Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник (СИ) - Холод Корин (читаемые книги читать txt) 📗
«А я? Есть ли жизнь у меня? Я следую за течением, я делаю то, что мне велят, я дышу по приказу…»
Мысль оборвалась под жёстким бичом ощущения несправедливости. Да, большую часть жизни Лингу указывали, что делать. Сама фамилия, пока она ещё была у него, означала «помощник». Он никогда не вкладывал в это слово иного смысла. «Тот, кто подчиняется». «Тот, кому указывают». Под рукой Белого Лиса это значение начало меняться. «Тот, кому доверяют». «Тот, кто должен быть сильным ради дела». Вопрос «какое же это дело?» маячил на грани сознания, но до него нужно было ещё добраться. Фэн Линг вспоминал своё прошлое, сравнивал его с нынешним и понимал, что только сейчас начинает жить по-настоящему.
Он знал, что его отец был военным. Знал, что когда-то мать гордилась этим. Знал, что и для него она хотела той же судьбы… пока не сгорела от чахотки за полгода, не оставив сыну ничего, кроме долгов подлеца-отчима. Чэнь Лёгкая Рука был с матерью Линга всего два года, но успел переписать на неё всё, что проиграл за время этого сумбурного, отмеченного страстью и одиночеством брака.
После смерти матери десятилетнему Фэну было некуда идти. Он мог попасть в детский дом, мог погибнуть под забором, но и то, и другое прошло мимо. Желание выжить и страх перед мужчинами и женщинами в строгих костюмах — представителями местного приюта — погнали его на улицу, а вовремя возникшее в памяти прозвище отчима обеспечило место в банде подростков. Так начался его путь, исполненный тоски по счастливому детству, сытости и тепле отнятого жестокой судьбой родного дома. Помимо этого были лишь понукания и презрение.
«Страх. Первое, что я помню, и то, что оставалось со мной всегда. Страх. Перед одетыми в костюмы людьми с оловянными глазами, перед теми, кто сильнее, перед голодом, перед грязью, перед одиночеством. Потом перед Пулей, перед представителями Семьи…»
Осознание ударило в темя, подобно молнии. Собачий Хвост почти протрезвел, ощущая, как в груди разливается неведомое прежде тепло уверенности.
«Я больше не боюсь. Нет, есть то, что меня страшит: смерть, мучения, гнев Белого Лиса, наставник Фил… но я больше не боюсь! Вот оно. Именно поэтому мне здесь хорошо. Странный якудза сделал то, что удавалось когда-то только моей матери. Он изгнал страх из моей души».
Чуть нетрезвый молодой человек осторожно поставил глиняную бутылочку на землю, раскинул руки. И захохотал, впитывая тепло солнца, ветра и земли, чувствуя, как с этих распростёртых рук падают с металлическим звоном тяжкие оковы. Он больше не боялся. Не боялся жизни.
Отсмеявшись, Линг поднял сакэ и допил бутылочку одним долгим глотком.
— Надо возвращаться, — сообщил он придорожному ковылю.
Растение согласно качнулось под порывом просоленного тёплого ветра. Мол, да, возвращайся, дружище. Завтра тяжёлый день, а ты и так уже набрался.
— Вот именно! — с лёгкой обидой в голосе парировал Линг. Всё-таки последний глоток был лишним. Как это обычно и бывает в двадцать лет. — А наставник Фил не пощадит.
Так и случилось.
— Хвост! Ты лучше сразу со штандартами в комнату вламывайся. И с факелами. И с… м-м-м… медведями, к примеру.
— При чём тут медведи? — устало выдохнул Линг. Тренировка шла уже четвёртый час, конца-краю ей было не видно, а до результата было ещё очень далеко.
Варвар прищурил заплывшие жиром глазки:
— При том, что они топать будут громче тебя. А за широким волосатым задом ты сможешь отлично спрятаться. Остальных, кстати, тоже касается.
Товарищи Линга по несчастью синхронно опустили головы и тяжко вздохнули. После того, как мытарства из подвалов перенесли в открытые комнаты, житья на тренировках по незаметному перемещению не стало вовсе. Прятаться под завалами — одно, а как ты спрячешься посреди лёгких ширм, которые насквозь просвечивает солнце? Да ещё украдёшь несчастную белую розочку из вазы в центре комнаты, на самом что ни на есть открытом пространстве. И это издевательство, как и прежде, повторялось с каждым дарованным богами днём.
— Хвост!
— Собачий Хвост, наставник Фил.
— Хорошо, пусть будет Собачий. О чём ты думаешь, когда хочешь стать незаметным?
Роза понуро уронила лепесток. Ей тоже было жарко, душно, и она хотела, чтобы всё поскорее закончилось.
— О тождестве себя и пространства, — бодро отреагировал Линг.
— Слова верные. А вот души не чувствую, — наставник Фил скривился. — Ладно, попробуем другим путём. Ты когда-нибудь молиться пробовал?
— Ч-что?
— Молитва, тупица. К богам обращался хоть раз в жизни? Или к единому Богу?
— Д-да, — Линг недоумённо поморщился, — бывало. В детстве, в основном. И потом… под пулями.
— Когда жить хотелось? — подхватил толстячок. — Прекрасно. А сейчас, мальчики, отойдите в угол: будем проводить эксперимент. Линг, цель помнишь?
— Роза.
— Именно. А теперь молись. Кому хочешь. Ты должен взять розу так, чтоб я не заметил. Не получится — умрёшь. Стимул дать?
Линг покосился на нож, блеснувший в ладони Фила, и покачал головой: внутри и так всё сжалось. Собачий Хвост уже достаточно успел изучить наставника за эти четыре месяца и прекрасно понимал: этот жирный безумец может сделать с ним прямо сейчас всё, что захочет.
— Я… сам.
— Тогда действуй.
— А как мне…
— Как хочешь. Главное — цель. И тождество. Единение с миром, — толстяк демонстративно отвернулся, уставившись на розу.
Линг вздохнул и прикрыл глаза.
«Сусанноо, неистовый бог ветра, и все, кто может услышать меня. Прошу, дайте мне хоть шанс. Хоть бледную тень шанса. Я хочу жить. Я хочу… спрятаться. Стать незаметным. Как ветерок, как… тень».
Что-то изменилось. Лёгкий порыв ветра тронул ширмы, поиграл с волосами Линга, провёл мягкой ладонью по его щеке. Не открывая глаз, Собачий Хвост сделал шаг в сторону. Ещё один.
«Теперь вперёд. Я отлично помню расположение ширм, успел выучить. Как в детстве… я ничего не вижу, значит, не видят и меня. Я в домике. Я в тени. Ты меня не видишь… Боги, прошу вас, умоляю, жизнью своей и чужой заклинаю…»
Шаг. Осторожно, нащупав ногой половицу. Соседняя должна заскрипеть, а эта — нет. Поворот. Пригнуться, нырнуть под ширму.
«Мы вчера проходили этим путём».
Сдавленные возгласы где-то в стороне. Не важно. И вот самое сложное — открытое место перед столиком с вазой.
Ветер вновь касается лица, что-то бросает тень на глаза. Дерево. За окном дерево, а значит, на полу есть тень. Безумие? Плевать! Двигаться мягко, осторожно и…
«И помнить: я никого не вижу, а значит, не видят меня. Я дух. Я порыв ветра. Я — тень. Тень, дай мне сил на это!»
Ещё два шага вперёд, опуститься на колени…
Пальцы Линга сомкнулись на дряблом стебельке, и в то же мгновение остро отточенное лезвие ножа пощекотало его горло.
— Ты понял? — выдохнул над ухом ненавистный голос.
— Да. Сенсей.
— Умница.
Собачьего Хвоста рывком поставили на ноги. Он открыл глаза и внезапно едва не ослеп от яркого света, бившего через сплетение ветвей огромного клёна за окном. Такеши и Ясуо смотрели на своего соученика с открытыми ртами.
— Об этом я и говорил, — удовлетворённо пробурчал наставник Фил. — Главное — дать верный стимул. Ещё раз, мальчики. И на этот раз помните: вы можете это сделать. Вам только что показали, как.
Санкт-Петербург. Около полугода до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Тридцать седьмой уровень. Архивы.
Время беспощадно к любой памяти, человеческой ли, нечеловеческой ли. По-настоящему долго некие события могут храниться только в памяти коллективной, но и в этом есть свой минус: подробности произошедшего утрачиваются и истираются с годами и веками. Само событие обрастает ненужными и зачастую выдуманными деталями, а за неимением очевидцев может и вообще изменить или утратить первоначальный смысл.
