему да зачем. Но котелок у Брауна плохо варил, это факт!
— Вот о фактах мне и расскажите.
Типс нахмурился.
— Забывал он все. Витал где-то в облаках. Случалось, десять раз ему повторишь, что мол, к примеру, завтра септофлотатор надо поставить на профилактику, а придешь утром — опять все забито. А он глядит тебе в глаза, радостный такой, будто так и надо! Или возьмите хоть барионную центрифугу…
— Не надо брать центрифугу, — предостерег его я, — итак, Браун страдал забывчивостью, вы это хотели сказать?
Типс расстроился, что я не дал ему дорассказать про центрифугу.
— Не забывчивость это была. Я сам иной раз забуду у протомайзера турбулятор отключить. А Браун… Как будто не ему объясняешь, понимаете? То человек, как человек, то словно в упор тебя не видит, как автомат какой-то или как во сне. И взгляд другой. Я все твержу ему: ты подумай сперва, прежде чем что-то сделать, а он кивает — да, мол, понял, подумаю, а барионную центрифугу заклинило, как в прошлый раз…
