Кракен - Мьевиль Чайна (онлайн книга без txt) 📗
— Да уж, — сказал Билли. — Это называется дерместариум. — Через задние окна видны были стальные контейнеры-гробики. — Здесь мы очищаем скелеты от всего, что на них налипло. Dermestes maculatus.
Компьютерный экран рядом с контейнерами показывал какую-то отвратную и явно очень соленую рыбу, пожираемую тучей насекомых. Кто-то довольно громко подавил рвотный позыв.
— В контейнере есть камера, — пояснил Билли. — По-нашему они называются жуками-кожеедами. Прогрызаются сквозь что угодно, оставляя после себя одни кости.
Мальчик ухмыльнулся, дернув отца за руку. Остальные растерянно улыбались. Жуки, пожирающие плоть: иной раз жизнь и впрямь напоминает второразрядный фильм.
Билли обратил внимание на одного из парней. Тот странно выглядел в старомодном костюме, поношенном, но изящном. На лацкане была приколота булавка в форме звездочки с длинными лучами, два из которых оканчивались завитками. Этот тип делал записи, строча в блокноте с огромной скоростью.
Систематизатор как по характеру, так и по профессии, Билли давно пришел к выводу, что эту экскурсию совершают люди всего лишь нескольких типов. Дети — в основном мальчики, застенчивые, донельзя взволнованные, знающие много о том, что представало их глазам. Родители этих детей. Робкие парни и девушки от двадцати до тридцати, по-детски ищущие развлечений. Их друзья и подруги, преисполненные терпения. Изредка — туристы, отклонившиеся от обычных маршрутов.
А еще — одержимые.
Только они обладали б о льшими познаниями, нежели дети. Иногда они ничего не говорили, но порой громко перебивали Билли, задавая вопросы, или поправляли его в научных деталях с изнуряющей суетливостью и дотошностью. За последние несколько недель таких посетителей стало больше, чем обычно.
— Похоже, под конец лета все чудики выбираются наружу, — сказал Билли своему приятелю Леону несколько дней назад, когда они вечерком сидели в пабе на берегу Темзы. — Сегодня заявился один типчик с полным комплектом значков Звездного флота. К сожалению, не в мою смену.
— Фашист, — ответствовал Леон. — Почему ты с таким предубеждением относишься к этим чудилам?
— Что ты, — сказал Билли. — Ведь это отдавало бы мазохизмом.
— Да, но не обращай внимания. Ты сам на них похож, только хорошо замаскировался, — сказал Леон. — Ты можешь украдкой выползать из гетто чудиков, пряча свой значок, и приносить еду, одежду и новости из внешнего мира.
— Мм, как вкусно.
Навстречу шли несколько коллег Билли.
— Как дела? — спросил Билли, поравнявшись с ними. — Привет, Кэт, — сказал он девушке-ихтиологу. — Здорово, Брендан, — бросил он другому куратору и получил в ответ:
— Как дела, Пробирочник?
— Не задерживайтесь, пожалуйста, — сказал Билли своей группе. — И не беспокойтесь, мы приближаемся к очень интересной штуковине.
Пробирочник?Билли видел, что двое-трое из его сопровождающих гадают, не ослышались ли они.
Это прозвище родилось после попойки с коллегами в Ливерпуле, в первый год его работы здесь. Шла ежегодная конференция общества профессиональных кураторов. Целый день велись разговоры о методах и истории консервирования, о музейных планах и способах представления экспонатов. А затем — вечерние посиделки у барной стойки: начавшись с вежливых вопросов типа «И как же ты пришел к этому?», они вылились в рассказы о детстве. В конце концов эти бессвязные повествования под воздействием алкогольных паров превратились в Биографический Блеф, по чьему-то меткому словечку. Каждый приводил нелепый с виду факт из своей жизни — кто-то съел слизня, кто-то был одним из четверни, кто-то пытался сжечь дотла свою школу и так далее, — а остальные крикливо не соглашались с тем, что это правда.
Билли с невозмутимым видом заявил, что стал результатом первого в мире успешного оплодотворения in vitro [1], но впоследствии лаборатория от него отреклась из-за внутренних интриг и проблем с разрешением, так что официальные лавры достались кому-то другому через несколько месяцев после рождения Билли. Когда его стали расспрашивать о подробностях, он с пьяной легкостью назвал докторов и местонахождение лаборатории, рассказал о незначительных осложнениях, возникших во время процедуры. Но прежде чем были сделаны ставки и он признался, как было на самом деле, разговор принял неожиданный поворот и эту игру оставили. Лишь двумя днями позже, уже в Лондоне, один из сотрудников спросил, правда ли все это.
«Абсолютно», — сказал тогда Билли дразнящим невыразительным тоном — то ли «конечно», то ли «конечно нет». С тех пор это слово приклеилось к нему. Билли сомневался, чтобы кто-нибудь ему поверил, но прозвище Пробирочник в разных вариантах по-прежнему оставалось в ходу.
Они прошли мимо еще одного охранника — здоровенного свирепого мужика с обритой головой и выпирающими мышцами. Тот был на несколько лет старше Билли и звался Дейном Таким-то — все это Билли подслушал из чужих разговоров. Билли, как всегда, кивнул ему и попытался поймать его взгляд. Дейн Такой-то, как всегда, проигнорировал скромное приветствие, к чрезмерно бурному возмущению Билли.
Но когда закрывалась дверь, Билли увидел, что Дейн признал кое-кого другого. Охранник быстро кивнул сосредоточенному молодому человеку с булавкой в лацкане, одержимому, чей взгляд блеснул кратчайшим ответом. Билли удивленно наблюдал за всем этим и за миг до закрытия двери заметил, что Дейн смотрит на него.
Знакомец Дейна не встречался с ним взглядом.
— Чувствуете, насколько здесь прохладнее? — сказал Билли, тряся головой, и быстро провел экскурсантов через двери, управляемые таймером. — Это чтобы избежать испарений. Может вспыхнуть пожар. Видите ли, здесь немало старого доброго спирта, так что…
Билли мягко хлопнул ладонями, изображая взрыв.
Посетители застыли в экспонатном трансе. Выстроенные в ряд загадки природы. Километры полок с банками. В каждой — неподвижное плавающее животное. Даже звуки вдруг показались заточенными в бутыли и закупоренными, словно на всё вокруг надели крышки.
Животные выглядели бессмысленно-сосредоточенными, некоторые похвалялись своими бесцветными внутренностями. Плоская рыба в коричневатых чанах. Банки с гроздьями покоричневевших мышей — этакие гротескные соленья, вроде маринованного лука. Мутанты с лишними конечностями, зародыши с неявными очертаниями. Все они были аккуратно расставлены по полкам, словно книги.
— Видите? — сказал Билли.
Еще одна дверь, и они окажутся рядом с тем, зачем сюда пришли. Билли много раз наблюдал, как это происходит.
Когда они войдут в аквариумный зал, расположенный в самой сердцевине Дарвиновского центра, он ненадолго замолчит. Вдоль стен огромного помещения тянутся другие полки. На них — несколько сотен других бутылок, от тех, что человеку по грудь, до тех, что не больше стакана. Во всех видны скорбные морды животных. Линнеев декор: переход из одного вида в другой. Стальные клети, шкивы, свисающие, словно лозы. Никто ничего не заметит. Все взгляды будут устремлены на огромный аквариум в центре зала.
Ведь ради него они сюда и пришли, ради этого розоватого огромного существа. Несмотря на его неподвижность; на раны, причиняемые медленным разложением; на струпья, мутящие раствор; несмотря на то, что глаза его сморщились и исчезли; несмотря на его болезненную окраску; несмотря на изогнутость его спутанных конечностей, словно бы вывихнутых, — несмотря на все это, они явились сюда ради него.
И оно будет висеть, снабженное щупальцами нелепое, массивное существо цвета сепии. Architeuthis dux.Гигантское головоногое.
«Его длина — восемь метров шестьдесят два сантиметра, — скажет наконец Билли. — Не самый большой из тех, что нам доводилось видеть, но и не лилипут — (Посетители окружат стеклянную посудину.) — Его нашли в две тысячи четвертом году у Фолклендских островов».
