Карлики - Дегтярев Максим Владимирович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Я залез в Татьянин справочник и без труда нашел его адрес-код. Стас оказался дома и, на первый взгляд, если и симулировал, то не слишком. Увидев меня он слегка опешил:
— Фед, я честно заболел! Я виноват, конечно, но так уж случилось… — начал он с ходу оправдываться
— Из-за тебя я опять поссорюсь с Татьяной! — я грозно наступал, поскольку понял, как можно использовать обострение комплекса вины у Стаса.
— Ну что я мог поделать! Ногу я сломал, ногу, вот смотри, — и он сунул мне в экран загипсованную конечность.
Она меня убедила.
— Ладно, ладно, убери копыто и слушай. Сегодня у тебя есть шанс загладить свою вину.
— До Татьяниного возвращения я весь к твоим услугам, — заверил он меня.
— Весь ты мне не нужен, — поспешил я его обрадовать, — нужны твои мозги. И потом, ты все равно там ни черта не делаешь. Сейчас я пришлю тебе кое-какие статьи, и ты должен в них разобраться. Обрати внимание на теорию Лефевра и на то, что из нее вышло. А если не разберешься, то все Татьянины дифирамбы по поводу твоих мыслительных способностей будут, отныне и навсегда, считаться подлым враньем, — страшно пригрозил я.
— Давай, шли, разберемся. С головою, слава богу, у меня все в порядке.
— Вот-вот, разберись, пожалуйста.
— А тебе это по работе нужно? — Стас подразумевал «Сектор Фаониссимо» (я надеюсь).
— По работе, по работе, — подтвердил я.
— Тогда, жду.
— Ладно, выздоравливай, — пожелал я ему напоследок.
Я расслаблено потягивал кофе и перелистывал присланные труды, стараясь отыскать что-нибудь более-менее понятное. Но, по-прежнему, оставалось неясным, как все эти научные результаты я мог бы применить на практике. Ведь то, что преступники считали для себя опасным, они уже уничтожили. Следовательно, даже если Стас очень постарается, на выходе я могу получить круглый ноль и ничего больше. Стоп, а почему они, то есть преступники, так убеждены, что полностью себя обезопасили? «Ну нет, дорогие мои, знание неуничтожимо», — порция коньяка все еще действовала, и я снова не заметил, как стал говорить сам с собою: "Сосед все видит, сосед все знает. И все, что он видит и знает, он сообщит в редакцию, — угадайте — какую? — правильно, в редакцию «Сектора Фаониссимо» — зловеще предупредил я невидимого собеседника. И принялся сочинять письмо обеспокоенного читателя в наш журнал. Вышло оно таким:
Уважаемая редакция!
Я всегда и с большим интересом читаю ваши научно-популярные статьи. Теперь же настало время мне, вашему читателю, поделиться с вами некоторыми загадочными, но достоверными фактами, что по большому секрету были сообщены мне одним моим знакомым, проживающим на Фаоне. Не просите меня назвать его имя, ибо это невозможно по целому ряду соображений и, в первую очередь, потому что он сам был бы против. Я буду краток и передам лишь самую суть.
Контрабандой биороботов в наше время уже никого не удивишь. Но в данном случае, мы имеем дело с чем-то большим. Речь идет о гоморобоидах — человекоподобных существах, выведенных искусственно и представляющих угрозу всему человечеству. Страшные сказки об инопланетянах покажутся нам детской забавой, если эти ужасные и безжалостные монстры смогут незаметно проникнуть в человеческое общество. Я уверен, что вы, с вашими возможностями, сможете либо успокоить взволнованную общественность, либо, если все изложенное — правда (в чем лично я не сомневаюсь), положить конец преступным замыслам.
С горячим оркусовским приветом,
Джон Смит.
Почему я поселил Джона Смита на Оркусе — не знаю. Наверное, из-за нелюбви к этой планете. Слово «гоморобоиды» привлечет внимание тех, кто знает о гомоидах, а те, кому про гомоидов ничего не известно, сочтут, что речь идет о биороботах. Одно нажатие клавиши — и письмо отправилось плутать по накопителям, дабы сделать вид, что идет оно с Оркуса.
8
В девять утра я позвонил Виттенгеру, чтобы напомнить ему о данных мне вчера обещаниях. Я ожидал застать его, в лучшем случае, за завтраком. В экране появилась помятая полицейская физиономия. Судя по одежде, Виттенгер был уже при исполнении.
— Чего тебе? — буркнул он. После вчерашней совместной попойки и в честь наступившего похмелья он окончательно перешел на «ты».
— Вы уже встали? — удивился я, продолжая, по привычке, говорить ему «вы».
— А ты еще спишь, как погляжу, — проворчал полицейский. Он говорил куда-то в сторону, словно комлог мог передавать не только звук и изображение, но и запах. За спиной у Виттенгера мелькнула знакомая обстановка.
— Решили навестить вдову? — спросил я, в душе радуясь тому, как рьяно он принялся выполнять мои рекомендации.
— Теперь она больше не вдова, теперь Перк — вдовец, если б только был жив, — доходчиво объяснил Виттенгер.
— Погодите, погодите… вы хотите сказать, что Эмма Перк мертва? Я вас правильно понял? — переспросил я для верности.
— Правильно, правильно — мертвее некуда, — с профессиональным цинизмом подтвердил он.
— Вы там долго еще пробудете? Я сейчас приеду! — крикнул ему я и стал второпях собираться.
— Сиди лучше… — очевидно он хотел сказать «сиди лучше дома», но я выключил связь.
Наплевав на правило летать ниже километра только по часовой стрелке, я помчался прямиком на восток-юго-восток — к дому Перка. Для проникновения в дом я применил тот же метод, что и в день смерти Перка — верхом на ком-то из жильцов.
— Ну и кто тебя звал? — такими словами встретил меня Виттенгер.
— Вы если и зовете, то только в одно место… — огрызнулся я.
— В одно место мы не зовем, а посылаем, — обычный полицейский юмор.
Тело Эммы Перк лежало возле письменного стола, с которого пять дней назад я забрал комлог. Одета она была так, будто только что встала с постели: верхняя часть пижамы, домашний халат. Рядом с телом стояло рабочее кресло, над столом светился экран домашнего компьютера.
Из соседней комнаты раздались детские всхлипывания.
— Мальчик? — спросил я.
— Нет — девочка!… Разумеется, мальчик — он в порядке, сейчас с ним психиатр, — злобно вымолвил Виттенгер.
— Как зовут ребенка? — я вдруг вспомнил, что никогда не интересовался его именем.
— Также как и отца — Альм — Альм-младший.
— К чему давать ребенку имя отца? — удивился я.
— Теперь уж точно — не у кого спросить, — ухмыльнулся Витенгер.
— Как она умерла, уже известно?
— Шоковый разряд, вот видите — с правой стороны чуть ниже уха покраснение, — нагнувшись Виттенгер показал, куда был нанесен удар цефалошокером.
— Давно? — продолжал расспрашивать я. На удивление, Виттенгер мне отвечал.
— Часов в пять утра — плюс-минус.
— Оружие нашли?
— Нашли, вот… — майор показал мне пакетик с шокером, — цефалошокер был зажат в ее правой руке, — пояснил он.
— Черт, похоже накаркали мы вчера… — выругался я.
— В смысле? — не понял Виттенгер. Он не помнил ничего из вчерашнего разговора.
— В смысле, не сама ли она все это устроила, — ответил я. На трезвую голову произносить слово «самоубийство» невыносимо тяжело. — Следы какие-нибудь нашли?
— Все пробы сняли, расшифровывать будем в лаборатории — все равно спешить теперь некуда. А на это вы обратили внимание? — Виттенгер указал на экран. Я посмотрел. На экране была лишь одна строка:
Я НИКОГО НЕ УБИВАЛА
— так там было написано, черным по белому.
— Вот те раз… — пробормотал я, — предсмертная записка? Или один из тех знаков, о которых вы мне вчера толковали?
— О чем вы? Какие еще знаки? — несколько напряженно переспросил Виттенгер. Я попытался напомнить:
— Ну вспомните, вы говорили, что каждое наше движение — это знак…
— И я так говорил? Знаете что, забудьте-ка вы все, что я вам вчера наговорил, — посоветовал он.