Алло, милиция? Часть 3 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗
— Лейтенант Евстигнеев! Я — майор Шестаков. Предъявите документацию, служебное удостоверение, карточку-заместитель, свисток, жетон, расчёску, блокнот, ручку. Заодно объясните, почему в рабочее время и на рабочем месте находитесь не в форме.
По оттенкам интонаций и дебильному вопросу про форму Егор догадался, что в слегка заснеженной шинели перед ним стоит бывший партийный работник. Или комсомольский, монопенисуарно. Реальный офицер МВД, поздоровавшись, для начала разделся бы.
— Понимаю, проверка. Первую ошибку не допущу и покажу вам свои документы, как только предъявите мне служебное удостоверение и предписание на проверку. Правильно? — он удовлетворённо кивнул, когда майор вытащил удостоверение и махнул им в раскрытом виде. — Спасибо. Да вы раздевайтесь. Вон шкаф, в нём вешалка. У меня документов много, запаритесь, читая.
— Предпочту в общей раздевалке.
— В горрайорганах нет общего гардероба. Даже гардеробщицы нет. Вы давно в системе МВД?
— Это не имеет значения.
Он всё же разделся, но шинель и шапку положил на стулья у окна. Сам занял стул для подозреваемых.
— По списку. Удостоверение, карточка-заместитель, личный номер, блокнот. Ручек — целый набор. Свисток, — Егор даже дунул в него, доказывая, что он — настоящий, работоспособный и на боевом взводе.
— Свисток должен быть на ключах, а не в ящике стола. Как и личный номер, — ворчливо заметил Шестаков.
— Но я предъявил? Пункт пройден успешно, отметьте себе. Да, расчёска.
Лейтенант ухмыльнулся. Его коротко стриженый ёжик никакая расчёска не уложила бы в ином порядке. Зато хорошо держался парик на концерте.
— Ладно. Служебные документы.
— Вы имеете в виду уголовные дела? Помечайте: следователь не нарушил уголовно-процессуальный кодекс и не раскрыл тайну следствия. Я имею право показать их только вышестоящему следственному начальству или надзирающему прокурору. Это всё?
— Нет! Не всё! — майор начал закипать. Или демонстрировать показное возмущение. — Вы хоть понимаете, во что втравили своё отделение? Геннадий Николаевич лично держит на контроле!
— Геннадий Николаевич? Вы имеете в виду министра Жабицкого?
— Догадливый… Где же была твоя догадливость, когда опорочил два десятка семей уважаемых людей, руководящих сотрудников аппарата ЦК, обкома и горкома партии?
— Во-первых, перестаньте мне тыкать. Или мне тебя тоже по имени называть? Ты у меня в кабинете. Чего хамишь? Ой, водички предложить?
Действительно, майор был ошарашен настолько, что, казалось, проглотил запасной магазин от ПМ и сейчас не мог вымолвить ни слова.
— Во-вторых, товарищ майор, я с пятницы не произвёл ни одного следственного действия, никого не допрашивал, не отправлял никаких писем и ничем не тревожил уважаемых начальников. У вас есть противоположные факты?
— Да! С вашей подачи… — он всё же вернулся к обращению на «вы». — С вашей подачи за субботу и воскресенье вызваны и подвергнуты допросу юноши и девушки, дети самых достойных родителей Белоруссии!
— Что значит — с подачи? Я никого не вызывал, не допрашивал. Субботу и воскресенье провёл с невестой, в свои законные выходные. В пятницу выступал с «Песнярами» во Дворце спорта, в своё законное личное время. Был очевидцем, как госбезопасность задержала с поличным торговца наркотиками, но не сына, а всего лишь родного племянника Первого Секретаря ЦК Комсомола. Щенок сначала хорохорился, что высокосидящий дядя укроет его любое преступление, потом скуксился и накатал повинную. Дядю ещё не погнали с работы взашей? Но это не моё дело. Я другие расследую.
— Указали на вас как инициатора безобразия…
— Майор! Позвольте, я включу магнитофон, и вы ещё раз под запись охарактеризуете оперативно-следственные мероприятия КГБ как «безобразие». Но, думаю, мне и так на слово поверят.
— Думаешь, твои друзья из ГБ тебя защитят? Министр ясно дал понять: чтоб в органах духу твоего не было! К вечеру!
— Почему? Свисток на месте, расчёска тоже. Вне дежурств следователь вправе носить гражданское, читайте приказ, вам уже, наверно, оформили допуск. Хоть одно нарушение у меня нашли?
— Найдём. И ваш начальник подскажет. Он тоже будет рад от вас избавиться.
— Не худший вариант. Все мои друзья-выпускники, кто не был в армии на действительной, служат за речкой военными дознавателями. Год за два, рост до старлея, харчи, после Афгана — перспектива в военной прокуратуре… Шестаков! Наверно, я буду себя считать вам обязанным.
— Не надейся на лучшее, сволочь!
Схватив шинель с шапкой, тот ускакал — к начальнику РОВД или к Сахарцу. Егор продолжил чистить документы, после придурка могли прислать кого-то знающего.
Пятиминутка длилась вместо обычных сорока или пятидесяти минут необычайно долго — часа полтора. То ли ораторствовал некий новый гений политпросвета, вещавший нетленные истины про укрепление трудовой дисциплины, то ли начальникам следствия и всего горрайоргана смерть как не хотелось слышать про разборки из-за егоровых инициатив.
Наконец, звякнул телефон.
— Евстигнеев! Зайдите ко мне.
Распихав по карманам свисток, расчёску, блокнот и прочие столь же необходимые для борьбы с преступностью аксессуары, он поплёлся вниз, заранее предвкушая отравление «Беломором».
Шестакова там почему-то не оказалось.
— Александр Сергеевич! Позвольте открыть окно. Меня всё равно уволите, так сохраню кусочек лёгких для новой жизни.
Сахарец обречённо махнул рукой.
— Открывай. И пиши рапорт. По собственному.
— В ГАИ?
— На гражданку.
— Хорошо, что не на гражданина. Я не по тем делам.
— Пиши. Иначе уволиться придётся мне. Пославшие Шестакова не простят.
Егор опустился на стул около приставного столика.
— Разрешите доложить, что произошло в пятницу.
— Валяй. Только это ничего не изменит. Даже если ты святее Папы Римского.
— Святее. Меня попросили сыграть две песни с Мулявиным, по старой памяти. Просил знакомый из КГБ, которому по ряду причин отказать невозможно. Да и вообще, святой долг милиции — порваться на портянки, чтоб помочь чекистам.
— Смеёшься? Мне не смешно.
— Мне тоже не особо. Отпросившись у вас, сходил на репетицию, сыграл. Вечером подменил гитариста. А пока я за него лабал, этого дурня повязали гэбешники. Он покупал наркоту. И знаете у кого? У родного племянника Кожемякова, не придумавшего ничего лучшего, чем угрожать гэбне: мой дядька из ЦК вас порвёт как тузик грелку. Те как услышали, что ниточка идёт наверх, к самым высоким буграм республики, аж засветились от счастья. Их же товарищ Андропов науськивает: изживать коррупцию в верхних эшелонах власти! А тут сидит такой подарок и сопли по щекам размазывает. Короче, до начала второго действия концерта он сдал всех покупателей наркоты и поставщика. А главное для нас, оба раза сидел на трибуне «Зари», когда отморозки били тачки. Я слил Папанычу всех посетителей «автогонок», чтоб выяснил фамилию организатора, его кликуха — «Баклан». В воровском мире непочётная, кстати. Ну, а если Папаныч или люди из управления КГБ не слишком деликатно зажимали пальчики в двери высокородным детишкам, так я причём?
— Какая разница? — Сахарец запалил очередную беломорину. Наверно, ползарплаты пускал в дым. Стоят — копейки, но если смолить до десятка пачек ежедневно… — Сказано: виноват ты. Значит, тебя нужно выгнать. Или меня, если не исполню приказ. Тем более, ты мне надоел ещё на практике.
— Александр Сергеевич, теперь представьте. Вы расследуете серьёзное дело, знаете, что виноват, скажем, Вася, ему светит пятнаха. Вас вызывает начальник городского следствия и говорит: Васю не трогай, сажай Петю. Пойдёте на сделку с совестью?
— Это разные вещи. Ты не в тюрьму идёшь. Деньги есть, твоя жена, ну — почти жена, ответственный работник торговли, в «Песнярах» накопил, не бедствуешь. Устроишься.
— Это одинаковые вещи. Совесть — как девственность. Её нельзя потерять чуть-чуть. Она есть или её нет. Ваш выбор. Удостоверение на стол?
