Илоты безумия - Чергинец Николай Иванович (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Раздался стук в дверь, и в каюту вошел Ричард Эршад:
— Ну, как вы устроились?
— Нормально, — ответил Мельников. — Мы можем выходить из каюты?
— Конечно, вы же свободные люди. В любое время можете выходить на палубу, гулять, дышать морским воздухом. Кстати, ваш соотечественник размещен через каюту справа. Если появится желание, можете пообщаться.
— Кто? Откуда? — спросил Мельников.
— Точно не знаю. Спросите у него сами.
Эршад ушел. Мельников предложил:
— Небось дело к утру идет. Давай спать.
Верхнее место досталось Полещуку. Они выключили свет и уснули.
Солнце было уже высоко в безоблачном небе, когда их разбудил стук в дверь. Эршад пригласил на завтрак.
Умывшись, парни вышли в длинный коридор и по нему прошли, казалось, через все судно. Вскоре очутились в небольшом помещении, где было три квадратных стола. Судно уже плыло, и его немного покачивало. Парни с непривычки широко расставляли ноги и передвигались неуверенно.
За первым столиком сидел мужчина. При появлении Ричарда и парней он встал. Ричард указал на него рукой:
— Вот, знакомьтесь, он тоже русский.
Стоявший у стола был высок, худощав и небрит. Одет в джинсы-«варенки» и темно-зеленую, с короткими рукавами майку. Он первым протянул руку:
— Привет, мужики! Я Семен Бугчин. Также, как и вы, удачно рванул на свободу.
Мельников и Полещук пожали ему руку, но называть себя не стали.
Эршад заглянул в узкую дверь, ведущую в другую комнату, и что-то громко сказал.
«На английском шпарит», — отметил про себя Мельников.
Через минуту вошли двое, в руках они держали подносы с едой.
Эршад сказал:
— Вы кушайте, а затем можете осмотреть судно. Если я понадоблюсь, моя каюта находится между вашими, заходите.
Оставшись втроем, русские взялись за еду.
Бугчин ел жадно и похваливал то ли завтрак, то ли обед:
— А что, мужики, ничего кормят на Западе, а? И вкусно — что надо! Нет, не скажите… житуха ждет нас шикарная, — он потянулся за банкой с пивом и с шумом откупорил ее. — Не пиво — чудо. Умеют же делать, а?
Мельников осторожно, изучающе посматривал на Бугчина: на вид лет тридцать пять, глаза неопределенного цвета, бегающие, злые, острый кадык, волосы чуть вьющиеся, большие залысины, немного картавит.
— Вы с оружием рванули, а? — доверительно спросил Бугчин. — Наверное, пришлось кое-кого кокнуть? И правильно. Уйти из части иначе и нельзя, надо часовых убрать. Я-то Советам нашкодил что надо!
Мельников насторожился:
— А как нашкодил?
— По своей методе…
Мельников заметил, что Бугчин даже от пива несколько окосел, и пошел на хитрость. Протянул ему свою банку:
— На, пей, мне что-то не хочется.
— Во дает! От такого пива отказывается, — удивился Бугчин, но банку взял и, откупорив, сделал несколько глотков. — А ты что, не любишь пива?
— Да не в этом дело. Мы утром уже пили в каюте.
— Вот это да! У вас в каюте пиво, а у меня — фички! Ничего себе хохмочки! Надо же!
Увидев недоуменный взгляд Полещука, Мельников осторожно толкнул его коленкой — молчи, мол:
— Какой-то моряк нам вчера, когда пришли на корабль, дал.
— Смотри ты! Надо же!
Лексикон Бугчина был небогат, и словами-паразитами пестрела почти каждая фраза.
— Вот бы этого мужика найти! Может, дал бы еще пивка. Надо же, на халяву такое пиво, а?
— А как ты рванул? — не терпелось узнать Мельникову.
— О, мне повезло. Я сам — строитель. В прошлом году переехал в Ташкент. Надо же было как-то из Краматорска удрать.
— А чего из Краматорска надо было бежать?
— С женой развелся, а она на алименты подала. Надо же! А?
— А сколько детей у тебя?
— Двое от этой.
— А что, есть еще?
— Ха-ха. Даешь ты! Вроде не знаешь, что у каждого мужика детей по свету бегает вон сколько!
— Ну а как здесь оказался?
Полещук понял, почему Мельников отдал свое пиво, и пододвинул Бугчину свою банку:
— Пей, я тоже не хочу.
— Надо же! — Бугчин уже захмелел. — Вы мужики что надо, — он открыл третью банку и приложился к ней. Не обращая внимания, что пиво течет по небритому подбородку, осушил банку и пробормотал: — Не забыть бы отлить, а?
— А как ты из Союза рванул? — допытывался Мельников.
— А я попросился в Афганистан помогать им социализм строить. Направили. Правда, долго мурыжили, резину тянули. Наверное, чуяли, гады, что могу намылиться. Но я же за год работы уже передовиком у узбеков стал, даже в президиум на собраниях выбирали. Надо же! Не хрен собачий был! Вот и направили, а я шесть дней потрудился в Кабуле на домостроительном комбинате и подумал: «Сема, хватит, иначе или желтуху, или тиф подхватишь». А это же, сами знаете, не триппер. А? Вот я прямо со старого микрорайона — он как раз на окраине города — вышел на Джелалабадское шоссе, а там пешком в сторону Пули-Чархи — и в горы. Как только встретился с бородатыми, руки вверх и кричу: «Я свой — шурави!» Это так советский по-ихнему зовется. Я об этом в первые же дни после приезда в Кабул узнал. Они меня обшманали, правда, суки — весь аванс, который мне выдали в Кабуле, забрали. Хамло, скажу вам, а не бандиты! Обидели честного человека ни за что. Я даже начал подумывать, не рвануть ли от них. Но тут на отряд напали. Бой начался, командир душманов прикрепил ко мне трех своих людей, они меня и повели. Три дня шли, и наконец я оказался в Пакистане, в Пешаваре. Кто только со мной не говорил: и начальники душманские, и пакистанские, и американские. Не хотели верить мне, что я не военный. Надо же! Не верилось им все, что я добровольно к ним переметнулся. А? Послал бы их, но тут какие-то люди приехали. Поговорили со мной, поняли, что я на Советский Союз в обиде и готов бороться. Конечно, я думаю, они понимают, что за хорошие деньги. А?
И Бугчин откровенно рассмеялся. Мельников наивно спросил:
— И ты считаешь, что таким образом насолил Советам?
— Да, я оставил память о себе. Долго буду мстить им, а они и не узнают. Дохнуть будут, как крысы, а отчего, никто знать не будет. Кара — что надо!
— И что же ты такое придумал?
— Ну, например, в квартире управляющего стройтрестом во время ремонта в штукатурку заделал ампулу с радиоактивным веществом. Ту же козу заделал своему мастеру. Митькой его зовут. Он меня все воспитывал: «Возвращайся к жене, детям! Не бросай семью!» Не пойму, какое ему дело до этого? Скоро у него не только стоять не будет, но и сам копыта отбросит.
— А где ты радиоактивные капсулы доставал?
— Кореш у меня есть — Витька Рогов. Мужик — что надо! В доску свой. Он контролером на такой установке работает. Я когда в Пакистане рассказал о нем, то у этих господ аж глаза загорелись. Уж больно заинтересовались им. Надо же! Даже я и то — как бы в стороне: выкладывай им все о Рогове, и все тут.
— Ну, и кому еще ты такой «подарок» сделал?
— Какой подарок? Цезий, что ли? Еще сделал для всего нашего дружного коллектива. В коридоре здания управления на втором этаже, где больше всего людей толпится, за панель сунул. Пусть пооблучаются, потом ночью светиться будут. Понял? Вот так надо — спокойно, тихо, без шума и пыли.
В дверь заглянул Эршад:
— Ого, вы еще сидите! Приглашаю на палубу, подышать свежим воздухом.
— Это можно, — ответил Бугчин и, кряхтя, начал вылезать из-за стола. — А пиво там будет?
— Будет и пиво, — успокоил его Эршад.
На верхней палубе — яркое солнце, легкий ветерок, свежесть. Стали у борта. Изумрудная вода легкими волнами уходила назад.
— Интересно, акулы здесь есть? — задумчиво спросил Полещук и вдруг признался: — Я впервые вижу море.
— Поэтому об акулах подумал? — улыбнулся Мельников. — А может, искупаться в море решил?
Полещук оглянулся на отошедшего к корме Бугчина:
— Ты не представляешь, как домой хочется. Бросился бы в море и поплыл.
— С акулами наперегонки? — съехидничал Мельников. — Ты, браток, не забывай: мы с тобой — солдаты, и никто нас из армии не увольнял. Мы получили приказ и обязаны выполнить его. Пока мы одни, слушай еще один приказ. Когда будут спрашивать, нам придется открыться и назвать свои фамилии.