Тихоня - Чиркова Вера Андреевна (версия книг txt) 📗
Хор свернул тючком плащ, повесил за спину, чтобы не мешался, еще раз пробежал взглядом по обстановке и шагнул к шкафу. Прихватив пару салфеток, чтобы позже перевязать руку, распахнул окно и шагнул через подоконник на узкий карниз. Впрочем, гулять по нему мужчина не собирался, придерживаясь рукой за подоконник, примерился и спрыгнул в ухоженный цветник. Ловко спрыгнул, отметил он сам себе, несмотря на дорогие вещи, тело хорошо тренированное, и это тоже добавляет штрихов к вырисовывающемуся портрету. Совершенно иного человека, ничуть не похожего на того, кем он считал себя утром.
Несколько шагов до забора Хор проделал под ветвями густых кустов, низко пригнувшись, затем легко перемахнул через заборчик и оказался там, куда и проложил мысленно свой путь, стоя в комнате у окна. В усыпанный яркой листвой сад, где еще лакированно блестели на деревьях бордовые поздние яблоки. Без всякого зазрения совести сорвав на ходу несколько штук, в возмещение денег за комнату, которой не пользовался, Хор пересек сад, выбрался за заднюю калитку и пошел в направлении, обратном тому, в каком двигался утром. Теперь он шел на север, и для принятия такого решения у него было несколько веских доводов.
И главный – чувство противоречия, все крепнущее в его душе, когда он думал об ограничивающей его жизнь записке. А чем больше Хор думал о забытой жене, пытался представить, как они жили, о чем разговаривали, как обедали, как ложились вечером в супружескую постель, – тем больше начинал понимать, что не испытывает ни одного из тех чувств, которые по полузабытым наблюдениям переживали другие обманутые мужчины. А в его сердце не было ни боли, ни злобы, ни тем более ярости и желания отомстить или убить. Да и жена по туманным и расплывчатым воспоминаниям была довольно приятная, на плечах смутно ощущалось поглаживание теплых ладошек, по губам пробегала ласково щекочущая волна при мысли о том, как он ее целовал. И потому Хор намерен добраться до какого-нибудь города и сходить в гномий банк.
Никто не знает, какими способами они пользуются, но коротышки умеют делать одну очень важную вещь, они узнают своих клиентов в любом виде. Избитых, израненных, опухших от вина или болезни, роскошно одетых или ограбленных, и именно к ним он намерен обратиться в первую очередь. Если он имеет в их банке хоть небольшой вклад, – никто, кроме гномов, не скажет точнее, важное Хор лицо или нет, и сколько денег у него на счету. Да и имя полностью назовут, и даже место, где он постоянно живет.
Ну а последним важным доводом, заставившим Хора свернуть на север, была миленькая травница, подозрительно горячо волновавшаяся за его судьбу и точно знавшая, что он намерен идти на юг. Вот пусть там его и ищет.
Глава 14
Из всей еды, принесенной на подносе девчонкой-подавальщицей, Эста успела съесть только кусок хлеба, щедро намазанный гусиным паштетом, и едва взялась за пирожок, как в ее дверь нетерпеливо забарабанили.
– Входи, – еще издали узнав по шагам Устину, разрешила тихоня, запивая румяный пирожок с картошкой горячим кофе со сливками.
– Он! – многозначительно тыча пухлым пальцем вверх, сообщила трактирщица, влетев в комнату и по-шпионски тщательно затворив за собой дверь. – Все как вы сказали: и голова крашеная, и листики на руке. Я лично видела.
– И где ты успела это увидеть?! – отставив на всякий случай подальше кружку с чаем, пока руки сами не метнули ее в соблазнительницу, сухо осведомилась Эста.
– Так в его же комнатах! – не замечая плотно сжатых губ гостьи или считая такую гримасу признаком сосредоточенности, горячо продолжала Устина, – Лучшие ему выделила и воды, значит, велела горячей натаскать. А потом и сама пошла, мыльца отнести.
– Ну? – проскрипела тихоня, изо всех сил борясь с яростью, разгорающейся в неизвестных ей до этого дня глубинах собственной души, – дальше.
– Ну и все, – торжественно объявила хозяйка, – попался, голубчик! В одних подштанниках стоял, все разглядела! Точно, есть на левой руке листики!
– Ну?!
– Чего?! – не поняла сначала Устина. – А-а, как я выпуталась? Ну, так извинилась, сказала, не думала, будто они так быстро разденутся. И теперь он там купается, а я сразу к вам.
«После чего он купается?» – языком опаляющего пламени рвался из сердца Эсты вопрос, и она быстрее схватила кружку с чаем, запить этот огонь.
Сделала несколько глотков, стараясь не смотреть на вытянувшуюся перед ней хозяйку, а рассуждать хладнокровно, как учила матушка. Правильно учила, как оказалось. Если подсчитать время, которое Устине понадобилось на проведение этого изыскания, то получится, что у нее не оставалось даже нескольких минут, чтобы раздеться. А она одета и аккуратно причесана, и наглаженные оборки на юбках в полном порядке. Монашка взяла себя в руки, допила чай, успокаивая встревоженное сердце, и, достав приготовленный кошель, выдала хозяйке несколько монет.
– Позже, когда прибудут остальные, получишь еще, – веско сообщила она в ответ на заинтересованный взгляд, брошенный Устиной на оставшиеся у гостьи монеты, и принялась за взбитый со сливками творог, политый клубничным вареньем.
Хозяйка, понятливо вздохнув, направилась к двери, а в душе Эсты внезапно похолодало. Не так, как от ощущения пропасти под готовой шагнуть в нее ногой и не как от вида несущейся с горы лавины. Почти незаметно, словно легкий сквознячок пронесся. Будь Эста обычной девушкой, не обратила бы на это внимания, но ее отточенное чутье тихони мигом подняло тревогу.
– Купается, говоришь? А где его комната? – отстранив с дороги трактирщицу, ринулась прочь монашка, и Устина, сообразив, что сейчас произойдет нечто особенное, устремилась за ней.
– Второй этаж, резная дубовая дверь. – Хозяйка почти не пыхтела, прыгая по ступенькам следом за гостьей: – Изнутри кованый засов.
Дверь и действительно была впечатляющей, двустворчатой, массивной, резной и лакированной. И еще – крепко запертой, наверняка на тот самый засов. Женщины стучали по очереди, но ответом на глуховатый звук их ударов была полная тишина.
– Может, моются они? – робко предположила хозяйка, – намылились и сидят… не бежать же к дверям?
– Кто просит его бежать? Можно просто крикнуть, что занят! – сердито рявкнула тихоня, и ее рука сама потянулась к карману, где хранилась гномья отмычка, но девушка вовремя вспомнила про некоторые привычки трактирщиков. – Секрет есть?! Ну как вы открываете, если клиент перепьет и начинает буянить или ему станет плохо? Поторопись!
– Так… – замялась Устина, но наткнулась на яростную синь потемневших глаз гостьи и сдалась.
Достала из висящей на поясе связки длинный тонкий ключ, повернулась к косяку и, отодвинув крупный резной завиток, отперла секретный замок. Она еще не до конца отодвинула тяжелую дверь, открывшуюся вместе с частью рамы, а Эста уже протиснулась мимо и промчалась в спальню.
И сразу поняла, испытанная интуиция ее не подвела. Комната была пуста, вода не пролита, сияющая свежими покрывалами и кружавчиками постель не смята, а вот окно распахнуто настежь, и свежий ветерок треплет вышитые занавески.
– Ой… – наконец протиснулась в узкий проход Устина, тоже сообразившая, клиента, на котором она намеревалась сделать месячную выручку, уже нет, – сбежал!
– Чем-то ты его спугнула. – Перегнувшись через подоконник Эста рассматривала примятые кустики отцветших левкоев. – Идем в кабинет.
И бегом побежала мимо хозяйки в свою комнату забрать плащ и чепчик.
А уже через четверть часа выезжала из села по ведущей на юг дороге, сидя верхом на крупном сером жеребце. За ним послушно бежала оседланная лошадка, нагруженная тюками с шатром, одеялами, посудой и запасом продуктов, а к седлу Эсты был привязан мешок, в котором, заботливо завернутая в старую шаль, ехала выкупленная у Устины пирамидка.
Трактирщица все-таки получила свою выгоду, запросив за пирамидку почти вдвое, но Эста не пожалела бы и больших денег, возможность писать послания и сразу получать ответы была для нее сейчас дороже всего.
