Прегрешения богов - Гамильтон Лорел Кей (читать книги регистрация TXT) 📗
Аматеон и Адайр шагнули в сторону от освещенной кухни с видом сбросивших тяжкий груз.
— Что угодно, только не заставляйте нас снова распоряжаться на кухне, — сказал Адайр.
— На открытом огне я еще могу что-нибудь приготовить, — поддержал его Аматеон, — но все эти устройства…
— Может кто-нибудь из вас поджарить стейки на гриле? — спросил Гален.
Они переглянулись.
— Это на открытом огне? — спросил Аматеон.
— Да, на металлической решетке поверх огня, чтобы пламя почти не касалось мяса. Но огонь на настоящих углях, на открытом воздухе.
Оба кивнули с облегчением:
— Да, можем.
— Но Аматеон готовит лучше, — добавил Адайр.
Гален достал плошку с мясом из холодильника, снял защитную пленку и вручил Аматеону.
— Стейки уже замаринованы. Вам остается только узнать, на чей вкус как прожаривать.
— На чей вкус?..
— Ну да. С кровью, почти без крови, розовые внутри или прожаренные полностью, — сказал Гален, мудро заменив специальные термины простыми описаниями. Эти двое в последний раз выходили в мир, когда в Англии правил кто-то из Генрихов. Да и тогда это было ненадолго, а потом они вернулись к единственному образу жизни, который знали. Всего месяц, как они обходились без слуг и должны были готовить на современной кухне. Они еще справлялись лучше остальных — Мистраль, к примеру, оказался вовсе не готов к современной Америке. И это было проблемой, поскольку он входил в число отцов моих детей. Но сегодня его с нами не было: он не любил покидать уютные стены поместья на Холм-би-Хиллс, которое мы привыкли называть домом. Аматеон, Адайр и многие другие стражи освоились лучше, не приводя нас в отчаяние — очень мило с их стороны.
На помощь Галену отправилась Хафвин, покачивая в такт шагами длинной желтой косой. Она стала подавать и забирать, что нужно, с такой сноровкой, словно это было не в первый раз. Может, она и правда часто помогает на кухне? Ее освободили от обязанностей телохранителя, поскольку она целитель, и на работу в агентстве мы ее тоже не отправляем. Но лечит она наложением рук, а значит, ее не примет ни одна больница и ни один частнопрактикующий врач. Исцеление с помощью магии в Соединенных Штатах по-прежнему считается мошенничеством: за много веков шарлатаны заработали магии такую репутацию, что истинным целителям тоже не нашлось места в законе.
Мы с Рисом пока так и стояли в полумраке громадной гостиной, но Дойл и Холод уже подошли к обеденному столу, мерцающему в лунном свете массой бледного дерева. Их силуэты вырисовались на фоне стеклянной стены, выходящей на океан. И виден был еще один силуэт — на фут выше их обоих. У Баринтуса рост семь футов, он самый высокий из нынешних сидхе. Вот он наклонился к подошедшим товарищам — хоть до нас не долетало ни слова, ясно было, что они ему рассказывают обо всех сегодняшних делах.
Баринтус был ближайшим другом и советчиком моего отца. Королева боялась его он мог и сам на трон претендовать, и поддержать другого претендента. К Неблагому двору он был принят только с тем условием, что не станет этого делать. Но мы уже не принадлежали к Неблагому двору, и я впервые разглядела то, что давно, наверное, заметила моя тетя Андаис. Все стражи отчитывались ему и просили его совета — даже Дойл и Холод. Его словно одевала аура власти — какую не дают ни титулы, ни короны, ни знатное происхождение. Он просто был центром, осью, вокруг которой начинала вращаться окружающая жизнь, стоило только ему появиться. Я даже не уверена, что остальные отдают себе в этом отчет.
Доходящие до земли волосы Баринтуса спадали свободно, будто одевая его водяным плащом — потому что волосы у него были всех оттенков морских волн, от темнейшего синего до тропической бирюзы, и от нее до штормового свинца. В тусклом свете луны, падавшем из окон, чудесная игра красок была не видна, но даже в темноте поток его волос рябил и мерцал под серебристыми лучами, подобно настоящей воде. Волосы так плотно окутывали его тело, что одежды не было видно.
Баринтус поселился здесь, в пляжном доме, поближе к океану, и чем дольше он здесь жил, тем сильнее и уверенней в себе он становился. Когда-то он звался Мананнан Мак-Ллир, и морской бог все еще жил в нем и рвался наружу. Страна фейри словно высасывала из него силу, а близость к океану возвращала — с другими сидхе все происходило наоборот.
Рис обнял меня за плечи и прошептал:
— Его превосходство признает даже Дойл.
Я кивнула:
— А сам Дойл это осознает?
Рис поцеловал меня в щеку — он уже настолько овладел собой, что поцелуй утратил магию, был очень приятным, но просто поцелуем.
— Не думаю.
Я повернулась и заглянула ему в глаза: он был всего на шесть дюймов выше меня, так что почти не пришлось задирать голову.
— Но ты это понял.
Он улыбнулся, провел пальцем по моей щеке, как ребенок рисует на песке. Я подалась навстречу его руке, легла в нее щекой; Среди моих мужчин есть такие, в чьей ладони мое лицо умещается целиком, но Рис почти как я, не подавляет своим ростом, и порой это бывает приятно. Хорошая штука — разнообразие.
Аматеон и Адайр следом за Хафвин вышли через раздвижные стеклянные двери на просторную веранду, где стоял большой гриль. Под верандой шумел океан. Даже ночью, когда мало что видно, чувствовалась его мощь, перекатывающаяся и ударяющая в сваи.
Рис прижался ко мне лбом и прошептал:
— А ты как относишься к тому, что этот здоровый тип забирает власть?
— Не знаю. Есть столько других проблем…
Он отнял руку от моей щеки, переместил ее на затылок и чуть отодвинулся для поцелуя, но при этом сказал:
— Если ты хочешь не дать ему набрать силу, это надо делать быстро, Мерри.
Со звуком моего имени он меня поцеловал, и я утонула в этом поцелуе. Я отдалась теплу его губ, нежности его прикосновений, как ничему еще не отдавалась сегодня. Может быть, дело в том, что наконец вокруг не было вездесущих любопытных глаз, но какой-то тяжелый ком словно растаял у меня внутри с этим поцелуем.
Он обнял меня и притянул к себе, наши тела от плеч до бедер приникали друг к другу так тесно, как только могли. Я чувствовала, как он напрягается и растет от близости ко мне, и возможно, мы удалились бы ненадолго в спальню, но из коридора показался Касвин, и радостное настроение почти сразу у меня прошло.
Не в том дело, что он был некрасив — нет, он был красив и мужествен, высокий, стройный и мускулистый, как положено воину сидхе, но у меня сердце щемило от ауры скорби, что его окружала. Касвин принадлежал к мелкой знати Неблагого двора. Прямые волосы у него черны, как вороново крыло как у Катбодуа или у самой королевы Андаис, а кожа белая, как у меня или Холода. Глаза словно застывший костер, три кольца красного, красно-оранжевого и чистого оранжевого цвета. Этот костер почти погасила Андаис — пыткой, которой его подвергла в ночь, когда погиб ее сын, а мы покинули земли фейри. Касвина доставила к нам закутанная в плащ женщина, сказавшая только, что разум Касвина больше не выдержит милосердия королевы. Я не была уверена, что его разуму уже не нанесен непоправимый вред. Но на Касвине Андаис срывала вызванную нами злость, и мы не могли его не принять. Тело его исцелилось, потому что он сидхе, но ум и душа — материи более хрупкие.
Он прошел по коридору черноволосым призраком в не по размеру широкой белой рубахе, развевающейся над кремовыми брюками. Одежда была с чужого плеча, конечно, но еще на прошлой неделе рубашка Холода сидела на нем куда лучше. Он что, так ничего и не ест?
Касвин подошёл прямо ко мне, словно не замечая Риса, и Рис отодвинулся, давая мне его обнять — бедняга прильнул ко мне со вздохом, напоминавшим рыдание. Я не противилась свирепости его объятий. С тех пор, как его спасли из кровавой постели королевы, Он был бурно эмоционален и льнул ко всем, как щенок. Королева мучила его, чтобы хоть так наказать меня — потому что моих любовников ей уже было не заполучить. Касвин просто попался ей под руку, он не был для меня никем — ни другом, ни врагом. Он тщательно соблюдал нейтралитет, насколько это было возможно при дворе, но века осторожной дипломатии разбились о безумие Андаис. Та сидхе, что его принесла, сказала: «Королева пригласила его в свою постель, но он не входил в число ее стражей, которым она могла приказать, и потому вежливо отказался». Этот отказ стал для Андаис последней соломинкой. Она все же утащила его в свою кровать и превратила в окровавленный кусок мяса — что и продемонстрировала мне с помощью чар, превращавших зеркало в подобие видеофона, только с куда лучшим качеством изображения, чем это доступно современным технологиям. Когда я его увидела, он был уже неузнаваем: я решила, что там кто-то из дорогих моему сердцу.
