Мое королевство. Бастион (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна (читать книги без регистрации TXT) 📗
Но насмешки он бы как-нибудь пережил, мало ли над кем в детстве не издеваются. Однако же дошло до того, что Эдичку гимназические на слабо заманили на кладбище и там заперли в родовом склепе князей Любереченских, что вовсе уж ни в какие ворота не лезло. Прокричали в окошечко, что раз уж однокашник такой храбрый, про покойничков пишет — то пущай и поручкается с этим покойничками. И в склепе мальца оставили.
Далее в подробностях было расписано, как Эдуард Львович кричал, звал на помощь — чем вусмерть перепугал кладбищенского сторожа. А не докричавшись, попытался влезть на гробы, чтобы из окошка выскользнуть. Но только ссадил ладони на трухлявом дереве и штаны порвал, а до окошка подтянуться так и не сумел. Больше орать и по гробам карабкаться Эдичка не стал, а, проявив силу духа поистине редкостную, достал из гимназического ранца свечной огарок, перо, чернильницу-непроливайку и тетрадь в синей коленкоровой обложке и принялся строчить на коленках новый рассказ. Тут все и началось.
Дочитав до этого, Даль откинулся на жесткую спинку стула так, что тот встал на задние ножки, и с силой протер уставшие глаза. Писарский почерк был ровный, но до того уж бисерный, что в пору пенсне одевать или просить Зину перепечатать все на машинке. Комиссар перебрал странички в поисках финала истории, но, боясь пропустить что-либо важное, вернулся к месту, на котором остановился.
…Чувствуя, что зашли слишком уж далеко, выпустили мальчишки поутру Эдичку из склепа, целого и невредимого, даже не чихнул. Маменьке он отговорился, что у друга болящего ночевал, потому и порот не был. А вечером взялся ознакомить Зои Петровну и служанку со свежим своим творением. Служанка, баба деревенская, в страхе и восхищении только ахала и прижимала ладони к щекам. Маменька же по прочтении рукопись отобрала и швырнула в печь по причине полной ее (рукописи, а не печи) ненаучности. Но маховик уже раскрутился.
Первым пострадал от вызванных творческим гением ходячих мертвецов отличившийся глухотой к Эдичкиным страданиям кладбищенский сторож. Поутру второго дня от ночевки писателя в склепе, когда служанка Вырезубов в лицах повествовала соседкам, как складно их барич врет, ровно в настоящих книжках — аж сердце заходится, сторож обмывал душевные раны чистым спиртом в морге при земской больнице Королева. Рассказывая, как всю ночь под ним топтались, булькали, скреблись и грызли дерево сторожки мертвяки, пока сам он отсиживался на чердаке, втянув наверх приставную лестницу. Видя, что сторож явился в морг тверезый, как стеклышко, приятель готов был ему поверить, однако потребовал предоставить доказательства. И долго тогда они рассматривали царапины от когтей в земляном полу и следы свирепых зубов на косяках двери — точно от оборотней. Хотя и наука, и вера в один голос твердят, что оборотней не бывает.
— Вот, как тебя, их видел, — стучал сторож кулаком в грудь. — Позавчера кричал тоненько кто-то и собаки лаяли, а сегодня — выкопались. И священный огонь не упас. Ох, чую, быть беде. Быть беде, а тебя не тревожили?
Смотритель морга поклялся и побожился, что уж в его-то заведении покойнички милые, как младенчики. А если и забалует который, то смотритель ему даст с кулака. И потом оба долго рассуждали, как сторожу от бодрых трупов ухорониться. Порешили, что надо рассыпать вокруг сторожки золы или маку. Дотошные вурдалаки станут их считать по зернышку да до третьих петухов и промаются, а там уж из могил выходить не моги.
Сторож же ответил, что к золе он добавит смоченный керосином шнур вокруг дома да жаканами на медведя двустволку зарядит. Это будет надежнее. На чем приятели и расстались. А не позднее полуночи припоздавшие гуляки слышали выстрелы и видели над кладбищем полыхание огня. Керосин помог. Так избушка полыхнула, что версты за три было видать. Сторож сиганул с чердака и спасся. А оживленные покойники двинулись на Королев. И из морга, покудова смотритель почивал пьяным сном, полезли тоже. Не считали они ни золу, ни маргаритки, на зарю и петушиный крик не оглядывались. Собачонку могли прибить, исходившую воем — потому как любили тишину.
Кому столбы ворот погрызли, кому дверь в курятник подкопали. Поутру жители, разобрав баррикады на дверях, голосили над подушенной живностью. А кто и над покойником — с перекушенным горлом или отгрызенными конечностями.
Начальник полиции послал в Эрлирангорд за подкреплением. А кое-кто вспомнил болтовню Вырезубовой служанки и сложил два и два. И быть бы Эдичке сожженным или проткнутым колом — не случись в Королеве в тот день уездного комиссара безопасности и печати. Он согласие Зои получил и в Бастион мальчишку увез. С тех пор Эдуард Львович на родной порог не вступал даже в каникулы, Зои в покойников ходячих поверила не больше, чем в литературный талант сына, от наглядных доказательств отмахнувшись, как от несущественных.
После бегства Эдички из Бастиона дом Вырезубов проверили, там все оказалось чисто. Да и Зои Петровна в силу патриотизма сама бы мальца властям передала.
Пробовал Крапивин вычислить местонахождение Эдички по ожившим мертвецам и привидениям — жанру мистики и ужаса оставался Вырезуб-младший верен. Сыскался в Меделянной слободе на югах столицы девичий призрак. Однако же после дознания сделалось ясно, что вызвал его не Эдичка, а студент и пиит Николя Цвердловецкий. Худой, прямо сказать, поэтишко, но, в романтичных чувствах к некоей барышне пребывая, строку звонкую нашел. Вот и бегала по кленовым золотым аллеям между могилами девица с распущенными волосами, спрашивая встречных-поперечных мужчин, не он ли ее разлюбезный. А через тело ее просвечивали оградки и фонари.
Николя Даль отправил к первосвященнику кораблей в обитель Паэгли — тяжким трудом избывать свой грех, и призрак появляться перестал. Но к Вырезубу-младшему это комиссара не приблизило ни на шаг.
Даль вздохнул и захлопнул папочку, затолкав внутрь торчащий уголок одной из Эдичкиных историй.
Глава 10
— Если вы эту сладкую пару упустите — я насажу ваши головы на ограду, — хмуро произнес Даль, отчего-то представляя внутри кованной парковой решетки не особняк Ленцингеров, а колченогий домишко с продухом под крышей из дранки, и печально лыпающие глазами головы подчиненных, наколотые на чугунные спицы. А еще шебуршание мышей в густой сухой траве и конек на крыше лабаза — от злых духов. А ведь комиссар никогда не чувствовал себя писателем. Не иначе, сочинений юного Вырезуба перечитал. Хотя не факт, что Эдуард Львович теперь такой уж юный.
Мысли эти не тянулись последовательными цепочками, а вспыхнули в голове ярким, колючим клубком. Который еще осознавать и осознавать, распутывая по ниточке. А времени вовсе и нет.
— Вот тут, Инна, ваша группа дежурит, — комиссар ткнул пальцем в потертую на сгибах карту, расстеленную по столу. Стол неровно покачнулся на коротковатой ножке. Некрашеный, деревянный. Да и саму карту они недавно отыскали среди бумаг на чердаке, должно быть, ею пользовался прежний хозяин, заказывал для себя. Карта была масштабной и подробной. Включала баронские владения от поселка и поместья до фабрики и самых удаленных от жилых мест хранилищ водорода для дирижаблей. Диво, а не карта. Попадись она раньше!
Даль ногтем отчеркнул на плотной бумаге место, где главная поселковая улица, переходя в гравийную дорогу, пересекала переезд и сворачивала к столице.
— Вы как, верхами хорошо ездите?
— Хорошо, Даль Олегович, — глаза Инны сощурились, но губы растянулись в улыбке. — Я лично проверила каждого.
Ее палец задел руку начальства и отдернулся.
— Простите. Тут свежие лесопосадки, мы за ними по обе стороны дороги укроемся у поворота. А чуть вперед Сергея вон выведем, в кусты или на дерево. Он нам вороном прокричит, когда покажетесь.
И предупреждающе подняла руку, чтобы подчиненный прямо сейчас не взялся показывать свое искусство кричать вороном.
— Годится.
Даль повернулся ко второму оперативнику, низкорослому и крепенькому, как боровик:
