Блаженны алчущие (СИ) - Шизоид Агнесса (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
Кевин надеялся, что в этих словах есть доля искренности. Конечно, Картмор не мог не увидеть ни убожества их жизни, ни нищенского вида хозяйки дома. И все же мать Кевина сильно отличалась от соседок, простых баб, а в ее манере говорить и держать себя было нечто, вызывающее уважение. Так ему, по крайней мере, казалось.
— Но она у тебя, наверное, ужасно строгая? Признайся, — Филип несильно ткнул его в бок, — тебе ведь не раз доставалось розгами по рукам, а то и по другим местам? Или ты такой же идеальный сын, как ученик?
Кевин пожал плечами. — Бывало.
Случались у него — в далеком детстве — моменты упрямства, когда приедалась вечная зубрежка, и какой-то демон будто толкал испробовать мать на прочность. Но Реган Ксавери-Фешиа быстро нашла на него управу. Бить сына с должной суровостью ей было тяжело, спускать ему — не велел долг. Поэтому, когда Кевин плохо отвечал урок или не слушался, она стала наказывать себя самое, взяв трость в одну руку и лупцуя по другой — а уж к себе она всегда была беспощадна. Пока доставалось ему самому, Кевин еще терпел — из упрямства и гордости, но смотреть, как дерево снова и снова обрушивается на худое материнское предплечье, взбухающее красными полосами, оказалось невыносимо. Попытки ребяческого бунта закончились раз и навсегда.
— Тетя Вив говорила, что не позволит чужим людям бить ее племянников, поэтому наказывала нас сама. Хотя что я говорю — нас! — Филип закатил глаза. — Бэзил же у нас хрустальный, и стоит на него сильно дунуть, разлетится на сотни жалобно звякающих осколков. Впрочем, я на тетю не обижался — иногда даже нарочно что-то выкидывал, чтобы она ненадолго отвлеклась от своих книг, трав и колбочек. А когда начались занятия с дядюшкой, убедился, что то были, можно сказать, материнские ласки. Вот Бэзил на отца и дядю дуется до сих пор, но это ведь глупо!.. Важно не что человек тебе делает, а только почему, понимаешь? Разве можно злиться на то, что делается любя. Дядя ставит нам синяки потому, что хочет, чтобы его племянники могли постоять за себя, когда придет настоящая опасность. Как тогда, в Тьмутени.
А еще ему просто нравится бить людей, подумал Кевин, но, конечно, промолчал. Тем паче, что привилегию быть избиваемым Алым Генералом не променял бы ни на что.
Они уходили все дальше от дома, и на душе становилось легче. Кажется, визит, которого Кевин столь сильно боялся, прошел не так уж плохо. Филип вел себя с ним как обычно, и скоро забудет тягостные впечатления этого дня в водовороте ярких картин светской жизни.
Узкий проулок, влажный от испарений, выплюнул их на улицу пошире, шумную, полную лавок и кабаков. Впереди — высокая арка, за ней — Утроба, а там прямой дорогой к реке. Стремясь поживее вывести друга из трущобы, Кевин шел вперед быстро, почти не глядя по сторонам. Он потерял бдительность — а зря.
— Эй, ты!
Голос, от которого кишки свернулись в узел, а к горлу подкатила желчь. Жизнь снова поставила ему подножку, чтобы уронить лицом в вонючую грязь.
От шока Кевин остановился, и это стало его второй ошибкой. Потому что вслед за ним остановился Филип, и события начали разворачиваться с необратимостью страшного сна.
— Кого я вижу! Это же мой непочтительный сын! — Знакомый до тошноты сиплый басок звучал уже над самым ухом, в ноздри ударил запах старого пота и сивухи.
Кевин развернулся, сжимая кулаки. Его обожгла ненависть, горячая как лихорадка, и отвращение, как при виде той гнусной твари из канавы. Только на сей раз меч ему не поможет.
У стены кабака, в тени навеса, скорчились с кружками в руках темные фигуры. Но одна из них решилась выползти на свет Божий, омрачив ясный день своим непотребным видом. Щетина на подбородке, сине-красные прожилки на щеках, скула вздулась фингалом…
— Что, родного отца уже не узнаешь?! Ну еще бы! Что тебе до старого солдата, который стал калекой, сражаясь за свою страну! Мы же теперь важные господа, в а-ка-де-ми-ях учимся. Смотрит на меня так, будто не этот старый уд его породил! Такой же, как моя женка, та тоже считает, что писает розовой водой. Или стыдишься отца перед своим богатеньким дружком? — Узловатый палец указал на Филипа. — Вы посмотрите на этого, волосики завитые, рюшечки, ленточки, баба, да и только! А меч-то ты умеешь держать, щенок?
— Перед тобой Филип Картмор, сын Лорда-Защитника, — прошипел Кевин. Горло сдавливала ярость. — Думай, что говоришь.
Старый пьянчуга окаменел. Налитые кровью глазки долго моргали, пока слова сына пробивались сквозь сивушный туман. Потом в них появился страх.
— Мой лорд, какая честь! — Голова опустилась вниз, плечи сжались — он словно уменьшился ростом. — Не признал вас! — Рука дернулась вверх, сорвать отсутствующую шляпу. — Такая честь для меня и моего сопляка! — Пресмыкаясь, он стал еще отвратительнее, чем в гневе.
Филип уже оправился от удивления и нацепил свою самую любезно-непринужденную улыбку. — Ну что вы, это для меня честь познакомиться с одним из храбрецов, что помогали отцу одерживать победу за победой. Кстати, мои волосы вьются сами, — добавил он невозмутимо. Дернул себя за темный локон, тут же спружинивший назад. — Куафер их только укладывает.
Пьянчуга шумно сглотнул, с опаской вглядываясь в лицо молодого Картмора. Но Филип продолжал улыбаться, и он, успокоившись, осклабился в ответ. Из вонючей пещеры рта торчали гнилые пеньки зубов. — Мой поклон вашему батюшке, великий человек, великий полководец! И вашему дяде — я же служил под ним. Мой молокосос, небось, не заикался даже.
Филип протянул пьянчуге руку для пожатия, и тот почти со страхом уставился на белую, в пене кружева, кисть. Осторожно, словно она была отлита из стекла, взял в свою лапищу.
Кевина передернуло.
Все это не могло, не должно было происходить! Его худший кошмар обретал плоть прямо перед глазами. Вот оно — наказание за то, что устыдился родной матери.
— Благодарю… — бормотал пьяница, почти сразу разжав пальцы. — Ваш дядя мне как-то кивнул, как сейчас помню. Жаркое тогда было дельце, при Ардатру. Вы бы видели меня тогда-то… Все говорили, что из меня выйдет толк.
Кевин дернул Филипа за рукав. — Пойдем! Пьянчуга услышал, и страх его прорвался гневной вспышкой. — Чего ты лезешь! Мы с Его Милостью беседуем, не видишь что ли, наглый щенок!? Вашмилсть, ежели вы им недовольны, скажите, я его отколочу — я еще могу!
Он и стоял-то не без труда — слегка покачивался, будто земля под ногами ходила ходуном. Вот он, истинный позор их семьи: пьяница, ничтожество, трус, чья ядовитая кровь текла в жилах Кевина.
— Вы весьма любезны, но в этом нет необходимости, — ответил Филип со смехом. — Я им доволен, и очень. Ваш сын, могу вас порадовать, унаследовал вашу отвагу.
— Да ну, он еще щенок, пороху не нюхал. То есть… — пьянчуга сглотнул, сообразив, видно, что это можно отнести и к Филипу. Поспешно забормотал: — Вы слишком добры, Вашмилсть, слишком добры.
Как же от него разило! Сколько месяцев или лет не стирали одежду, что болталась на высоком, худом теле?
Из-под навеса раздался еще один голос, усталый, с хрипотцой: — Мальчик, твой отец не собирается раскошелиться на людей, которые проливали кровь на его войне? Пятнадцать лет в строю, и мне едва хватает на кусок хлеба и чашку пойла, чтобы раны меньше ныли.
Говоривший с трудом распрямился, шагнул на солнце, открывая взгляду лицо с ожогом, пустой от локтя рукав.
Две другие тени одобрительно заворчали.
Кевин скрипнул зубами. Мальчик. Как у них только наглости хватало?! Филип что здесь, чтобы отчитываться перед всяким сбродом?..
— Когда мы одержим окончательную победу и страна воспрянет после тяжелых испытаний, первое, что сделает мой отец, это улучшит жизнь наших героев. И это наша общая война, — На миг в словах Филипа зазвучала сталь.
— Окончательную победу, говоришь… — ветеран невесело фыркнул. — Раньше я отращу новую руку. Я заметил, на твой шелковый костюмчик и золотые кольца деньги у твоего отца находятся и сейчас. Что же, так уж устроен мир.
