Воображала (СИ) - Тулина Светлана (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Тихий стон. Шорох.
Воображала оборачивается, обрывая сдвоенность изображений и шум моря. Опускается на корточки. В её руках — кружка-поилка.
Врач неподвижен, дышит ровно.
Воображала растерянно оглядывается, но Анаис в камере уже нет. В бронестекле мигают отблески разноцветных огоньков с пульта. Сначала они красно-оранжевые. Потом красные гаснут.
*
смена кадра
*
Мигают разноцветные огоньки разложенной на полу новогодней гирлянды. В углу частично украшенная ёлка. У стола — Конти с ложки кормит Анаис, той года полтора. Чёрные ползунки в алый горох, кружевной слюнявчик, невозмутимое личико с очень яркими губами и чёрной обводкой вокруг узких глаз.
Конти говорит вполголоса:
— Когда же ты у нас заговоришь-то, а?..
Воображала (ей около восьми, голубая бескозырка, оранжевая тельняшка), сидя на полу, нанизывает на шнурок морские сигнальные флажки. Растягивает низку:
— А это?
Конти бросает косой взгляд:
— Ложусь в дрейф, жду инспекцию, дайте подтверждение, приветствую.
— А это?
Конти косится:
— Если перевернуть — то это будет Новембер Чарли. Ну, что-то типа СОС.
Глава 14
Воображала делает большие глаза, сочувственно кивает головой и говорит торжественно:
— Бульк!.. А если так?
Взлетевшая охапка флажков рассыпается, зависает, вытягивается, как по ниточке. Обматывает ёлку длинной спиралью. Конти критически осматривает флажки. Хмыкает:
— Бред собачий. Хотя вон там — предупреждение о неприятеле, пожелание счастливого пути и отказ навигационной системы. А слева — заверение о неприкосновенности вызываемых на переговоры парламентёров, усиление срочности и карантин.
— А так?..
Вторая спираль закручивает вокруг ёлки оставшиеся флажки, три шнура повисают на стенах. Оставленная без присмотра Анаис достаёт из коробки с украшениями самый большой шар — алый в чёрную крапинку.
— А, не знаю… — Конти собирает со стола детскую посуду на поднос, сдвигает в угол, — Займись лучше шариками, пока Анаис их все не раскокала.
Воображала оборачивается, смотрит сначала на Конти, потом на Анаис, говорит со значением:
— Она — не раскокает…
Конти не замечает напряжения в её голосе — он занят откатыванием столика к стенке. Пожимает плечами:
— Но ведь и не повесит же!
Воображала фыркает многозначительно:
— Это уж точно!..
Конти замечает неодобрительность интонации, оборачивается:
— Как тебе не стыдно! Она же маленькая!..
— Маленькая, маленькая… Всегда она у тебя маленькая! Это не честно! Пускай бы день она маленькая, день я, а то всё время она, да она… — продолжая ворчать, Воображала ногой сдвигает оставшиеся на полу флажки. Их три.
— А это?
Конти смотрит. Кривится:
— А-а-а… Следую своим курсом… Приказ ни во что не вмешиваться.
— Почему?
— Потому что приказ.
Некоторое время Воображала думает.
— В смысле — пошли все на фиг?
— В смысле…
— Но ведь это плохо! Их потом накажут, да?
— В том-то и штука, что не накажут. Приказ у них такой — курсом своим следовать, ни на что не отвлекаясь.
— Даже если вдруг пожар?
— Даже.
— А люди погибнут?..
— А приказ?
— А… это, ну… совесть всё-таки?..
— Но ведь всё-таки — приказ?..
— Нехорошо как-то.
— А вот это, кстати, ещё вопрос… Может быть — и не хорошо. А, может быть — очень даже хорошо. Думаешь — так не бывает? Ладно, представь — идёт человек, торопится очень. Яма с водой, в яме котёнок тонет. Кричит, надрывается, маленький такой, жалко. А человек мимо проходит, спешит очень. Это как — хорошо?
— Нет, конечно!
— А человек — врач. Он спешит к больному ребёнку. Мальчик маленький, глупый, пуговицу проглотил, задыхается… Врач остановился, спас котёнка. А мальчик задохнулся. Хорошо?..
— Нет, конечно…
— Так всё-таки — хорошо то, что он мимо прошёл, приказ имея, и котёнка не спас, или плохо?
Воображала думает долго. Хмурится, молчит, теребит нижнюю губу, упрямо вертит головой. Наконец — авторитетно и безапелляционно:
— Надо было успеть! И котёнка, и мальчика. Он же врач! Значит, должен был всё успеть!.. — и зевает широко, с хрустом.
— Э, да ты спишь уже!
— Неправда! Вовсе я даже и не сплю!
— А пора бы! Времени-то сколько, знаешь?
— Новый Год же!..
— Новый Год завтра. А сегодня ещё старый. Так что — шагом марш!.. Эй, заодно и Анаис забери!
Воображала мстительно фыркает, над её головой взмывают три флажка. Гудит, имитируя пароходную сирену, крутит плечами, словно гребными колесами и уходит, ехидно скалясь через плечо.
Анаис с шариком в руке смотрит на Воображалу и Конти с лёгкой снисходительной улыбочкой — так взрослые смотрят на расшалившихся детей.
*
смена кадра
*
Белый пол камеры. Врач открывает глаза, и тут же снова их зажмуривает, сморщившись:
— Опять ты. Конечно. Я так надеялся, что это просто кошмар. А это — ты…
Воображала сидит в углу, лицо равнодушное, глаза сощурены. Замечает спокойно:
— Рёбра я срастила, руку тоже. Синяки сами пройдут, лень возиться было.
Врач смеётся, приподнимаясь у стены:
— Конечно! Ну да, конечно!.. Как же иначе. А я-то, дурак… Теперь понятно, — он осторожно вертит головой, проверяет подвижность рук. Бросает на Воображалу острый неприязненный взгляд. — Ничего личного, правда? Справедливость торжествует.
— Мог бы, между прочим, и спасибо сказать. Как вежливый человек.
Врач усмехается хищно, и нет в этой его усмешке ничего весёлого.
— Дело не во мне, правда? Я-то всё голову ломал — за что же ты меня так… А тебе ведь всё равно было, правда? Я просто вовремя под руку попал. Вот и всё. Не повезло. Подвернулся не под то настроение. У всех бывает. Только не все могут срывать его на тех, кто случайно подвернулся. Тем более — так.
— Я не понимаю.
— Всё ты понимаешь. Уверен, ты никогда не обрывала мухам крылышки. И кошек за хвост не дергала. Ведь не дергала же, да?.. Ну, ответь, не дергала?!
— Не дергала. При чем тут кошки?
— Пра-авильно! Тебе это просто неинтересно, правда? Зачем самой пачкаться, когда можно чужими руками? Да и что такое — кошки?! Мелко. Гораздо интереснее, когда с людьми. И, главное чтобы — чужими руками.
— Не понимаю…
— Брось! Я-то, дурак, думал, что ты меня ненавидишь. Меня, лично, понимаешь? Всё понять пытался — за что. А дело не во мне, всё гораздо проще. Объект не важен, важно действие. Не я, — так тот же Рома… Или Алик. Впрочем, Алика ты уже… Хоро-ошие игрушки, правда?! Только ломаются быстро. Но это не важно. Их же полно вокруг, таких игрушек. А тут ещё и я подвернулся. Вполне можно пожалеть. Но сначала… Для того, чтобы игрушку можно было пожалеть, её ведь нужно сломать. Чего её жалеть, если она новенькая да целенькая? Если ей не больно?..
Вздрагивает, щурится. Улыбка жёсткая. Говорит размеренно и отчетливо, словно припечатывая каждую букву:
— Нельзя срастить несломаное.
Воображала неподвижна. Смотрит на него широко открытыми глазами. Она напугана и растеряна. У Врача глаза дикие, лицо дергается, голос быстрый, сбивчивый:
— Эти идиоты думают, что сами тебя сюда загнали!.. Нет, представляешь, они всерьёз так думают! Смешно, правда?.. Но я-то знаю… — хихикает, грозит Воображале пальцем. Внезапно становится очень серьёзным, почти злым. — И ты — ты тоже знаешь…
У Воображалы странное выражение лица. Она готова заплакать.
— Не понимаю…
Врач хихикает, подмигивает, грозит пальцем. С неожиданной яростью:
— Врёшь!!! Всё ты понимаешь!. Это они — не поняли. И не поймут уже! Но я… Я слишком хорошо тебя знаю.
Внезапно успокаивается, переворачивается на спину, смотрит в белый потолок. Говорит задумчиво и грустно:
