Воображала (СИ) - Тулина Светлана (читать книги бесплатно .TXT) 📗
— О, да! Очень! Но я хотела бы ещё…
— Ну вот и отлично, детка, закажи всё, что хочешь.
— Эй, но послушайте, я хотела бы…
Слова повисают в пустоте — Дядя Гена и Алик уже вышли в коридор. Воображала, свирепея, смотрит им в след, лицо её перекашивается.
— ДЕТКА?!
Во весь экран — её разъяренное лицо. Камера приближается — теперь видны лишь злые глаза. Она хочет сказать что-то ещё, но не успевает. Глаза округляются, вытаращиваются и скашиваются к кончику носа. Вернее (камера отступает), к огромной яркой соске-пустышке во рту…
Обалдение сменяется омерзением, прожевав вместе со скрипящей резинкой пару невнятных ругательств, Воображала сплёвывает пустышку и вскакивает на ноги.
— Эй, послушайте!..
Она бросается к двери, путаясь в тапочках, запинается об огромного розового пингвина, падает.
*
смена кадра
*
Коридор, по которому приближаются к камере Дядя Гена и Алик. Алик говорит, быстро и сбивчиво, жестикулируя и заглядывая Дяде Гене в лицо. Из открытой двери за их спинами выскакивает Воображала в одном тапочке, на ней — белые ползунки, оранжевая распашонка и белый слюнявчик с огромной оранжевой морковкой.
— Эй, послушайте! Спасибо за игрушки, конечно, но когда же мне наконец поставят настоящий рабочий комп и дадут доступ в…
Дядя Гена и Алик оборачиваются, дядя Гена (благожелательно):
— Детка, скажи Верочке, она всё запишет и сделает.
— Не ходи босиком, — авторитетно добавляет Алик. — Простынешь.
И они уходят за кадр.
— Дет-ка?.. Прос-ты-нешь?.. — повторяет Воображала скорее растерянно и обиженно, чем возмущённо, повторяет (уже не так уверенно):
— Эй, послушайте…
Замолкает. На лице — покорно-обречённое выражение, во рту опять бело-оранжевая соска.
*
смена кадра
*
Воображала сидит за лабораторным столом, голова опущена, руки безвольно лежат на белом стекле, у локтей и запястий видны расплывшиеся синяки. На ровный звуковой фон (гудение аппаратуры, ритмичные пощёлкивания, позвякивания и потрескивания) накладываются быстрые шаги, с шелестом на стол перед Воображалой шлёпается стопка распечаток. Голос Алика преувеличенно жизнерадостен:
— Ну-ка, детка, давай поработаем!
Воображала медленно поднимает голову. Вид у неё помятый, улыбка блёклая, на висках синяки, под глазами тени. Сквозь шумовой фон приближается, нарастая, неприятное пластмассовое постукивание и шорох резиновых шин по линолеуму. Становится неестественно, пугающе, громким. Воображала морщится. В кадре появляется медсестра с медсканером на тележке и кучей гремящих датчиков в руках, начинает умело и профессионально-быстро лепить их Воображале прямо на синяки. Воображала дёргается, срывает датчики, отшвыривает провода:
— Не хочу!..
Но как-то вяло, неубедительно. Больше похоже на детский каприз, чем на настоящий протест. Обиженно надув губы, трёт синяки. Берёт распечатку. Медсестра невозмутимо поднимает датчики с пола, быстро и профессионально крепит их на отмеченные синяками места.
Воображала морщится, но больше не сопротивляется. Улыбка вялая.
*
Смена кадра
*
(Смена кадра происходит под оглушительный выстрел, поскольку глушитель сгорел давно и окончательно)
Выстрел сопровождается жалобным хрустальным звоном, мелодичные всхлипы осколков продолжаются ещё некоторое время после выстрела, постепенно стихая. Остаётся одно победное жизнеутверждающее жужжание.
С потолка на чёрном проводе свисает одинокий зубчатый осколок абажура в жёлто-оранжевую полосочку. Вокруг этого осколка с торжествующим жужжанием летает муха. Конти следит за ней с отвращением. Врач у бара гремит пустыми бутылками. Вытряхивает на пол несколько штук, выпрямляется, поражённый:
— Слушай, мы что — всё это вчера выжрали?!
Конти кивает. Неторопливо, спокойно, чуть приподняв бровь — в чём, мол, проблема? Врач осторожно трёт лицо, осматривает пустые бутылки. Конти спускает курок. осечка. Врач болезненно передёргивается, говорит с надеждой:
— Соседи милицию вызовут…
— Не-а! — Конти делает небрежную отмашку пистолетом, из-за разлохмаченного глушителя напоминающим морду терьера. Говорит радостно:
— Все твои соседи сейчас отдыхают на Канарах.
— На Канарах? — тупо удивляется Врач. — Все?
— Ну, может, и не все, — примирительно соглашается Конти. Уточняет:
— Кто-то на Канарах, кто-то — в Крыму, кто-то — в Париже. Кому что нравится. Знаешь, один старый хрыч с пятого этажа захотел в Воркуту. Интересно, зачем ему Воркута?.. А Фриманы вообще себе новую квартиру вытребовали. Забавно… Я почему-то был уверен, что уж они-то предпочтут Израиль.
— Фриманы? — повторяет Врач тупо.
— Ну да. Дом я тоже купил. В жилконторе были страшно рады — он же убыточный…
Врач со стоном опускается на пол у стены, прижимается щекой к холодной крашеной панели, закрывает глаза.
— Приятно быть очень богатым, — говорит Конти негромко, сам себе, — Это многое упрощает.
Врач тихонько стонет. Говорит сквозь зубы, убеждённо:
— Пристрелить меня следовало бы именно сейчас. Из милосердия…
Конти пожимает плечом:
— Патроны кончились…
Задетая его ногой пустая бутылка, гремя, катится по паркету. На её горлышке дрожит зелёный отблеск. Крутится, прыгает вверх-вниз…
*
смена кадра
*
Глава 11
Секретная военная база. Лаборатория.
Маленький зелёный огонечек дрожит, прыгая вверх-вниз по шкале. Характерное гудение работающего медоборудования. Восторженный голос Алика, чуть ли не с придыханием:
— Нет, ты только посмотри сюда! Ты где-нибудь видел подобное?! А ведь я ввёл ей в четыре раза меньше, чем любой лабораторной крысе, каплю в море, ни один нормальный человек даже бы и не чихнул с такой мизерной дозы!.. Нет, ты только глянь!..
В лаборатории четверо: Воображала, молчаливая и очень деловитая медсестра, Алик и один из его коллег — с бесцветными ресницами, бежевыми кудряшками над оттопыренными ушами и доброй улыбкой маньяка.
Воображала полулежит в медицинском кресле, высоком и белом, с кучей страноватых приспособлений и гаджетов. Её голова откинута на специальную высокую спинку, руки привязаны к подлокотникам, голые ноги под коленками приподняты полукруглыми распорками. На ней — грязно-серые плавки и выцветшая майка. Кожи практически не видно из-под покрывающих всё тело сплошным слоем клейких лент с датчиками. Десятки тянущихся в разные стороны к аппаратуре проводов делают её похожей на паука, запутавшегося в центре собственной паутины. Глаза закрыты, под ними синие тени, лицо очень бледное.
— А ты представляешь себе картинку, если дать полную дозу?.. — голос у Алика мечтательный, глазки масленые. Маньяк плотоядно облизывается, но тут же сникает, вздыхает тоскливо:
— Крокодил никогда не позволит, он и так с ней носится, словно курица, а не крокодил… Вспомни, как он тянул с разрешением и на такую-то малость! И это он ещё про барбитураты не знает.
Глаза у Алика гаснут, лицо несчастное. Он смотрит на Воображалу с тоскою и искренним возмущением несправедливо обижаемого ребёнка. Хмурится, вздыхает:
— А представляешь, какой мог бы быть эффект при введении пентотала?! А если при этом ещё дать слабое облучение, да переменный ток на лобные доли…
— Не трави душу!..
— А в качестве катализатора я бы использовал стугестирин…
Маньяк жмурится, сглатывает, начинает быстро и неровно дцшать, чуть ли не с постанываниями, и наконец не выдерживает, частит скороговоркой:
